— Я на тебе из жалости женился, — бросил Даше в лицо муж во время очередной ссоры.
— Что ты несешь, Игнат? Из какой еще жалости? – оторопела Дашка, не зная как воспринимать эти жестокие слова.
— Конечно, из жалости, — уже без прежней уверенности повторил Игнат, — у тебя тогда что-то случилось. Тебя, наверное, парень в тот день бросил. И ты шла мне навстречу такая потерянная, и глаза были такие тоскливые, грустные. Я тебя пожалел тогда, и подошел знакомиться.
— Да ты…, — задохнулась Даша, — во ты дурак! Да мне просто туфли в тот день сильно ногу натерли. Я шла, и буквально, каждый шаг до общежития считала, чтоб их снять. Парень бросил, ну надо же… Да за мной, если хочешь знать, половина курса бегала. Пожалел он меня!
Игнат, разозлившись на свою прошлую ошибку, и заводясь по новой, опять зло выплюнул:
— А сейчас-ты зато, красавица! Невеста года! Сидишь дома, не работаешь нигде. Живешь на мои деньги. И вообще, ты мне всем обязана!
И Дашка, сатанея от злости, даже не проговорила уже, а прошипела:
— Не работаю, значит?!! Дома сижу?!! А ничего, что я ребенком твоим сижу, которого ты, между прочим, запретил мне в сад отдавать?!! «Пусть Сонечка дома до трех лет посидит, болеть меньше будет, успеет еще в сад находиться» — кто мне говорил?!! И живем мы в квартире моих родителей! И вся мебель тут, посуда, ковры, все – моих родителей, не твое. На твои деньги, значит, живу?!! Да, денег у тебя теперь много… А сколько из тех денег я вижу, Игнат? Мне ведь даже на йогурты для Соньки приходится у тебя их даже не выпрашивать — вымаливать. А на рынок тебя кто пристроил? Кто место рядом с собой дал и от налоговой прикрывает? Тесть любимый. И ты мне еще заявляешь, что я тебе всем обязана?!! Видеть тебя не могу! – в сердцах выпалила Дашка, и ушла спать к Соньке на кровать.
Она лежала в темноте, слушала сонное дыхание дочери и думала, что ничего у них с Игнатом не получается. Надо было еще тогда разводиться, год назад, когда заявление подавала. Так нет же, послушала этого змея. Умеет без мыла куда не надо влезть. Такой обаятельный сразу становится, такой душка, прям вместо меда бери — на хлеб намазывай. Вот и тогда упросил, умолил Дашку забрать заявление. А слова какие говорил, песня просто: «я без вас с Сонькой жить не смогу», «вы — самое дорогое, что у меня есть», «любить буду, на руках носить», «давай начнем все сначала», «никогда не пожалеешь, что простила». Даша уже жалеет. Что послушала его тогда.
— С какого момента стало все так плохо? — думала Даша, — ведь поначалу, когда в эту квартиру переехали, все же нормально было…
Родители в квартире отдельной их с Игнатом, вчерашних студентов, поселили. Всем, что нужно для жизни, обеспечили. На всем готовом живут, живи да радуйся. Игната отец рядом с собой на рынке поставил, запчастями для машин торговать. Никому в обиду не давал, от налоговой прикрывал, сам все налоги платил. А Игнат постепенно расторговался, раскрутился. Купил место рядом с отцом, и стал прилично зарабатывать.
— Только вот характер все хуже и хуже с каждым днем, — констатировала Даша, — деньги его, что ли испортили? Так сколько там пока тех денег? Не миллионы пока…
Ее просто выбешивало привычка мужа, придя домой, садится за стол и пересчитывая выручку приговаривать:
— Денежки мои, денежки. Скоро дядя Игнат будет большим человеком, и у него будет много-много денежек.
Дашка всегда подкалывала мужа в такие моменты: «Там царь Кощей над златом чахнет!».
Но если раньше они с Игнатом ссорились изредка, временами, и Даше удавалось как-то сглаживать нелады в их отношениях, то после Нового года муж как взбесился. Ежедневные скандалы, язвительные замечания, обидные реплики – все это стало регулярным.
Он постоянно шпынял Дашу:
— Ты толстая – тебе надо худеть! — и Даша, с весом 55 килограмм при росте 164 сантиметра, старалась поменьше есть и качала пресс утром и вечером.
— У тебя грудь маленькая, а з@дница большая! – с этим-то я что могу поделать, сложение такое, думала Даша, да и что ты хочешь — я недавно родила.
— Ты не умеешь себя подать! Вообще с людьми разговаривать не умеешь! – кому я должна себя подавать, если я дома с дитем целыми днями сижу, выхожу только в магазин и погулять с Сонькой во дворе, опять думала Дашка.
В общем, если раньше Даша в глазах Игната состояла из одних достоинств, то теперь ее недостаткам, по его словам, не было числа.
А когда она записалась в самодеятельность на маминой работе, куда Дашку, чуть не с руками и с ногами оторвали, вообще житья не стало.
— Ты не умеешь петь! Ты толстая! Тебе нельзя выходить на сцену – над тобой все смеяться будут! – такие речи слышала Даша почти ежедневно.
А деньги. Это же просто ненормально – вымаливать у мужа деньги на продукты. Он ничего никогда не покупал, ничего не привозил ребенку. Все продукты покупала Даша на выпрошенные у Игната чуть не со слезами деньги. Даша экономила, как могла. Старалась тратить по минимуму, не зная, когда еще ей перепадет от мужа денег и она сможет купить продуктов. Нет, конечно они не голодали. Частенько что-то из продуктов привозил отец: картошку, овощи, колбасу, йогурты для Соньки, фрукты.
Дашка искала в журналах всякие «экономные» рецепты, что-то выдумывала сама. А Игнат дома почти перестал есть. Даше было так обидно, она с Сонькой сидят, ждут папу, чтобы вместе сесть пообедать, расспросить, как у папы дела. А папа приходит домой, Даше кинет равнодушно «Привет», Соньку в щечку клюнет и спать ложится, говорит, устал сильно, замотался. А еще Игнат стал часто уходить куда-то днем, говорил Дашке: «По делам».
Гром грянул в конце февраля. Игнат в тот день пришел домой, быстро переоделся и сказав Дашке: «Я с друзьями пойду посижу немного. Там Мишка гитару принес, мы посидим, побренчим, песни попоем. Я не долго», умотал. Даша особо и не расстроилась. Ей в последнее время без Игната было куда лучше. Они с Сонькой никогда не скучали: играли, смотрели мультики, читали, строили замки из кубиков и конструктора, пели песенки.
Но сегодня Сонька после обеда была какой-то вялой, все время капризничала, хныкала и не давала Даше ни минуты покоя. Без конца просила то попить, то пописать, то на ручки, то рядом полежи и сказку расскажи. К концу вечера Даша просто умаялась с ней. Уложив, наконец, Соньку спать, она с облегчением вздохнула. Все, теперь можно заняться домашними делами и передохнуть.
Перемыв посуду и простирнув дочкины трусишки, Дашка подошла проверить, как там Сонька. Наклонилась поцеловать, и тут же испуганно выпрямилась. Дочка была горячая, как печка.
— Как же так? Я ведь ее кормила, купала, за ручку держала, пока укладывала, — испугалась Даша, — не было ведь температуры. Так, спокойно, надо сперва померить, нечего паниковать раньше времени.
И понеслась искать термометр. Померила, и не поверила глазам: у Соньки было 39,0.
Даша закружилась по комнате: Так, что делать? Что делать? Как назло, в аптечке нет ничего, «Нурофен» недавно закончился, а я не купила. Так, сейчас я ей половину аспиринки в воде разведу и напою. Температуру немного собью. Нужно идти Игната искать, пусть в круглосуточную аптеку за «Нурофеном» съездит.
Напоив вялую Соньку разведенным в воде аспирином, немного посидела рядом, подождала, подержав дочку за ручку. Через полчаса температура немного спала, у Соньки выступила испарина. Тогда Даша, решив не дожидаться, повышения температуры, оделась и побежала искать Игната.
Через сорок минут, обегав в округе все точки, все места, где он мог зависать с друзьями, вконец замерзнув, и не переставая думать, как там Сонька, взбешенная Дашка вернулась домой.
Было два часа ночи. Изругав сначала Игната на все лады, затем саму себя, без конца трогая Сонькин лоб, Даша наматывала круги по комнате до четырех утра. И когда заявился Игнат, она уже себя просто не контролировала от волнения.
— Где ты был?!! Ты же сказал, что недолго! У Соньки температура высокая! Я тебя обыскалась! Где можно было шляться столько времени?!! Я уже не знала, что мне думать! С кем ты, где ты? Может тебя убили уже! А я тут с Сонькой одна! Ты… ты… сволочь ты безответственная, вот ты кто! – выкрикнула в бешенстве Даша. И не заметила кулак, прилетевший ей в лицо. Игнат раньше занимался боксом, реакция у него была молниеносной. Дашка даже ничего понять не успела.
Очнулась она уже на полу. И тут же ей под ребра прилетел болезненный пинок. Схватив жену за шкирку, разъяренный Игнат прошипел ей в лицо, обдавая запахом перегара:
— Никогда не смей на меня орать, дрянь! Убью, мразь! Размажу!
И Даша потеряла сознание от второго, нанесенного ей прямо в лицо, удара. Очнулась, когда за окном уже рассвело. Игнат молча одевался на работу. Не сказав ей ни слова, вышел за дверь.
Дождавшись утра, Даша сбегала к соседке и позвонила маме:
— Мам, пусть меня папа после рынка заберет. Я пока поживу у вас с Сонькой, ладно?
На все расспросы мамы, Даша отвечала: «Потом расскажу, дома. Неудобно говорить». Пришла домой, собрала сумку с вещами себе и Соньке и стала ждать отца. Отец приехал, глянул на Дашино лицо, молча скрипнул зубами, взял сумку с вещами и пошел в машину:
— Что делать будешь? – спросил, когда они уже подъезжали к дому.
— Не знаю, пап. На развод подавать, наверное. Не могу я больше с ним. Я пока у вас поживу с Сонькой, не прогоните? – жалко улыбнулась Даша разбитыми губами.
— Да живи, конечно. Места полно. Мы с матерью только рады будем. Ты же знаешь, мы в Соньке души не чаем.
Приехав домой, отмахнувшись от причитаний матери, и вручив ей Соньку, Даша ушла в свою бывшую комнату и долго лежала, ни о чем не думая. Не было ни слез, ни обиды, одна пустота внутри. Как же так получилось? Как же они дошли до такого?
Потом поднялась, умылась, обработала перекисью разбитые губы и попросила отца: «Скажи Игнату, пусть завтра заедет, поговорить надо».
Назавтра, разговаривая с Игнатом, она была совершенно спокойна. Сообщила, что будет подавать на развод, жить будет пока у родителей, и дает ему две недели, чтобы найти себе жилье и освободить квартиру. Игнат попросил месяц. Даша спокойно сказала: «Хорошо. Пусть будет месяц».
Весь следующий месяц Даша ходила, разговаривала с мамой, помогала ей на кухне, занималась с Сонькой и выглядела совершенно спокойной, отрешенной. Как мама сказала «замороженной». Лишь в голове назойливой пластинкой крутился вопрос «Почему? Почему?»
И она вскоре получила ответ на свое «Почему?».
Даша ездила в соцзащиту за какой-то справкой, и возвращаясь на автобусе домой, встретила свою школьную подругу Нинку. Расспросы, разговоры, что да как. Тогда же Даша и рассказала, что ушла от мужа, сейчас живет у родителей.
— Ну и правильно, — убежденно произнесла Нинка, — давно надо было его бросить, козла такого.
— Не поняла, — медленно произнесла Даша, — почему я давно должна была его бросить?
— Ну как же, Даш? Он с этой Машкой Денисовой кружится, а ты дома с ребенком сидишь. Он тебя еще и грязью на всех углах поливает. И такая ты, и сякая, и лентяйка, и на шее у него сидишь, а с него деньги сосешь…Козел! – и уже не на шутку испугавшись Дашкиного медленно белеющего лица, произнесла, — а ты чего, не знала, Даш? Все знают. Он с ней с Нового года кружится, они на Новогоднем вечере познакомились. Она Мишкина кума, он их и познакомил. Даш, да ты что, слепая?!! Они же даже не скрывались особо, чуть ли не открыто встречались!
Как Дашка дошла домой, она не запомнила. Вошла в калитку, села на лавку во дворе и завыла. Зарыдала, закричала в голос. На крики из дома выбежала испуганная мама.
— Что? Что случилось? Что с тобой? Тебя обидел кто-то? – суетилась вокруг мама, не понимая, что произошло с Дашкой. Как ее всегда спокойная, даже чуть холодноватая дочь может так кричать.
— Игнат… у него… любовница… это из-за нее… это он все из-за нее — наконец смогла она разобрать в Дашкиных бессвязных выкриках и причитаниях.
— Так понятно, — проговорила мама и пошла за успокоительным, — а я уж думала что-то страшное случилось…
Напоив всхлипывающую Дашку успокоительным, молча бросила отцу: «Поехали!»
Их не было часа полтора. За это время Дашка успела опять нареветься, успокоить присоединившуюся к ней с плачем Соньку, намотать множество кругов по двору, и все ждала, ждала…
— Зачем, зачем они к нему поехали?!! Зачем нужны эти разборки? Зачем унижаться? – приговаривала Дашка, бегая по двору от калитки до сарая и обратно.
Наконец, на улице зашуршала шинами машина, хлопнули двери, в отворившуюся калитку вошла мама, следом за ней шел сумрачный отец.
— Мам, ну зачем? К чему эти разборки? Унижаться только… Много чести для него!
— На, держи, — сунула ей мама вторые ключи от квартиры, — а никто и не унижался. Мы просто попросили его собрать вещи и освободить квартиру. В течение часа. В нашей квартире он больше жить не будет! А ты, если надумаешь простить его и помириться – своими руками придушу!
А отец, пряча улыбку, и косясь на маму, сказал:
— Ууууу…Гроза! Она как вошла, да с таким лицом… Даже мне страшно стало. Игнат, наверное, подумал, что мы его убивать приехали. Сразу все понял, и начал вещички собирать, — и добавил, — не боись, дочь, прорвемся. На твой век мужиков хватит.
Через два месяца Дашка была уже свободной женщиной. И новая жизнь у нее только начиналась.
Буду благодарна всем за лайки и подписку.
