— Всё, Машка, собирайся, в детдом пойдёшь!
Гневный крик матери, а точнее — смысл фразы, заставил пятилетнюю девочку вжать голову в плечи и теснее забиться под старый дачный стол, покрытый клеенчатой скатертью, по которой сейчас растеклось огромное, липкое пятно клубничного варенья.
— Дрянь мелкая! Ну, ты у меня получишь!
Зина, склонившись, скривилась — больная поясница ограничивала манёвренность, с которой она могла преследовать провинившуюся дочь.
— Чего молчишь?! — рявкнула она и погрозила кулаком. — Дура! — добавила недовольно, потому что дочка, вместо того, чтобы вылезать, ещё и уши ладошками прикрыла, вся накуксилась, могла бы — ощетинилась бы, как ёж, но точно не собиралась вылезать для справедливого по представлениям Зинаиды возмездия.
Вообще, немножко варенья, а то и лакомых пенок с него ей бы досталось, но потом, позже — после ужина. Но Машеньке захотелось варенья сразу попробовать, как по саду от таза, полного спелых алых ягод, поплыл головокружительный сладкий аромат. И вот, она улучила минутку и прокралась туда, куда мама ставила банки с вареньем, решила взять себе немножко… И расколотила одну банку, а вторую — опрокинула! Даже попробовать не успев!
— Соседка! — раздался голос из-за забора, разграничивавшего дачные участки. — У тебя чего-то горит…
Охнув, Зинаида распрямилась и продолжая ругаться на ходу, поспешила спасать варенье… Ну, хотя бы тазик! И настроение её на этот июльский денек было окончательно испорчено. Маша сидела как мышка, притихнув и прислушиваясь — а вернётся ли мама? Нет, не шла… Девочка вздохнула и села удобнее под столом. Но вылезать пока не собиралась. Потому что знала… Что маме нужно время, чтобы перестать сердиться. Тогда можно будет выйти и она, может, самую малость ещё поругает, но не обидит сильно. Разве что оставит ночевать на тёмной веранде. Вообще, по мере того, как Мария взрослела, она училась быть осторожной и маму не злить. Непросто это было, конечно.
…Зинаида воспитывала дочку одна. Ну, как одна… Ещё были бабушка и дедушка, но с ними Маша виделась нечасто. Потому что на каждой встрече они не уставали напоминать или точнее — в красках, сочно и со смаком припоминать Зинаиде, как она ошиблась, родив от мужика безответственного, пьяницы, неспособного даже нормально нести такую ответственность, как алименты! После таких встреч у Зинаиды совсем портилось настроение… И утешением некоторым служило лишь то, что в конце ей родители давали деньги, как говорили, на то, чтобы «поднимать безотцовщину».
— Безотцовщина, — обычно говорила ещё пару дней потом Зина, глядя на дочку хмуро. — Всю жизнь ты мне поломала!
И пока Машенька была маленькая, она никак не могла понять, а как это — жизнь поломать? Вот если ветку, игрушку, печеньку сломать… Или даже руку! Последнее однажды случилось с соседским мальчишкой, который залез на высокое дерево и не удержался… Вот всё это Машенька могла понять, а про жизнь — нет! Но спрашивать не рисковала…
А что до дачи… Как же Маша любила на неё выбираться! Дача формально принадлежала бабушке и дедушке, но они там появлялись нечасто, а в основном — там по выходным пропадала Зинаида, которая окучивала и поливала, сажала, перекапывала и пересаживала, а потом собирала урожай — родителям и себе. И где-то с двенадцати лет Маша начала ей в этом полноценно помогать. И хотя это было очень трудно и тяжело — на руках вылезали мозоли, спина ныла, а голове — гудело от солнца, но она трудилась, старалась! Потому что пока они работали, маме было за что её похвалить и она почти не ругалась…
В школе Маша училась… Ни хорошо, ни плохо, а так — средненько. Впрочем, маме было всё равно…
— Всё равно тебя ничего хорошего не ждёт! — говорила она часто и особенно — в канун экзаменов, контрольных и прочих судьбоносных для школьницы событий. — Вся в отца…
О том, что её жизнь не совсем правильная, а точнее — что в ней много дурного и что взаимоотношения в их маленькой семье далеки от нормальных, Маша всерьёз задумалась, когда ей было лет четырнадцать. Тогда она с некоторых пор начала ощущать необыкновенную, головокружительную просто смелость в общении с мамой. Зинаида говорила, что это — подростковый бунт и форменная дурь! Но у Марии было другое мнение.
— Просто мы взрослеем, — однажды сказала ей подруга — Люся.
На большой перемене девчонки выбрались в школьный двор и там сидели на лавочке. Люся поделилась с Машей перекусом — шоколадкой и булкой с помадкой.
— Скоро паспорт у тебя будет, — добавила Люся. — Будешь самостоятельной единицей, личностью! А я, — она запрокинула голову, глядя мечтательно в весеннее небо, по которому бежали пушистые облака. — Закончу школу и уеду далеко-далеко! Поступлю в ВУЗ на самом краю света!
— Зачем? — спросила Маша.
— Чтобы был повод больше с родителями не жить, — ответила Люся и посмотрела на Машу так, как смотрят на очень глупых людей, не понимающих очевидных вещей. — И ты от своей уезжай… Ты ей ничего не должна!
— Как… Как ты так можешь говорить? — Маше вдруг стало очень неуютно и она даже чуть отодвинулась от Люси. — Это же мама! Она мне… Жизнь дала! Кормила, поила, обувала…
— Одевала и вообще всю жизнь положила, да? — ехидно продолжила-закончила Люся. — Это ты сейчас так говоришь! Потому что маленькая ещё… Вырастешь и поймёшь!
— Можно подумать, ты — старше! — фыркнула Маша, но в глубине души её шевельнулось какое-то нехорошее, мрачное чувство.
— Не старше, — вздохнула Люся. — Но мудрее. Потому что тебе ещё хорошо живётся, а мне — нет! Так что я уезжаю… Точно, железно!
Обратно домой Маша шла в растрёпанных чувствах. Вообще, как-то так теоретически она могла понять Люсю. Подруга жила действительно хуже — у неё была не только мать, но и отец был, вот только родители пили… Часто дрались между собой. На одежду и учебники, тетради к школе, Люсе собирали по соседям и говорили даже, что её вот-вот могут забрать из семьи…
Маша остановилась у подъезда своего дома, запрокинула голову — в сгущавшихся сумерках тёплым пятном выделялось окно кухни, на которой, она знала, уже хлопочет её мама. Наверное, готовит ужин и наверняка это будет жареная рыба… Маша тяжело сглотнула — она рыбу терпеть не могла! Но мама говорила, что это полезно и в рыбе, в отличии от курицы, нет гормонов роста.
Девочка-подросток стояла у подъезда, холодный весенний ветер трепал её волосы, норовил выдрать из рук мешочек со сменкой… Но она стояла и смотрела в окошко и думала… А как они с мамой живут — хорошо или очень плохо? Нужно ли ей, когда вырастет, взять и как Люся — уехать далеко-далеко? И почему-то, вот что пугало больше всего, просто до сухости в горле, Маша не могла ответить на этот вопрос…
Да, мама иногда очень, прямо страшно сердилась на неё! Но ведь она сама виновата, провоцировала иногда, верно? Вот, например, недавно мама послала её в магазин, а Маша — потеряла сдачу. Тогда мать влепила пощёчину. Не впервой! Но в этот раз было особенно обидно!
— Тебе деньги вообще доверять нельзя! Как тебе, дуре такой, вообще заплатили?!
Дело же было в том, что Маша потеряла сдачу с денег, которые она сама заработала — в выходной день раздавая листовки возле торгового центра. Это была её первая в жизни зарплата и они с мамой решили, что можно это дело отметить, купив пирожных к чаю.
Если же не считать этого происшествия, то… Губы Маши дрогнули в кривой улыбке — а ведь стоило признаться, что ей неплохо жилось! Мама уже несколько лет как перестала её пугать детским домом… С тех пор, как Маша стала понимать, что это — просто слова. Ещё Маша подумала о том, что ей, в отличии от Люси, не приходится порой стучаться в двери своей квартиры среди ночи и звать соседей на помощь, потому что выставил за дверь пьяный отец! И пусть мама ругается на неё, говорит, что она дура, криворукая, лентяйка и ещё по всякому называет… Так надо, как говориться, понять! Ведь маме приходится очень много работать, она устает, вот поэтому и срывается… Такая вот она непростая, взрослая жизнь!
Маша снова улыбнулась — теперь по-настоящему и решительно открыла дверь в подъезд. Она возвращалась домой с мыслью о том, что вообще то, они неплохо живут с мамой и она не станет, когда вырастет, сбегать как Люся!
Через несколько лет, когда школа осталась позади, Люся, как и говорила, всё-таки уехала. Растворилась и даже… извинившись перед Машей, сказала, что они, к сожалению, не смогут ни видеться, ни переписываться… больше никогда, наверное.
— Просто нужно иногда рвать с прошлым, понимаешь? — сказала Люся.
И хотя Маша не была с ней согласна, но спорить не стала и только пожелала ей всего хорошего. В жизни же самой Маши в последнее время случились новые и грустные перемены — скончались бабушка и дедушка. Мама спешно продала их квартиру… Но оказалось, что денег с этого им не достанется — потому что дедушка успел влезть в какой-то огромный кредит, за который и ушли все полученные с квартиры деньги. Так что всё, что осталось у них — это была та квартира, в которой они с мамой жили, когда-то доставшаяся ей в наследство от прабабушки Маши.
Но материальные вопросы Машу занимали теперь не очень-то сильно — потому что она была поглощена вопросом поступления в ВУЗ. Мама говорила, что лучше бы не дурила и просто шла в продавщицы или швеи… Потому что на большое ума не хватит! Маша не считала, что это профессии для глупых, но просто давно уже для себя решила, что хочет получить именно высшее образование, чтобы в жизни имелись большие перспективы. И она поступила. И стала учиться на заочном — потому что ещё надо было работать параллельно, потому что мама сказала, что не намерена содержать здоровую кобылу…
— Всё! — сообщила она. — Ты теперь сама себя обеспечиваешь!
— И полки в холодильнике поделим? — спросила сухо Маша.
— И полки! — ответила мама. — И гляди, — добавила она. — Знаю я, какая ты хитрая…
Маша пожала плечами — она совсем не собиралась хитрить. Она бы и в общежитии устроилась… Она этого хотела. И так и сделала через несколько дней, когда одна из сокурсниц сообщила, что нет, даже если не иногородняя, то всё равно можно!
— Вот и хорошо, — сказала Зина, наблюдая за тем, как дочка собирает вещи. — Хоть вздохну спокойно!
— Рада за тебя, — ответила Маша, аккуратно застёгивая молнию.
— Не хами матери! Совсем одурела?!
— И в мыслях не было, — бесцветно и привычно ответила Маша. — Я прошу прощения.
— Так я тебе и поверила… — усмехнулась Зина, покрутив пальцем у виска.
…Летело время, Мария училась в ВУЗе. За это время в её жизни не случилось каких-то особо крупных перемен. Но через два года она уехала из общежития и снова стала жить с мамой — потому что соседка по комнате общежития оказалась особой невыносимой. И конечно, было сложно, потому что поводом для ссоры могла стать любая мелочь и порой без конфликтов не проходило ни дня! А потом вдруг, словно по взмаху палочки какого-то прихотливого волшебника, они не ссорились по нескольку недель…
В жизни Маши случилось несколько несерьёзных романов, так, они были… Просто лишь бы были! Только бы не чувствовать себя одинокой!
— Смотри, — строго повторяла Зинаида примерно одни и те же фразы и практически даже беззлобно. — Не принеси мне в подоле! Не надо… повторять моих ошибок. Дед с бабушкой живы были, помогали тебя поднимать! А я… Если ты, Машка, мне бастарда принесёшь, то я помочь не смогу!
— Мам, — ответила как-то Маша. — Бастарды, это если от благородного человека незаконнорождённый ребёнок. А у меня герцогов с маркизами в знакомых нет!
— Тебе лишь бы от темы уйти, — покачала головой Зина. — Просто запомни, дочка, дети, они только в браке должны рождаться!
— Это ты так намекаешь, что лучше бы меня не было?
Зинаида застыла, как будто окаменела… Несколько минут они с дочкой как сверлили друг друга взглядами.
— Ну, скажи правду, — тяжело сглотнула Мария. — Ты жалеешь о том, что меня родила?
— Дура! — как выплюнула Зина после продолжительной паузы. — Если бы не нужна ты мне была, то сдала бы в детдом!
— И платила бы алименты, — тихо, бесцветным голосом сказала Маша. — И люди бы тебя осудили. А если при тебе ребёнок, то можно с ним как угодно обращаться и делать вид, что ты хорошая!
Зинаида открыла было рот… Потом закрыла. Хмыкнула и ушла на кухню. Гремела там посудой… Потом заглянула в комнату.
— Ужинать иди. Я картошки пожарила.
Получив диплом о высшем образовании, Маша устроилась на работу в маленькую, но вполне успешную фирмочку и там провела четыре года… За которые в её жизни если что изменялось, то большее, что это было — обновки по сезону из одежды-обуви, да ещё переклейка обоев в своей комнате, а в остальном… Каждый день был похож на предыдущий.
— Хоть бы ты мужика встретила, — стала говорить мама. — Вышла бы замуж, дала бы мне нормально пожить на старости лет!
Маша ни за что бы ни стала выходить замуж, лишь бы освободить от своего общества маму, но так уж вышло, что однажды она встретила мужчину. Он работал в другой компании, в другом бизнес-центре, но по совпадению они часто заходили пообедать в одно и то же кафе, где цены были удивительными низкими, а порции — вполне приличными. Его звали Дмитрий, он был на шесть лет старше Маши и имел за плечами один неудачный брак, инициатором развода в котором стала жена, у которой просто, со слов Дмитрия «угасла искра любви». Они встречались около года, а потом, в тот же день, когда Мария впервые рискнула пригласить его к себе домой и познакомить с мамой… он сделал ей предложение.
— Да мне всё равно, за кого ты там замуж выйдешь! Лишь бы уже пожить без тебя, устала я, сил моих больше нет!
Вообще то, такая реакция Зинаиды на новость о будущей свадьбе показалась Маше очень обидной, но… Она не заплакала. Как-то закалилась за эти годы то! А то, что они должны были разъехаться вскоре — это Машу безмерно радовало.
Родители Дмитрия жили в другом городе, но приехали на свадьбу… Его друзья тоже неплохо приняли Марию, но… Она почему-то не могла почувствовать себя в своей тарелке в их обществе и поэтому часто пропускала дружеские и родственные собрания, отправляя на них недоумевающего Дмитрия в одиночку. С мамой Маша теперь виделась нечасто — раз в месяц, а созванивались — пару раз в месяц…
И уже позже, оглядываясь назад, она предполагала, что наверное поэтому и не заметила первые признаки надвигающейся катастрофы. О том, что Зина попала в больницу, сообщила соседка и сперва Мария подумала, что всё дело в том, что на улице у Зины резко подскочило давление… Но потом выяснилось, что этому предшествовало…
Оказалось, что Зинаида просто потерялась, то есть забыла, а где она живёт? И Мария была просто в шоке! Да, мама родила её поздно — когда было уже сильно за тридцать, но ведь ей на данный момент было всего лишь за шестьдесят и…
— Какая деменция?! — возмущённо обращалась к врачу Маша так, будто это он был в чём-то виноват. — Вы что-то напутали! Да быть этого не может!
— Вообще то, речь идёт не о деменции, как вы выразились, а о сложном заболевании, речь идет не только о проблемах с головным мозгом, но и о расстройстве нервной системы, так что…
И доктор пустился в долгие, запутанные объяснения, полные научных терминов и их терпеливого разжёвывания для родственницы пациентки… Суть же сводилась к тому, что теперь Зинаиде не просто нежелательно, а очень опасно было жить одной! Потому что она могла снова потеряться или забыть, как приготовить себе еду, в общем… всё было сложно!
— Это мама, — сказал Дмитрий, когда Маша, рыдая в истерике, рассказала ему всё. — Значит, будем жить втроём!
И следующие несколько недель — пока Зинаида находилась в больнице, пока оформлялось опекунство, Мария провела как во сне… Нет! Она не видела такой свою жизнь, она вообще не была к этому готова! Но… Теперь это была её реальность. И какой же трудной, горькой она оказалась!
Порой Зинаида казалась совсем нормальной и они могли общаться… А в другой момент она начинала раз за разом спрашивать, как найти с помощью пульта нужный ей канал на телевизоре, чтобы посмотреть любимую передачу? Оказалось, что Зина может быть привередлива в еде и её нужно уговаривать порой на каждую ложку… Теперь и речи не шло о том, чтобы в свой выходной пойти с мужем погулять в город или посвятить время себе! Теперь распорядок каждого дня должен был быть с учётом присутствия Зинаиды в жизни молодой семьи… И Мария от всего этого чувствовала себя просто отвратительно!
И вот, в один из дней, когда на улице — шёл дождь, Зина вдруг посреди ночи взяла и открыла окно в своей комнате… Налетевший ветер вскинул шторы, а холодный дождь — залил пол. Маша, проснувшаяся от бури внутри дома, влетела в комнату матери. Ругаясь, она захлопнула окно. Включила свет и шагнула к Зинаиде со сжатыми в кулаки руками.
— Как ты мне надоела, дура старая! — закричала она. — Всё, собирайся, поедешь в интернат!
Дышать было тяжело, сердце билось — как молот по наковальне. Мария пристально смотрела на мать. А та — на неё… Она увидела в глазах матери растерянность, непонимание, боль…
— Дочка, — Зинаида обвела комнату растерянным взглядом, как будто не в силах поверить, что весь этот беспорядок случился по её вине. — Прости… Маленькая моя! — Зинаида вдруг протянула к ней руки. — Ой, Машенька! Ничего страшного, что варенье разбилось! Мы ещё наварим, да? Всё хорошо, девочка моя… Я тебя люблю, я на тебя не сержусь!
Мария подавилась уже готовыми сорваться с языка злыми словами. Она перехватила руку матери, легонько сжала её пальцы.
— Мама… Ты меня понимаешь сейчас? Я… — она хотела сказать, что они не на даче и что она давно не маленькая девочка, но… Вдруг кое-что поняла. — Мама, всё хорошо! Спасибо… Я тебя очень люблю! Ты ложись спать? Вот так… Хорошо… Нужно спать, ночь уже, ладно?
Маша прибрала в комнате. Принесла Зине горячего чаю. А потом, дождавшись, когда та уснёт, прошла на кухню.
— Как дела? — спросил муж, который тоже проснулся. Он смотрел внимательно, цепко и Маша поняла, что он слышал, как она ругалась вначале.
— Все хорошо, — сказала она, отводя взгляд. — Я сорвалась… Но… Этого больше не повториться!
— Почему? Ты решила…
— Нет! — она замотала головой. — Никакого интерната. Мама… Мама будет с нами. Если ты… Не против, конечно…
— Не против, — улыбнулся Дмитрий. — И давай думать позитивно — наука не стоит на месте, да и врачей не всех обошли… Может быть, твоей маме станет ещё лучше!
Маша слабо улыбнулась в ответ. Она хотела в это верить! Но даже если нет… Она поняла, что никогда не сможет её больше обидеть.
Автор: Анна Антонова