Новорожденного сына принесли в палату. Света была и рада, и обеспокоена. Что с ним делать-то? Сама ещё с трудом передвигалась.
Весь день сынишка кричал. Кушал плохо, терял грудь, засыпал минут на десять и опять. Среди ночи, когда Светлана ходила по палате и трясла малыша, забежала медсестра:
— Почему он у вас так кричит? Что вы с ним делаете?
Светлана, вымотанная за день, почувствовала себя ужасной матерью.
Казалось, что дома будет намного легче. Скорей бы выписали.
Выписали. Встреча, цветы, фото. Праздник завершился. Родители уехали — живут далеко. Когда-то мама предлагала взять отпуск, но ребята, улыбаясь, сказали, что они справятся сами. Они читали умные книжки и интернет, приобрели практически всё необходимое, уж они-то точно справятся!
И вот Светлана с Анатолием остались вдвоём, то есть втроём, с Антошкой.
Начались долгие дни, сливающиеся с ночами. Потому что особой разницы Светлана не чувствовала. Антошка был беспокойный, ночами спал плохо. Так же как и днями. Половина купленных вещей и вещичек оказались ненужными, но многого не хватало.
Света хотела и ждала ребенка. Представлялось что-то идеальное, этакая идеальная женщина с идеальным ребенком.
Она будет кормить завтраком и провожать мужа, а ребенок будет спать и не отсвечивать. А если вдруг проснётся, то будет смотреть на крутящийся мобиль. А Светлана помоет посуду и, с удовольствием, для своего развлечения и чтобы развивать ребенка, положит его на развивающий коврик на животик, и он будет лежать и говорить «агу-агу». И развиваться.
Сейчас подобное даже не представлялось. Общая бытовая замученность и вечный недосып не давали возможности даже вспомнить о своих желаниях, и в какой-то момент все желания пропали.
Доводы умных книг о том, что ребенка нельзя брать в кровать к родителям перечеркнулись первыми тремя-четырьмя ночами, когда они оба могли заснуть даже стоя. Сын не принимал никакие поверхности, кроме подмышек мамы или папы. Спал только там, и то минут по двадцать. На остальных максимально приспособленных для детского сна местах — кричал.
Они просыпались, оба вымотанные ночными приключениями, где-то поперёк кровати на смятых простынях.
Светлана в очередной раз совала грудь сыну, дабы заткнуть невыносимый плач. Это помогало не всегда, часто было просто не понятно, что он хочет. Толик, раздирая глаза на ходу, брел в ванную, на кухню. Он знал: Светке сейчас не до него, она остаётся в этом непрекращающемся кошмаре. Иногда и ему хотелось выключить ребенка или отменить. А потом приходило осознание, что это невозможно.
Он забывался немного на работе, и однажды даже дал согласие на коллективный поход в кафе с жёнами. Но потом вдруг вспомнил: у них же ребёнок!
А Светлана оставалась с малышом. Она не понимала вообще, что это будет так. Что родится человек, у которого есть очень сильные потребности, и который вообще ничего не может сделать, чтобы их удовлетворить. Что ему нужно будет помогать делать всё: спать, есть, какать, играть, жить …
Спрятаться от этого навалившегося материнства или сказать «не на этой неделе» или «не сегодня» — не-воз-мож-но. Сейчас ей казалось фантастикой, что когда-то она могла принять душ тогда, когда хочется. Или, скажем, махнуть к подружке в Питер. Угнетал постоянный укор самой себе: «я, наверное, очень плохая мать».
Она чувствовала, что не имеет никаких прав на себя и становится обслуживающим персоналом в режиме 24/7. И физически, и эмоционально. Она бродила нечесанная, в пижаме с единственным желанием — чтоб сын не плакал, чтоб поспать.
Но отдыхать нельзя. Невозможно. Иначе Антошке будет крайне плохо, он посинеет от бесконечного крика. А она не может этого допустить. Не должна. Она и так уже мучилась бесконечным чувством вины. Казалось, что всё, что она делает — неправильно. Вот недавно он скатился с диванных подушек, вот поперхнулся молоком, вот она съела абрикос и он мучился животиком …и бесконечная череда вымытых поп ничто по сравнению с его истеричным плачем.
Они вызывали врачей, забирались в инет в поисках ответа на вопрос: что делать? Но все способы оставались безрезультатными. Всё шло по бесконечному кругу. Беспокойный ребенок — диагноз.
На её жалобы, от бабушки по телефону она услышала:
— Да отчего сейчас уставать-то? Ни пелёнок у вас, ни хозяйства. Для чего тогда рожала?
— Я знаю, я очень плохая мать, — ответила Света тогда с обидой. И она, правда, так думала.
Всё время хотелось куда-то убежать, но убежать нельзя, потому что она сама измучает себя мыслью о сыне. В общем, замкнутый круг.
А ещё Свете всё казалось, что у неё нет нормального материнского инстинкта. Нет, она любит Антошку, но мысли о том, что «как было хорошо без него» не отпускали и вызывали жуткую вину.
Когда Светлана начала сильно худеть, когда сказала, что чувствует во рту как-будто постоянный клочок волос, Анатолий забил тревогу. Он старался. Приходя с работы, давал ей поспать, сам готовил, приносил продукты, но … Светке нужна помощница. Мама Светы уже не смогла — неожиданно заболела, ждала операцию. И он попросил о помощи свою бабушку.
Лучше бы не просил! Бабушка не отказала, приехала. Не очень была довольна тем, как её встретили. Ну, да ладно. А дальше …
Помощницей бабушка оказалась «никакой». Она не из тех женщин, которые могут многое. Она могла находится с Антошкой, только тогда, когда он спит. Менять подгузник она звала Свету, срыгнул — Свету, переодеть — Свету. Она не хотела готовить:
— Дома я прекрасно готовлю, — говорила она.
А дальше шли отговорки о том, что здесь плита другая, вдруг не то нажмётся, и кастрюли не те, не знает сколько в них лить и сыпать… А научиться категорически отказывалась:
— Сломаю вашу технику, кто оплачивать будет?
Света устала ещё больше. Бабушку пришлось отправить домой.
Мать Анатолия и обе бабушки Светланы ещё работали, возможности — позвать в помощь их — не было.
Вариант няни был для ребят дорог, ещё платили ипотеку за квартиру. Всё опять пошло по кругу. Они старались, как могли.
Однажды, когда Света с орущим Антошкой, вошла в лифт и начала завозить коляску, ее окликнула соседская старушка.
— А давайте я его подержу!
— Извините, что он плачет. Я виновата, никак не успокоится вот.
Старушка взяла Антона.
— Ну что вы! Разве можно себя винить? Вы — замечательная мама.
И пока Света возилась с коляской, старушка как-то ловко перевернула Антошку лицом вниз к себе на руку. Тот замолчал.
— Животик у него крутит. Какал-то давно?
— Ох! Проблемы у нас с этим. То каждые пять минут, а сейчас вот второй день никак.
— А вы пеленочку утюжком грели, прикладывали?
— Так ведь не рекомендуют это вроде?
— Вы ж из 58-й? А давайте я к вам после обеда забегу. Я сестрой медицинской была, детской, не переживайте. Тётя Фая меня зовут. Я слышу иногда, что плачет. А вы такие молодцы с мужем. Такие молодцы!
Света согласилась. Так устала от проблем Антошки.
После обеда соседка пришла. Антошка по-прежнему маялся животиком. Она ловко нагрела, свернула пеленочку и приложила к животику Антошки.
Тётя Фая ходила с Антошкой на плече туда- сюда по комнате и напевала старую русскую народную песню, когда Свету вырубил сон. А когда она, испуганная от неожиданно навалившегося сна, проснулась через час, узнала, что Антон наконец-то осуществил то, чего ждали второй день. Он, радостный и довольный, лежал в кроватке и агукал тёте Фае, как своей любимой подруге.
Тётя Фая ещё полчасика просила не подходить Свету к Антошке: увидит — сразу есть запросит, а пусть-ка проголодается.
И Светлана спокойно занялась кухней. А пока занималась, обдумала всё то, о чём надо поговорить с Анатолием.
И уже этим вечером всё и решили. Тётя Фая готова была и бесплатно помочь ребятам, но они все же настояли на небольшой оплате. Той, которая им была по силам. Да и ей прибавка к небольшой пенсии — не лишняя.
А она не только привнесла покой и отдых, она привнесла в их жизнь доброту и уверенность. А ещё постепенно научила Свету очень многому.
А самое главное, пояснила, что женщина может уставать, совершать ошибки, быть не идеальной, но от этого она не становится плохой матерью, и не должна испытывать бесконечное чувство вины.
Ни одна женщина не может сказать, что она по-настоящему готова стать матерью до тех пор, пока она ею не станет. Таков закон материнства.
***
Эту публикацию посвящаю всем юным мамам, всем тем, кто сомневается, что исполняет свой материнский труд в полную силу. Мы такие, какие есть. И это реальная история.