Здравствуй и прощай

После Покрова Иван Митрофанов собрался в Ополье за подарками для работников, решив отметить в хозяйстве закрытие полевого сезона. И Сергуню взял с собой. Сперва-то Мышкалов заупрямился, сослался на Иванушкина, весной демобилизовавшегося, но Митрофанов и слушать не стал:

– У этого Иванушкина лишь девки на уме. А ты человек семейный, значит, надёжный. И в столице жил – знаешь, что к чему!

Заранее договорившись, в субботу они отправились.

Подарки для женщин купили в торговом центре «Плаза» быстро – семь комплектов постельного белья. Это без проблем. А чем мужчин осчастливить – головоломка! Митрофанов спросил у Сергуни, что бы он хотел себе, но тот усмехнулся:

– Это смотря, какой суммой распоряжаться?!

– А что, если всем по набору инструментов, а тебе бензопилу?!

– Не, я не согласен. Зависть пойдёт, разговоры. Да и дорого – разоришься!

– Набор ключей я тебе дарил. Тогда всем по электрочайнику!

– Можно и так, только потом нас вполне могут называть твоими «чайниками»!

Митрофанов рассмеялся:

– А ведь не зря взял тебя с собой. Маракуешь! Ну, что, говори?!

– Во! – указал Сергуня на стеллаж. – Электродрели недорогие есть! Всегда в хозяйстве пригодятся, а чайники уж пусть жёны покупают! Ну, что берём?

– А давай! – согласился Митрофанов и попросил продавца: – Пять дрелей заверните!

Сложили они покупки в сумки и пакеты, вышли на свежий воздух, и Митрофанов напомнил:

– Сейчас мимо автовокзала поедем, а там в буфете отличные чебуреки. Ты сбегаешь, а я добро постерегу. Вот деньги.

Остановились недалеко от входа. Сергуня взял пакет и пошёл в вокзал. Купив чебуреков, он возвращался к выходу, когда чуть не столкнулся с молодой женщиной. Глянул на неё и рот раскрыл: Гришина! Одноклассница из слободы! Он подскочил к ней, окликнул:

– Тамар, узнаёшь?

Опрятная молодая женщина окинула усталым взглядом и удивлённо заморгала:

– Серёжа!

– Каким ветром занесло? – спросил Сергуня, разглядывая серые глаза, прямой нос, бледные губы и светлую завитушку волос, выглядывавшую из-под светло-коричневого берета.

– По делам была, – вздохнула она и расстегнула верхнюю пуговицу тёмно-бордового пальто, словно ей сделалось жарко. – А ты как здесь оказался?

– С нашим фермером приехал. Я же в Пустошку вернулся.

– Это хорошо, что вернулся! Женился?

– Да нет…

– Всё-таки «да» или «нет»?

– Молодой пока для такого серьёзного шага, – неожиданно соврал Сергуня.

– А я из дома возвращаюсь, – печально сказала Тамара и прижала к себе мальчика лет шести. – Это – Серёжа, – подсказала она.

– О как? Тёзки, значит! – удивился Сергуня и посмотрел на скуксившуюся Тамару. – Что с тобой?

– Это же твой… сын, Мышкалов! – сказала она и тяжело вздохнула, а его как током обожгло:

– Тамар, объясни толком?!

– А ты уже забыл? – укорила она. – Как быстро забыл то лето?!

– Да уж сколько времени-то прошло… – замялся Сергуня.

– Значит, помнишь!

 

 

Тамара ещё что-то говорила, но Мышкалов почти не слышал её. Он смотрел на стоящего рядом с ней светленького мальчика – бледного, хрупкого, не веря, что это его сын, а сам он давно отец! Вспомнив свои детские фотографии, обнаружил явное сходство. И сразу всплыло в памяти то лето, когда, отслужив, он вернулся домой. Как-то вечером пошёл в слободу на танцы, где встретил Тамару Гришину, уже студентку, приехавшую из Питера на каникулы. Тогдашние дни прошли для Сергуни как во сне. Уж такая у него любовь получилась с Тамарой, засматривавшейся класса с седьмого. Правда, он в ответ всякие каверзы подстраивал: то лягушку ей в рюкзак положит, то к стулу жвачку прилепит. А в девятом классе перестал обращать внимания на Гришину. Тем удивительнее было, когда на выпускном вечере она пригласила на «белый» танец. Но этим всё и закончилось. Мышкалова вскоре призвали в армию, и лишь когда он демобилизовался, их пути сошлись на две недели. Всего две недели, а запомнились навсегда, хотя были слёзы расставания и отъезд Мышкалова в Сибирь, куда он завербовался с товарищем по службе. «Я буду ждать тебя! – сказала Тамара на прощание: – Звони!» Сергуня несколько раз позвонил, но их общение закончилось, когда он утопил телефон, а номер на память не помнил. Года два спустя приезжал домой, была мысль зайти в слободе к её матери, но не зашёл. Зачем набиваться, если на Гришиной свет клином не сошёлся.

– Что же не сообщила, что родился Серёжка? – спросил Сергуня. – Что же молчала?!

– Где тебя искать? Да и зачем? Была бы нужна – сам нашёл.

– А я тогда телефон утопил.

– Откуда же мне знать.

– Но ведь Серёжке отец нужен!

– Да, нужен, но не будем сейчас об этом.

Мышкалов вдруг понял, что в эту минуту с ним случилось, наверное, самое важное в жизни. Он испугался, что они могут расстаться, не поговорив. Нельзя им так.

– Тамара, подожди – пойду Персику скажу, фермеру нашему, чтобы не ждал.

– Иди, конечно.

– Слушай, Иван, – подбежав к Митрофанову, выдохнул Сергуня. – Вот чебуреки – без меня езжай. Друга армейского встретил, надо пообщаться, а я позже на автобусе прикачу.

– Тебе видней! Долго-то не гуляй – твоя молодая заскучает.

– Нине я позвоню и всё объясню. Она понятливая.

Когда Сергуня вернулся к Тамаре, она что-то говорила сыну, а тот, увидев Мышкалова, стеснительно спросил:

Ты мой папа?!

Сергуня замялся на секунду, но сразу же налился радостью:

– Так и есть! Такой же Лель, как и ты! – и опустился перед ним на корточки: обнял, поцеловал и прижал к себе.

Тамара собралась купить билет, но он уговорил повременить с отъездом. Вышли из вокзала и пошли по улице. Куда? Зачем? Оба не думали об этом: она случайно встретила человека, которого когда-то любила, а он забыл обо всём, узнав, что у него есть сын. Рассказывали друг другу о своей жизни, говорила Тамара, и всё более о маленьком Серёжке, потому что большой Сергуня вопросами одолел. Всё-то ему интересно: ходит ли сын в садик, читает или нет, хорошо ли ест – всё-всё. В какой-то момент замолчал, а после паузы спросил:

– Вот почему, не пойму, не нашла меня, не позвонила, на худой конец сообщила бы моей маме?! Ты же её знаешь! Помнишь, приходила ко мне в гости? Мы катались на лодке, собирали на лугу клубнику, а потом мама накормила нас обедом?!

– Об этом сейчас легко говорить, а тогда во мне жила обида. Потом привыкла, хотя и трудно было привыкнуть. Когда родила Серёжку, то почти сразу отвезла его к маме. Только в прошлом году забрала, когда мамы не стало, а мне дали комнату в семейном общежитии аспирантов и место в садике. Пока училась, всегда на каникулы приезжала домой, так что Серёжка знал, что у него есть мама… – Она посмотрела на сына, внимательно слушавшего её, и добавила: – А теперь и папа приехал из путешествия. – Сынишка улыбнулся, посмотрел на Сергуню, прижался к нему, а у того мурашки по телу.

Подмёрзнув, они зашли в торговый центр, но Сергуня, заметив на противоположной стороне гостиницу, предложил:

– А давайте наберём еды и спокойно посидим час-другой, а может, и переночуем.

– Да ты что, Серёж?! Я так не могу. Да и ни к чему всё это. Что было, то прошло.

– Ладно, у нас прошло, а у Серёжки, может, только начинается.

– Нет, Мышкалов, разные мы.

– Не могу вас отпустить, не поговорив! Может, я всю жизнь ждал сегодняшнего дня!

– Давай поговорим, но недолго.

– Скажи, а чего это сына-то сделала моим тёзкой?

Она улыбнулась:

– А тебе разве не нравится? Мне кажется, что ты всегда со мной, как посмотрю на малыша, позову: «Сер-гу-ня!» – и на душе легче становится. Тебя ведь, кажется, именно так дома зовут?!

– Да, зовут… Только тяжело тебе одной.

– Привыкла. Даже не заметила, как окончила университет, в аспирантуру взяли, в следующим году окончу, работать пойду – легче будет. А ты после армии, помнится, в Сибирь уехал?

– Да. На реку Лену. До конца сезона пробыл там со старателями, а потом по стране меня закружило. Надоело кружиться – вернулся к родителям. Они вот-вот на пенсию уйдут, здоровье никудышнее – кто поможет, если старший брат живёт в соседней области, а младшая сестра в университете учится, не хуже тебя, да ещё спортом занимается – тоже дома не дождёшься.

– Серёж, вот говорю с тобой, а у самой душа неспокойная. Нам ехать пора!

– Зачем спешишь-то? – спросил Мышкалов.

– Нужно до вечера в Москву попасть и пораньше сесть на питерский поезд, а то в понедельник у меня утром занятия, а Серёжку надо успеть в садик собрать.

– Тогда хотя бы куплю ему кое-чего.

По-хозяйски расхаживая по торговому центру, Сергуня с подсказки Тамары купил сыну тёплую куртку и зимние ботинки на меху. Денег не жалел. Сам ему примеривал, оглядывал со всех сторон. Тамара в эти минуты так благодарно смотрела на Сергуню, что он слегка смутился, спросил:

– Надо бы и тебе что-нибудь купить. Подскажи что?

– У меня всё есть… – застеснялась она. – Пошли на вокзал.

– Не, сперва еды на дрогу купим! А то маленький Сергуня совсем бледный в вашем Питере.

Зашли в гастрономический отдел. Сергуня накупил сыра, сладких плюшек, йогуртов, воды минеральной. В овощном – мандаринов, орехов, гранатов и отправились на вокзал. Пока шли, Сергуня вспоминал злой и пристальный взгляд молодухи, обжегший в торговом центре. Сразу не вспомнил, где мог видеть её, а потом как кольнуло: «Она же на свадьбе была! Подруга Нины!» Он даже незаметно оглянулся, словно она могла идти за ними, но, на счастье, более не увидел её и быстро забыл.

Вскоре Мышкалов и Тамара были на месте. Он взял ей билет, детский – Серёжке. Она робко отказывалась, но он и слушать не стал. Дожидаясь отправления автобуса, они стояли в сторонке, и, как часто бывает, не знали о чём говорить. Когда автобус подошёл, Сергуня поцеловал сына и задохнулся от нехватки воздуха, когда он спросил:

– Пап, опять долго не найдёшься?

Тамара молчала, словно окаменела. Они поднялись в салон, Серёжка сразу уткнулся в окно. Сергуня махнул ему, думал и Тамара выглянет, но нет, не дождался этого. Сперва пожалел об этом, но вдруг решил, что и хорошо, что ни о чём не договорились, не обменялись телефонами. Была встреча, и нет её. Уж лучше бы совсем не было. Когда автобус отчалил, он ушёл с вокзала понурым и расстроенным. Зашел в кафе неподалёку, взял выпить, закусить. За столиком вспомнил о жене, позвонил ей:

– Нинуль, Персик уехал, а я задержусь. Однополчанина встретил, вот сидим отмечаем встречу – сама понимаешь. Столько лет не виделись. К вечеру появлюсь.

От недавних переживаний, от обидно короткой встречи с сыном он не на шутку разгулялся. Захмелев, сделал замечание двум парнями, попросил их не бузить, когда те начали выяснять отношения. В результате они наградили увесистым ударом в челюсть; не успев защититься, Сергуня вырубился. По-настоящему пришёл в себя от вопросов полицейских, доставивших в отдел, и покорно подчинился, когда его подтолкнули в одиночную камеру.

– Это тебе награда за примерное поведение! – «обрадовали» полицейские, отобравшие документы, телефон и продержавшие до следующего дня. Выпустили лишь после обеда. Вместо того, чтобы сразу позвонить Нине и отправиться в Пустошку, он, будучи злым на весь белый свет, зашёл в пивной зал и торчал в нём, не спеша никуда идти.

8

Лишь к вечеру Сергуня добрался до села, до дна разорив в пивной заначку. Он знал, что ему предстояло оправдываться, рассказывая, где провёл ночь. Полпути шёл не по шоссе, а напрямую – лощиной, и вспоминал встречу с Тамарой, сожалел, что ничего у них не завязалось, и теперь всё более думал о Нине. Увидев затеплившиеся огоньки села, представил, как она будет ругаться, и усмехнулся: «Так мне и надо, ослу кучерявому!»

На своей улице спустился к речке, присел на разбитую временем лодку и долго сидел, сравнивая себя с ней. Хотя сравнение не очень сильное, но всё равно что-то виделось такое, что напоминало о самом себе. Мол, не сберег лодку и вскоре от неё останется древесная труха. С лодкой связана его давняя любовь к Тамаре, хотя вчерашняя встреча с ней, а более – с сыном, ничего особенно не изменила. Даже тяжелее на душе сделалось от мыслей, от желания найти хоть какой-то выход из нечаянной ситуации. Долго он сидел у реки, а когда подмёрз, то поднялся, подумав, столкнул лодку в воду, словно прощался со всем, что было когда-то. Лодку подхватило течением, через несколько минут она почти затонула и унесла с собой воспоминания о днях минувших. Сергуня посмотрел вслед и постарался успокоить мысли.

Когда Елена Николаевна открыла дверь, то ничего не сказала и молча прошла в дом. Сергуня следом. Тишина.

– Где Нина? – громко спросил он и заглянул в пристройку, словно жена пряталась.

– Ушла. Утром. Чего натворил-то в городе? Она весь вечер ждала тебя, а потом ей кто-то позвонил, и наболтал, что тебя видели в магазине с какой-то женщиной, а при ней был ребёнок, очень на тебя похожий, и ты ему покупал одежду! Так и было?

– Да ничего похожего… Я же звонил Нине, предупредил, что встретил однополчанина, что приеду позже.

– А сам когда заявился? Где пропадал-то?

– В полиции ночь просидел.

– Чем же отличился-то?

– Дебош устроили в кафе… Ну, нас под белы руки и – в кутузку.

– А почему не позвонил?

– Сперва телефон отобрали, а когда выпустили, не до этого было – пошли к другу домой. Посидели, пива попили.

– Молодцы… Вот иди и жене всё расскажи, что мне рассказал. Может, поверит.

– Значит, говоришь, ушла Нинка? – переспросил Сергуня. – Сейчас как миленькая прибежит.

Он развернулся к двери, а Елена Николаевна испуганно предупредила:

– Только по-хорошему говори, без скандала. Не срамись!

Огонёк в медпункте был виден от дома, и Сергуня подумал: «А ведь ждёт, думает, в ножки упаду! Сейчас я тебя угощу, чтобы в следующий раз не бегала!» – Сергуня снял брючной ремень и затолкал его в карман куртки под правую руку.

Он так треснул кулаком по раме, что едва стёкла не выскочили. Нина отдёрнула беленькую занавеску и, увидев Сергуню, пошла к двери. Вышла в коридор и нарочно громко спросила:

– Кто?

– Уже и мужа не узнаёшь? – спросил Сергуня и приготовил ремень. – Открывай, чего копаешься?!

– Это вы, Мышкалов?! – притворно уточнила Нина, встав на пороге. – Такой внимательный сегодня. Это хорошо. Вы и детишек чужих любите. Подарки им покупаете. Или мальчик был не чужой?

– Ты что, – вспыхнул Сергуня, – совсем обнаглела?! Какой такой мальчик?

– Обыкновенный. На вас похожий. Подруга сообщила, что видела вас в «Плазе». Так что не кричите на меня. Приходите завтра, а сегодня приёмный день закончился. Если же вы с острой болью, то вызывайте из Ополья «скорую»!

«Когда же успела бабьей стервозности нахвататься?» – удивился он, возвращаясь домой. В одном месте поскользнулся, не удержался и встал в раскаряку, еле поднялся. Придя, начал отмывать руки, застирывать куртку и джинсы, мама хотела помочь, но он непривычно грубо отпугнул:

– Иди ты…

Уснул Сергуня не сразу – всё думал и думал, и проснулся рано: Елена Николаевна покамест не встала, а он уж ворочался в постели. Потом пошёл к Нине, решив привести её домой по-тёмному, чтобы не мозолить соседям глаза. За ночь он немного поостыл, ругал себя за вчерашнее желание отстегать Нину ремнём. «Ей ведь нельзя сейчас нервничать, – думал Сергуня: – А то урода какого-нибудь родит».

Нина пока спала, и Сергуня не решился сразу будить её. Посидел на крыльце, но, замёрзнув, всё-таки осторожно постучал. Она долго не открывала: зажгла свет, ходила по медпункту туда-сюда, а он терпеливо ждал. Наконец, из-за двери в коридор раздался её голос:

– У вас что-то личное или вы заболели? – спросила Нина.

– По личному вопросу!

– Тогда приходите позже, – остудила Нина. – Приём населения начинается в девять.

– Ну-ну… – скрипнул зубами Мышкалов.

Он развернулся и пошёл прочь. Когда уж подходил к дому, ему вдруг подумалось: «Чего я её упрашиваю?! У меня Тамара есть, Серёжка маленький! Жаль только, что не узнал их телефон. Действительно осёл!» – подумал Сергуня сам о себе. Но всё равно сдаваться не хотелось. Решил сейчас же пойти в слободу. Он хорошо помнил, где жила Тамара, хотя мать у ней умерла, как она говорила, но есть же соседи, у них вполне можно узнать Тамарины координаты. Через полчаса Сергуня оказался у дома с заколоченными окнами. «Так и есть…» – подумал он. Постучал к соседям. Дверь открыла невысокая, полненькая женщина в опорках. Выслушав Сергуню, подсказала:

– Вам надо идти дальше. Тамарина тётя живёт сразу за магазином, а мать Тамары уже год как померла. Недавно годины были. Дочка с сынишкой приезжала. – Женщина посмотрела на Мышкалова и спросила: – А мальчик-то очень на вас похож. Вы – родня ему?

– Дядя… – грубовато ответил Сергуня, поняв, что женщина не успокоится, пока всё не выведает.

Вскоре Сергуня постучал в другой дом. Открыли быстро. Из сеней выглянула сухая старушка, миниатюрнее давешней любопытной тётки, и тоже в опорках. «Мал мала меньше, – подумал Мышкалов, взглянув на хозяйку, – а в опорках ходить – мода слободская!» Когда он спросил о Тамаре Гришиной, старушка полюбопытствовала:

– А вы по какому же вопросу?

– В одном классе учились. Я из Пустошки. Хотел телефон её спросить.

– А работаешь-то где?

– Механизатором у местного фермера.

– Значит, телефон её спрашиваешь? А чего же она сама не оставила? Ведь недавно приезжала.

– Разминулись…

Старушка подозрительно смотрела на упревшего Сергуню и зябко поёжилась.

– Говоришь, механизатором работаешь? – переспросила она, немного отступив. – А Тамара-то университет окончила и далее учиться определилась. Она у нас птица высокого полёта. Так что, мил-человек, не обессудь. Без её согласия ничем не могу помочь.

Дверь перед Сергуней захлопнулась, и он был готов вышибить её. С минутку постоял на крыльце, не зная, что делать, а потом побрёл вдоль серых, намокших под дождями заборов. Мысли о Тамаре и сыне, о своей с Ниной семье, о родителях – всклень заполнили душу. И получалось, что он перед всеми виноват, перед всеми предстоит оправдываться, принимать какие-то решения, тем более что вскоре возвратится отец и, получается, будто специально он приготовил для него подарочек. Если брат и сестра поймут, то с родителями предстоят тяжёлые объяснения.

источник

Понравилось? Поделись с друзьями:
WordPress: 6.66MB | MySQL:47 | 0,080sec