Когда Глеб Воронин допёк жену вторым ребёнком, она в сердцах сказала:
– Тысячу евро подари – тогда рожу.
– Государство и без того заплатит пол-лимона…
– Государство-государством, но и тебе надо потрудиться.
– Серьёзно говоришь? – удивился Глеб, а Настя подтвердила:
– Конечно. В наше время дети дорого обходятся.
– Ну что же, пусть будет по-твоему, – согласился Глеб и подумал: «Ну, подожди, Глюкоза, я тебе устрою!»
Что устроит своей Глюкозе – это слово у Воронина было самым ругательным – он не знал. Но когда по совету жены стал подрабатывать дворником в соседнем ЖЭКе, решил, что…
Вообще-то Глеб работал монтером охранных систем, заработок не ахти, поэтому сам давно хотел подрабатывать. Но одно дело, когда сам, а другое – когда принуждают.
Но отступать было поздно. Глеб принёс с работы куртку, с антресоли достал армейские берцы и с утра пораньше стал ходить на участок. Часа два помашет лопатой и идёт на основную работу. Машет он так лопатой, свою Глюкозу честит, глядишь, и время незаметно проходит, и участок прибран. А тут добровольная помощница объявилась. Одна из тех, что по утрам бегают в парк. Все мимо бегут, а эта худая, но грудастенькая спортсменка приноровилась делать зарядку на Глебовом участке. И скрежет лопаты ей не мешает.
– Чем руками попусту махать, вот лопатой бы помахала, – сердито крикнул ей однажды Воронин.
Думал, застесняется, уйдёт, а она подошла, бедро скособочила и говорит:
– Давайте помогу… Мне полезно и вам помощь.
Не успел Глеб что-либо сообразить, как она выхватила лопату – и ну снег поддевать. Глебу аж неудобно сделалось.
– Я пошутил, остановитесь, – нерешительно заявил он.
– Меня, между прочим, Кларой зовут, – поставила дамочка в известность, не переставая махать лопатой. – А вас, молодой человек?
– Глеб я. Воронин. Отдайте лопату. Мне работать надо – я ребёнка жду!
– А вы, Глеб, шутник. Но, тем не менее, когда будете рожать – звоните. Я – акушерка, глядишь, и помогу чем-нибудь.
– Очень приятно. Непременно позвоню.
– Ну, мне пора, – вскоре сообщила Клара, тяжело дыша.
Она отдала лопату и, смешно взбрыкнув, засеменила к домам.
– А куда же звонить-то, если приспичит? – крикнул вдогонку Воронин.
– Через четыре дня сообщу, – обнадёжила Клара, будто сразу трудно назвать номер.
Через четыре дня, отправляясь на участок, Глеб вместо телогрейки надел модную куртку, а берцы поменял на зимние остроносые туфли.
– На свидание, что ли, собрался? – прищурившись, спросила работавшая бухгалтером располневшая в последнее время жена, отчего казалось совсем уж круглолицей.
– Сегодня какая-то комиссия будет, – отмахнулся Глеб. – В ЖЭКе просили одеться почище.
Поверила Настя или нет, Глеба особенно не волновало, потому что в нём ещё жила обида. И только то, что он отдал вчера жене первый дворницкий заработок, сделало Воронина более уверенным в себе.
Ещё издали Глеб увидел, что Клара на участке. И ему в этот момент сделалось стыдно за то, что он, молодой мужчина, ходит убирать улицу, за то, что вырядился сегодня. Но особенно было стыдно оттого, что когда Клара диктовала номер своего телефона, он, окончательно смутившись, сохранил его как «Клар Пахомов».
– У тебя ещё лопата есть? – спросила Клар Пахомов.
– Есть, только не помогай! – запросто отпугнул он.
– Неси лопату! – настояла она.
Они молча вычистили пол-участка, и тогда Клара собралась домой.
– Ну, я побежала, – доложила она, – нужно сына в школу проводить. Он у меня первоклашка. А ты женатый?
– Не-а, – сказал Воронин и вспомнил о дочери, которую они с Настей отдавали на пятидневку.
– Пока! – поспешно вонзила она лопату в снег. – До встречи через четыре дня.
В тот же день, вернувшись с основной работы, Глеб едва не поругался с женой, когда увидел, что она купила огромную кастрюлю.
– Теперь осталось лошадь привести, – ехидно заметил Воронин.
– Я тебя что-то не пойму, – сердито ответила Настя. – Сам пристаёшь со вторым ребёнком, а для большой семьи и варить много надо. В этой кастрюле можно сварить первое на несколько дней.
– На несколько дней неинтересно, – тоном жены сказал Глеб. – На месяц – вот достижение было бы. На балкон котёл вынес, заморозил, а потом – только есть захочешь – кусок щей вырубил, разогрел и харчись до пуза.
– Не фантазируй, – фыркнула Настя.
Через некоторое время она успокоила:
– Это не кастрюля, а бак для белья. Пелёнки кипятить. Зря ты нервничаешь.
– Какие пелёнки, если все памперсы используют!
– На них сперва заработать надо!
Глеб, когда понял, что это розыгрыш, поостыл, но ему всё-таки подумалось, что Насте так шутить не следовало бы, а то он опять обозвал её Глюкозой.
Через четыре дня Глеб вышел пораньше, чтобы убрать участок до прихода Клары и поговорить с ней спокойно, хотя о чём говорить – не знал. Он просто помнил, что в нём ещё живёт обида на условие, поставленное женой, и его душа искала другую душу, с которой можно было поделиться наболевшим.
Но Клару Воронин не увидел и позвонил ей днём, но никто не ответил. Глеб позвонил позже – опять неудача.
Когда Клару не увидел и в следующий раз, то подумал, что с ней что-то случилось. Он опять звонил, никто не ответил и решил вечером найти её. Но когда подошёл вечер, Глеб на поиски не пошёл. Ведь он совсем не знал эту Клару. И почему он должен искать? Зачем? Да и где?
Отдав жене вторую дворницкую получку, Глеб думал услышать что-нибудь ободряющее, но вместо этого Настя сказала:
– Ты долго ещё будешь будить по утрам?
– Долго, пока сын не родится.
– А я сегодня у врача была. Уже семь недель.
– Да-а?! – удивлённо прикусив губу, выдохнул Воронин. – Чего же раньше-то не сказала?!
В этот день Глеб привёз с пятидневки дочь. Пока ехал с Люсей в автобусе, неожиданно понял, почему очень хочет второго ребёнка. Ведь Люся скоро в школу пойдёт, она стала совсем взрослой, даже и картавить перестала. А ему хотелось крошечного человечка, такого, каким когда-то была Люся. Он спросил у дочери:
– Люся, мы с мамой скоро купим братика. Ты хочешь братика?
– Хочу! Тогда будем жить в большой квартире.
«На большую квартиру надо сперва заработать!» – невесело подумал Глеб, но ответу дочери не удивился, потому что давно привык к её взрослым рассуждениям, которые пришли к ней, когда она едва научилась говорить, и шло это, судя по всему, от матери. Озадачивало другое: неужели и второй ребёнок будет таким же, когда подрастёт?!
Клару Пахомову Глеб увидел месяца через полтора. К этому времени день прибавился, и он стал выходить из дому засветло. Клара бежала вместе с мальчиком и, подбежав, сказала:
– Вот, познакомься – сын Вовка. Ты мне звонил? – спросила она после паузы и внимательно посмотрела Глебу в глаза.
– Звонил, но…
Худой и кривоногенький Вовка – весь в мать – выглядывал из-за её спины, и чувствовалось, что ему совсем неинтересна утренняя прогулка
Когда Клара сказала сыну, чтобы побегал – а то в сосульку превратишься! – он нехотя стал топтаться на месте и ковырять ногой снег.
Глеб равнодушно воспринял сообщение Клары и её саму, потому что к этому времени успел её подзабыть. Он снял куртку и слишком уж решительно схватил лопату. Клара молча наблюдала, и её взгляд – насмешливый и любопытный – смущал и злил. И хотя он догадывался, что она живёт без мужа, якобы наивно спросил:
– Могла бы и мужа прихватить, втроём здесь работы на пятнадцать минут.
Он видел, что напоминание о муже задело, но она не подала виду и, будто так говорила каждый день, сказала:
– А он по утрам завтрак готовит.
– Если он у тебя такой сознательный, на, держи лопату. Работай за двоих, укрепляй здоровье.
Воронин отдал лопату Кларе, а сам отправился в подсобку за второй. Когда вернулся, Клара стояла, скрестив руки на черенке.
– С чего это вы, Глеб, решили, что я пришла убирать снег? – спросила она весело. ― Для зарядки я могу просто в снежки поиграть, тем более, что сегодня оттепель.
Она отбросила лопату и, позвав сына, стала катать снеговика.
– Вовик, а в школу не опоздаешь? – спросил Глеб насмешливо.
– Вчера каникулы начались, – ответил мальчишка, – а у вас старое ведро есть, чтобы на снеговика одеть?
– Извини, чего нет – того нет.
В это утро Глеб не дочистил участок. Он швырнул в подсобку лопаты, зашёл домой переодеться и, не завтракая, отправился на основную работу. И через четыре дня он не хотел идти на участок и не пошёл бы, если б не выпал снег. Правда, его опасения оказались напрасными: Клару он не видел. И только недели через две, когда снег уже почти растаял, он заметил её в глубине парка; она стала бегать другой дорогой.
Однажды, намазывая веснушчатое, как у девчонки, лицо каким-то пахучим кремом, Настя сказала:
– Твое отношение ко мне ничуть не изменилось. По-моему, тебе ребёнок не нужен?!
– С чего это ты решила?
– Ты перестал помогать.
Глеб уклонился от разговора, хотя ему и хотелось наговорить дерзостей. Он бы и наговорил, если не вспомнил, что несколько лет назад, когда они вот так же ждали второго ребенка, она стала доводить подобными вопросами. Но тогда Настя готовилась к поступлению в колледж и решила, что второй ребёнок не нужен. Пока они спорили, сроки были упущены, и Глеб начал придумывать имя будущему сынишке (что родится именно сынишка – он и минуты не сомневался). Но оказалось, что делал это преждевременно.
Когда Настя ходила на пятом месяце, случилось то, о чём Воронин до сего времени не мог вспоминать без содрогания. В тот день, вернувшись с работы, он застал жену выпившей.
– Что это значит? – спросил он, нацелившись влепить ей пощечину.
– Так нужно, Глеба, – ласково ответила Настя.
– Ты же сына ждёшь!
– Его не будет. Час назад у меня была знакомая медсестра и сделала укол.
– Что-то я никогда ни о какой медичке не слышал, а тут сразу нарисовалась!
– Ну, мало ли ты кого из моих подруг не знаешь?! О всех, что ли, надо докладывать?!
Потом он бушевал и хотел сообщить в милицию, а Настя умоляла не делать этого, потому что медсестру привлекут к ответственности, быть может, посадят в тюрьму, а они с ней в одном классе учились. Глядя на заплаканное Настино лицо, он сдался, спросил:
– Что я должен делать?
– Пока ничего.
В тот вечер он лёг спать, совсем не желая сна – ждал, когда начнутся роды. Он слышал, что Настя долго не ложилась и среди ночи затеяла стирку.
– Зачем мучаешь себя? – спросил он, жалея.
– Так нужно, Глеба, мне сейчас нужно больше двигаться, чтобы всё прошло удачно, – ответила она доверительно и ласково, так, как всегда отвечала, когда была в хорошем настроении.
Он всё-таки уснул, но она вскоре разбудила.
Роды уже начались, и в комнате непривычно пахло кровью. Всё происходившее тогда, в дальнейшем, напоминало сон. Сон страшный. Самое ужасное для него было то, что это было их тайной. Случись что, он не мог обращаться за помощью, хотя и понимал, что это условный запрет чести: случись что-то неладное на самом деле, он поднял бы всю «Скорую помощь» города. Но как ему, не врачу, просто неопытному человеку, знать, что опасно, а что нет? И когда Настя, зажав рот платком, начала стонать, он хотел уж звонить, но она остановила, прерывисто сказав:
– В случае чего, у меня есть телефон медсестры. Но это на крайний случай.
Глеб удивился спокойствию жены, хотя и понимал, что оно шло от решительности.
– Ты хоть покричи, – посоветовал он.
– Люся проснётся, и соседи могут услышать, – ответила она и ещё сильнее сжала ему руку. И по тому, с какой силой давила, Глеб понял, что и она перепугалась.
Наверное, через полчаса она всё-таки родила что-то бесформенное, и, разрезав рубашку, Глеб увидел мёртвого скрюченного мальчика (он как знал, что должен быть именно мальчик!).
– Сходи, закопай где-нибудь, – подсказала Настя, а он был готов в этот момент убить её.
Завернул тельце в газету, положил в сумку и, прихватив детскую лопатку, отправился на пустырь. Копал долго, но ямка всё равно получилось неглубокой, а копать глубже – не было времени из-за майского раннего рассвета.
После того случая Глеб не разговаривал с женой неделю или две, да и потом говорил только по необходимости. Она, понимая его, в душу не лезла, знала – со временем забудется. И действительно, забылось. А когда Настя в колледж так и не стала поступать, Глеб стал поговаривать уже не о втором, а о новом ребёнке. Но Насте так не хотелось лишних хлопот, что она придумала условие с тысячей евро, не думая, что он поверит в серьёзность её условия. Она лишь хотела отпугнуть, а он поверил. Это для Насти оказалось равнозначно оскорблению. Она и прежде догадывалась, что её Глебушка – безвольный человек, а когда он стал ходить убирать снег, убедилась в этом окончательно. И чем больше он работал, тем больше ей хотелось подшутить над ним, разыграть, чтобы доказать, что он – тряпка, а не мужик. Ведь если он, когда она поставила условие, хрястнул бы по уху – она бы родила ему сына, а теперь уж ни за что!
Правда, не решалась сказать об этом в глаза. И только когда он уж слишком размечался о новом ребёнке, сообщила чуть ли не официально:
– Не трать напрасно эмоции – у нас его не будет. В нашей однушке и без того не развернёшься, хотя и за неё надо сказать «спасибо» моей бабушке.
– Но сама же говорила.
– Пошутила. И у врача не была, потому что незачем к нему обращаться. Я не беременна.
Глеб был приезжим, долгое время жил в общежитии, поэтому, когда женился на Насте, старался избегать разговоров на эту тему, понимая, что ничем не может возразить жене, но обида из-за этого копилась. Поэтому сейчас вполне мог сказать что-нибудь грубое в ответ, но в очередной раз сдержался, промолчал, обрадовавшись неожиданно мелькнувшему плану.
На следующий день, вместо того чтобы убирать участок, Глеб оделся по-спортивному и побежал в парк, высчитав, что сегодня должен увидеть Клару. Намерение у Глеба было самое серьёзное: он решил жениться на ней, потому что ещё со вчерашнего дня перестал считать себя мужем законной жены. Весь вечер он подыскивал подходящую замену слову «Глюкоза», но ничего не нашёл, ибо все слова – хоть десять вместе – не могли передать все волнения его души.
Красный свитер Клары Глеб увидел издали. Шурша старой листвой, Воронин побежал напрямик и выскочил перед Кларой запыхавшийся, румяный. Он улыбался, глаза его, казалось, говорили: «Не обижайся, что когда-то был невнимателен. Сейчас всё изменилось – я твой!»
– Тысячу лет не виделись! – поздоровавшись, сказал Глеб. – Пойдём сегодня в кино? – сразу огорошил он. – У тебя ведь сегодня выходной. Думаю, твой муж не будет серчать?!
– Конечно, не будет, – согласилась Клара, улыбаясь в ответ. – На какой сеанс пойдём?
– На любой вечерний.
– Можно на последний, – предложила Клара и вновь улыбнулась. Но её улыбка, более похожая на усмешку, не понравилась Глебу, потому что за ней виделось что-то тщательно скрываемое.
Точно такую же улыбку Воронин увидел на её лице, когда вернулся домой, не дождавшись Клару у кинотеатра. Он сразу и не понял, что видит в своей квартире Клару Пахомову. Она, Клара Пахомова, пьёт в кухне чай с Настей! И обеим отчего-то так весело, ну так весело!
– Вот, познакомься, – поднялась из-за стола Настя, – моя школьная подруга. Та самая медсестра, помнишь? Она помогла до конца узнать тебя.
Клара в это время поднялась навстречу Воронину и, подав руку, представилась:
– Клар Пахомов…
Глеб в этот момент подумал, что у людей именно в таких ситуациях отвисает челюсть от удивления. С этой мыслью он ушёл в комнату и, не помня себя, упал на хрустнувшую Люсину кушетку.
Через минуту, постучав, в комнату вошла Настя.
– Возьми, пожалуйста, сберегательную книжку «на предъявителя», – почти торжественно сказала она. – Там все деньги, которые ты заработал за зиму метлой. Думаю, они не помешают, когда надумаешь создать новую семью!
Проза Project: Moloko Author: Пронский Владимир
