Сына Гришку Тамара Амышева воспитала сама, без мужа. Работать женщина уходила с утра, сына оставляла дома, может потому тот и вырос нелюдимым до такой степени, что боялся выходить из дома…
— Ать, зараза, — увидев пятно где-нибудь на полу, громко начинала ругаться Тамара. — Гришка-а-а! Ты что тут пролил, неси тряпку. Совсем дом в помойку превратить хочешь, ах так тебя и растак! Иди сядь на свою кровать и сиди лучше там!
Женщина хватала принесенную тряпку и замахивалась на сына:
— Лучше сиди всегда там и не ходи по дому, не топчи мне! Думаешь, охота мне каждый день убираться после тебя? И чтоб сидел там как мышка, не шелохнувшись, и на глаза мне не показывался!
Женщина уставала на работе и возвращаясь вечером домой, желала видеть чистоту и порядок. К слову, чересчур была она чистоплотной. Любила чтоб ни пылиночки нигде, ни сориночки, да что говорить, у ней мимо и муха не пролетит!
— Ирод! — она терла тряпкой пятно на полу и ругалась. Григорий же сидел на идеально застеленной кровати смирно, как истукан и только на стену глазами зырк-зырк. Шуметь в доме, раскидывать игрушки и капризничать строго воспрещалось матерью.
Таким Гришка и вырос: мать с работы придет, в доме — идеальная чистота, стерильная, и тишина: слышно как часы в зале тикают; а на кровати сидит молодой мужчина, руки на коленочки положил и глазами зырк-зырк…
***
Тамара уж и на пенсию вышла, а Григорий обзаводиться зазнобой и не думал, хоть бы раз девку привел в дом.
— Сыночка? — испереживалась Тамара. — А жениться то будешь?
Григорий подавал голос с кровати:
— Так никто со мной дружить не хочет, только смеются.
— А чего смеются то? — поразилась женщина. — У нас дом — как картинка, дай Бог каждому, ни пылинки…
Как на пенсию вышла, с работы Тамару и попросили, так и засела дома. И только сейчас поняла, что сотворила с собственным сыном единственным.
— Что-то Гришка ты, как робот у меня, — искоса поглядывала и ежилась Тамара. — Ешь, пьешь без радости в глазах, потом на кровать садишься. Ты седалище не отсидел еще? Беги-ка вон лучше в клуб, там сегодня гармонист играть обещал, пляски будут.
Но нет. Сын отнекивается и сидит, сидит, на койке… Тут уж сильно забеспокоилась родительница. Парню уже третий десяток лет, а все сидит сиднем. Решила Тамара сама невесту сыну искать. Обежала несколько подруг, у которых девки заневестились, а те Гришку на смех подняли:
— Ты что Тамар, он же у тебя нелюдимый. Он ж как по улице идет, жмурится от страха и оглядывается, всех боится.
— Разве? Да идите вы, можно подумать, у вас королевны… Да я своему сыну городску девку найду!
А ночами думушки одолевали, страх нападал, Тамара даже в подушку плакала. А ну как останется ее Григорий бобылем, и будет всю жизнь жить с мамой? Это же ни внуков не понянчить, ни помощницей обзавестись, одни слезы.
Так Тамара и пришла к тому, что искать сыну невесту придется ей самолично. Так и вышла на дочку Брагиных, двадцатилетнюю Зою.
***
Родители орали с двух сторон, кулаки ей показывали, Зоя опустила глаза в пол.
— Обманщица! Говорила, учишься, даром что тебя из колледжа полгода назад уже выперли! А сказать не судьба была?! — кричала мать, вставшая по левую сторону от Зои.
Отец, сопевший справа, не выдержал и выдернул из брюк ремень:
— Паразитка! Сколько крови нам выпила, сколько денег на тебя потрачено! Могла бы домой вернуться, помогать мамке, но нет же, тебе в городе надо прыгать!
Видя, что крики на дочь не действуют, мать упала на диван ничком и принялась рыдать:
— Оййй-о-ой, ить до чего бессовестная!
Отец замахнулся было ремнем, но отбросил его. А что толку пороть, коль Зойка взрослая уже, раньше надо было воспитывать.
— У, до чего взбалмошная. Иди в комнату и сиди там, не вздумай высовываться, — приказал отец, Зоя метнулась за печку, там дверной проем прикрытый занавесками. Короткая ее стрижка взбесила мужчину.
— А где коса? Ты что, состригла ее? Эть, бестолковая. Зачем только выродили тебя на бел свет. Ить никакого толку.
Мать перестала реветь и поднялась с диванчика.
— Не говори так, ведь дочка твоя. На все воля Божья.
— Дочь должна опорой родителям быть. На старости досмотрела чтобы. А эта разве захочет? Взбалмошная! Полгода врала, будто учится, обманщица… И хоть бы покраснела от стыда, так нет же, лыбится!
…К Брагиным то и пришла Амышева, Тамара. В руках каравай пышный, сама пекла, обложила его рушником вышитым.
— Здрасте. А я чего пришла к вам, у вас товар, у нас купец. У вас замочек, у нас — ключик!
— Ты чего несешь? — вышла из-за печки заплаканная хозяйка-Брагина. — Издеваешься что ли.
— Ничего не издеваюсь! Я слышала, что у вас Зойка приехала, вот и поспешила к вам свататься. Отдайте ее за моего сына!
Брагин тоже вышел из-за печи, нервно усы свои, рукой отёр. Задумался и покумекал немного.
— Дак мы согласные, — вдруг заявил он. — Пускай женятся. Может после замужества поумнеет. А то она у нас взбалмошная. А пускай-ка Зойка замужем у свекрови помается, раз свою мамку не слушает! Ей такая как ты и нужна, Тамара, держи там ее крепко, в ежовых рукавицах своих и учи разуму.
Кивнула головой, дав добро и Брагина:
— Забирайте, коль понадобилась, женщина ведь и создана для мужчины. На все воля Божья.
***
Играть свадьбу Брагины отказались наотрез. Посадили молодых в машину, отвезли к ЗАГСу, расписали и высадили у Амышевых. Зоя поначалу вздыхала все и печалилась, но рассудив, что ей лучше будет у чужих людей пожить, чем ежедневно выслушивать родительские нотации, смирилась.
— Только тронь, — показала она кулак мужу. Наслышана была о Григории, совсем его не боялась.
Молодые только на порог, Тамара кричать давай:
— Куда пошла? Не ходи по комнатам, вот ваша кровать, на ней сидите.
Григорий как услышал до боли знакомый визг матери, сразу прошел и сел на кровать. Зоя поглядела на мать с сыном с удивлением, приподняла бровки.
…Кровать была железная, с набалдашниками. Те блестели серебром, видно, до блеска натерты. Сама кровать, с панцирной сеткой, была устелена матрасами высоко, поверх заправлена атласным покрывалом. На котором ни складочки. И подушки по всей кровати, красивые, с кружавчиками, поверх накрыты красиво тюлью. Загляденье.
***
Сидеть на кровати и ничего не делать скучно было. Зоя достала свой телефон и принялась писать подружкам сообщения, телефонировать значит: «я вышла замуж!»
Она сидела на кровати, смотрела в телефон и похахатывала, болтая ногами. Григорий засмотрелся на нее и улыбнулся несмело.
Тамара принялась суп варить, Зоя прибежала к ней в кухню:
— Давайте я вам помогу!
В кухне тоже красиво было, везде полочки резные, заставленные расписными тарелками и стеклянными склянками.
— Не трогай, ничего здесь не трогай! — рявкнула Тамара. — Что ты как обезьяна, вертлявая такая? Сказано тебе было, на кровати сиди!
…Зоя вернулась в залу, плюхнулась в подушки и выругалась:
— Да как же у вас тошно тут. Как ты терпишь?!
Григорий посмотрел на девушку и пожал плечами:
— А я привык давно.
— Привык? Да разве можно привыкнуть к такой дикости? Она говорит, я ей пол топчу. А где топчу, у меня вон носочки белые. Визжит как наш поросенок.
— Не обращай внимания на нее, абстрагируйся, — прошептал Григорий. Зоя услышала и притихла.
— А ты не так уж глуп, как о тебе говорили тут. Вон какие речи умные ведешь.
— А то, ты многого еще не знаешь обо мне. Я еще и симпатичный, — прошептал мужчина. Зоя весело захихикала:
— Ой какой ты забавный, ой, а давай с тобой поболтаем!
…Тамара выключила в доме свет ровно в девять вечера, открутив пробки в счетчике. Зоя от смеха прыснула.
— И чтоб не шумели мне! — рявкнула в темноте Тамара, постучав в хлипкую стенку. — У меня сон чуткий!
— Бежим? — выждав, когда свекровь захрапит, спросила в тишине у мужа Зоя.
— Бежим, — согласился мужчина. -А куда?
— В город, — мотнула головой девушка. -У меня там друзья есть, помогут нам. Я не ради себя бегу, ради тебя, Гриша! Я покажу тебе, как надо жить!
***
Наутро Амышева стояла у ворот Брагиных и брякала железной ручкой ворот. И требовала:
— Верните мне моего Гришу. Я вам сына какого отдала? Приученного, верного и спокойного. А ваша Зойка его взбаламутила!
Нервически захохотал Зоин отец, засмеялся прямо в лицо Амышевой:
— Сама пришла нашу Зою просить, кто тебя за язык тянул. А сын у тебя и впрямь хороший, ишь, как ниточка за иголочкой, за нашей баламуткой, последовал.
— Верните сына! — снова потребовала Амышева и ногой топнула.
Брагина тоже вышла, поглядела на сватью:
— Крепись, Тамара, тебе он сын, а ей — муж, законный. Вот как жена скажет, так и будет. Мы тоже не шибко хотели дочь замуж отдавать, но раз к нам пришли, попросили, то мы и выдали. Ведь негоже девку подле себя держать, когда имеются в нашем краю мужчины неустроенные, на все воля Божья… Пошли чаю тебе, с корневищами валерианы заварю, чтобы успокоилась ты. Хорошо помогает от нервов то…
***
Тамара Амышева пила чай с корневищами, поглядывала на сватью-Брагину и утирала скупую слезу:
— Вот ведь как получилось: хотела сына женить, чтоб не скучал на кровати своей, в одиночестве, а отдала девке ушлой. Она на работу его там устроила, он ее денежно обеспечивает. Живут там теперь, в ус не дуют, хохочут только, когда звоню… Конечно, на на кой им в деревню возвращаться! А мне всего то хотелось, чтобы молодые смирно на кровати сидели и меня слушались, а они вон чо учудили…
— Терпи, терпи Тамарушка, — попросила Брагина. — То ли еще будет, ты подожди. А дети пойдут, прибегут ведь, вот увидишь, не справятся, мы понадобимся. Давай ждать вместе, Тамарочка. На все воля Божья, глядишь и прибегут обратно.