— Огнu! Огнu! Опять огнu! – кричал на бегу маленький Вовка, тяжело дыша и глотая слова, делая между ними солидные паузы. Старшие ребята смотрели на него с недоумением, ожидая объяснений. Раньше Вовка никогда не поднимал шум без нужды, и даже пропоров ногу гвоздём не издал ни звука, за что и был отмечен старшими, выделен из группы «безымянная малышня», у членов которой не было ни имён, ни кличек – молоко ещё на губах не обсохло! А у Вовки обсохло… И пусть его всё равно частенько называли Малым и посылали по мелким поручениям, но имя у него всё же было. Что же с ним случилось?..
– Ну? Что? Говори! – наперебой закричали ему ребята, немало заинтригованные Вовкиными криками. Но малец не спешил выкладывать карты на стол. Он остановился у прочно оккупированной ребятами лавки и долго, с полминуты, переводил дыхание. Лицо его против обыкновения раскраснелось, щёки налились кровью, а из носа (вот беда!) «потёк конденсат» – дело было весной, и вся малышня бегала с соплями. Впрочем, некоторые старшие тоже таскали сопли, но либо тщательно это скрывали, либо делали из безобидного явления шоу – сморкались одной ноздрёй кто дальше, например. Чемпионом этого дела был Дениска – он мог послать свою соплю на два метра вперёд, за что был всенародно любим двором – на него даже специально приходили посмотреть из соседних.
– Говори, малой! – наконец, когда первый ажиотаж схлынул, а Вовка перевёл дух, пришло время заговорить Давиду. Давид был самым старшим среди пацанов – ему исполнилось целых пятнадцать лет! Он слыл во дворе самым крутым, к нему (конечно же!) липли девчонки, за ним бегала восторженная малышня, на что он лишь снисходительно улыбался, не забывая жестоко подшучивать над всеми, кто попадётся под руку. Его боялись и уважали, и он упивался этим, положением вожака стаи, альфа-самца отдельно взятого дворика. Сейчас, когда Давид говорит с Вовкой, все затихли, ожидая, когда можно будет всунуться со своими пятью копейками.
– Там огни! Красные-красные! Горят! – залопотал Вовка и тут же был прерван нетерпеливым Давидом.
– Где там-то? Говори как взрослый, чё ты мямлишь? – волшебная фраза «как взрослый» подействовала на Вовку самым лучшим образом, он успокоился, расправил плечи и заговорил уже совсем другим тоном, да таким убедительным, что хоть на митинг его посылай, погуторить о конституции.
– На заводе старом, в больших цехах, огни горят! Красные! – ещё раз добавил он слово «красные» для солидности. – Я уже видел их, но говорить постеснялся, думал, показалось.
– А теперь, значит, не показалось, да? – с издёвкой спросил Давид.
– Говорю же, второй раз видел, значит не показалось! – Вовка то ли мудро проигнорировал подколку, то ли попросту её не понял.
– Ладно, Вовчик, спасибо, дуй отсюда, пока тумаков не навешали! – «добродушно» усмехнулся Давид и попытался отвесить мальцу затрещину. Но Вовка ловко увернулся и сбежал к своим погодкам – очевидно, рассказывать о неведомых красных огнях. Старшие же ребята призадумались, и было отчего – завод не работал с самого развала Союза и развалины его имели дурную славу – достаточно будет сказать, что даже вездесущие бомжи и диггеры обходили его стороной, не прельщаясь возможно оставшейся внутри наживой. Ходили ещё невнятные слухи о сгинувшей там кучке панков, как-то в подпитии забравшихся внутрь. Но достоверны ли слухи – никто толком не знал.
– Пойдём посмотрим! – первым молчание нарушил Сашка – парень не робкого десятка, фанат Сталкера и Метро-2033, он при первом же крике Вовки почувствовал зов приключений. Заброшенный завод, да ещё какие-то таинственные огни – романтика! С каждой минутой завод манил его всё больше и больше, и даже перспектива сгинуть бесследно не пугала – кто не рискует, тот не пьёт! Так говорил его отец, а отцу Сашка доверял – если бы отец в своё время не рискнул вложить деньги в МММ, они бы сейчас не жили в трехкомнатной квартире на девятом этаже с видом на центр города. Правда, Сашка не знал, что такое МММ и почему отец так гордится этой историей, а просто принимал всё им сказанное на веру. Кто не рискует – тот не пьёт…
– Ты сиди и не отсвечивай, сталкер комнатный! – зашумел было Дениска – верная шестёрка Давида – за что немедленно схлопотал затрещину. Дениска ойкнул и заткнулся, в заискивающем ожидании глядя на своего шефа. Давид был задумчив, что не сулило ничего хорошего. Обычно отблески мысли появлялись на его лице только перед большими пакостями, и соответственно не сулили ничего хорошего.
– А почему бы и не сходить, а, Саш? – Давид хитро прищурился, внимательно отслеживая Сашкину реакцию на предложение. Самого его не очень-то интересовали всякие дурацкие огни (ещё неизвестно, есть ли они вообще, или это Вовкины фантазии), но показать всем во дворе, что у него, у Давида Моисеевича Когана, самые крепкие нервы – было необходимо. Ведь авторитет и складывается из таких вот вещей, кажущихся мелкими, но на деле очень важных. Если никаких огней нет, можно будет прилюдно унизить Вовку, продемонстрировав малышне его, Давида, власть над ними. А если огни и в самом деле есть, он в очередной раз докажет всем, что круче него только варёные яйца, да и то не факт, ой не факт…
– Вопросов нет, соберёмся с утра пораньше и сходим! – снова влез в чужой разговор Дениска и снова схлопотал по роже.
– А у меня есть вопросы, – спокойно сказал Саша, глядя Давиду в глаза. – Как мы туда попадём – с какой стороны заходить будем, как двери откроем – это раз. И второй: когда они, огни эти, появляются, и как долго горят. Может ещё полдня в засаде придётся сидеть?
– Двери я беру на себя! – важно заявил Давид. – А вот про время – вопрос правильный. Дэн, вызови-ка нам Вовку на повторный допрос. – Дениска, несмотря на обиду, мгновенно сорвался и побежал в кучу малышни, сосредоточенно строящей город из песка. Сломав на пути пару уродливых куличей, за что получив от мелюзги пару лопаток песка в спину (катапульты никто не отменял!), Дениска всё-таки притащил Вовку, хотя со стороны это выглядело так, будто Вовка ведёт его – так важно смотрелся Вовка, идущий базарить с самим Давидом, и так плохо выглядел Дениска, бегающий туда-сюда по первому свисту шефа.
– Сколько горят – не знаю, как увидел – сразу побежал к вам, – кратко и чётко, по-военному докладывал Вовчик. – И в прошлый раз в то же время – часов шесть-семь вечера.
– Молодец, Вован, с тобой хоть в разведку, – Давид всё-таки не сдержался и отвесил мальцу пинка. Вовка не издав ни звука, будто ничего не случилось, вернулся к сверстникам.
– Саша, Денчик – завтра часиков в десять утра встречаемся у забора завода, там, где камень прикопан. – Давид был абсолютно спокоен, ничто не выдавало его волнения. И всё-таки он немного волновался. – Соберитесь как следует: фонарики, ножи, похавать на полдня – не маленькие, разберётесь. Всё, пацаны, алга по домам! – важно закончил он и ребята неохотно разошлись, судача о произошедшем. Только Сашка остался стоять напротив Давида, желая что-то ему сказать.
– Я Дениске не доверяю – сольётся при первом же шухере! – твёрдо сказал он.
– Тебя спросить забыл, сталкер! – вроде бы добродушно усмехнулся Давид, но Сашка понял – спорить бессмысленно…
***
Ровно в десять ноль-ноль Сашка был в условленном месте – он сидел на камне и перепроверял содержимое ранца: швейцарский ножик, фонарик (батарейки свежие, а то вдруг подведут), моток бечёвки (крепкая!), жгут и бинты (вряд ли понадобятся, но кто знает). Давида с Дениской почему-то не было, но Сашка терпеливо ждал. Во-первых, договор дороже денег, во-вторых, если честно, одному идти в неизвестность совсем не хотелось. Он качал ногой, в очередной раз перепроверял снаряжение и мечтал о приключениях…
Вскоре они появились: впереди предсказуемо шёл Давид, расслабленно улыбаясь утреннему солнцу, за ним плёлся Дениска, ожесточённо вытирая руками рот и отплёвываясь.
– Чё это он? – вместо приветствия спросил Сашка.
– Да паутина в харю! – Давид тоже не счёл нужным здороваться. Но в ожидании Дениски они всё-таки пожали друг другу лапы – просто так, от нечего делать. Наконец, Дениска нагнал их, и втроём они подошли к забору.
Перемахнув через забор, за густым слоем травы и кустов ребята разглядели выделявшуюся на фоне серой стены коричневую дверь. Но добраться до неё было не так уж и просто – приходилось прорываться через самые настоящие джунгли. Прошло не меньше пятнадцати минут, прежде чем они упёрлись в закрытую дверь.
– Первая заповедь взломщика: прежде чем хвататься за отмычки, проверь – вдруг открыто! – хищно усмехнулся Давид и с силой ударил дверь ногой. Та на удивление открылась, явив ребятам длинный и тёмный коридор. Оттуда немедленно рванул застоявшийся воздух, парней как из фена обдало тёплым и затхлым, Дениска даже немного закашлялся. Стало ясно, что, хотя дверь и была всё это время открыта, в неё никто не заходил уже очень давно.
– Чё встали, заходим! – воскликнул Давид и первым вошёл внутрь с фонариком наперевес. За ним в проход боязливо скользнул Дениска, а замыкающим выпало быть Сашке. Он осторожно прикрыл дверь и тоже зажёг фонарь.
Ребята долго шли по совершенно пустому коридору и всё больше удивлялись. Никаких следов живых существ не было в помине: ни пустых бутылок, ни собачьих какашек, ни вездесущих муравьёв. Даже паутины, которую трудолюбивые пауки вешают где попало, не наблюдалось. Вдруг уши ребят резанул дикий, нечеловеческий визг. На мгновение они застыли, огни фонариков заплясали: руки немного тряслись.
– Чё встали, вперёд давай, если в штаны не наложили! – крикнул Давид нарочито громко, видимо, успокаивая в первую очередь себя – на остальных ему было более-менее всё равно. Первым опомнился Сашка и толкнул вперёд Дениску. Тот поспешил за боссом, то и дело озираясь на подгоняющего его Сашку, как-бы разрываясь между ними двумя…
Вскоре служебный коридор кончился, а взору ребят открылся огромный Цех. Он был неширок, поражала длина – до самого горизонта вперёд тянулись тяжёлые станки, настороженно перемигивающиеся красными огоньками на панелях ЧПУ. Поначалу ребята слышали лишь стук собственных сердец, но вскоре им послышалось гудение. Едва слышимое поначалу, оно становилось всё сильнее, заполняя пространство-время от края до края. Сашка задрал голову и посмотрел вверх – потолка не было видно, он терялся в темноте. Зато чуть в стороне от выхода из коридора обнаружилась лестница…
– Во Держава была! – пробормотал Давид, незаметно от спутников морщась от гула станков, – Двадцать лет как не стало, а всё работает… Айда наверх, братва, посмотрим, что там и как!
Он первым пошёл к лестнице, твёрдо и уверенно, будто знал завод как свои пять пальцев. Вскоре по металлу ступеней застучали тяжёлые ботинки, за ними мягко ступали лёгкие кроссовки, а за ними – модные зеленоватые кеды Дениски. Они едва ощутимо светились, озаряя Цех столь непривычным своим светом.
– Ты уверен, что хочешь войти? Обратной дороги не будет! – прогремел вдруг голос в голове каждого из парней по отдельности.
– Ссохнись, кекс! – дерзко ухмыльнулся Давид.
– Уверен! – рявкнул про себя Сашка и на мгновение сам устрашился собственного гнева.
– Н-нет… – промямлил наконец Дениска вслух, чем заставил идущих впереди резко обернуться.
– Вы все это слышали? – спросил Сашка, хотя всё и так было ясно.
– Чёрт бы с ним, пошли, если не струхнули! – что-что, а мобилизовать Давид умел. Кто в четырнадцать лет осмелиться признать, что он струхнул? Никто и никогда, уж лучше сгинуть под чёрными сводами Завода…
Вот и рубка управления. Приборная доска, покрытая бесчисленными кнопками и лампочками, жила своей лихорадочной жизнью. Рубильники поднимались и опускались, будто натягиваемые невидимыми нитками, лампочки перемигивались всеми цветами радуги, а не только красным, как станки внизу. У приборной доски стоял заваленный бумагами стол, на котором – о ужас! – сидела кошка!
– Это… она? – одними губами спросил Давид.
– Да-а… – выдохнул в страхе Сашка.
Плетущийся в хвосте Дениска только сейчас разглядел стол и причину шёпота ребят – на столе сидела кошка, да, самая обыкновенная чёрная кошка, вот только… у неё не было ног. Кошка словно бы не замечала этого, развалившись мягким брюшком на чертежах, зато ребят она сразу узнала… Она яростно зашипела, сперва по-кошачьи, но потом парни начали понемногу разбирать её речь…
– Ответите! – шипела кошка, топорща усы и пытаясь пошевелить обрубками ушей. – Ответите за всё!
Поражённые, ошеломлённые, стукнутые по голове кувалдой, ребята молчали и смотрели на кошку, которую они убили несколько лет назад. Убили жестоко, вдоволь поиздевавшись над визжащим куском тёплой плоти. Кто-то держал её, рвущуюся изо всех сил, а Давид с улыбкой маньяка отрезал ей лапы. Дениску рвало, но Давид заставлял его смотреть, а Сашка смотрел сам… Ему было жалко животного, но и сопротивляться целой толпе озверевших, почуявших кровь зверьков он не мог. Не в силах прекратить это безумие по-звериному жестоких детей, он не мог и уйти, не мог оторвать глаз от умирающей кошки, проклинающей на своём языке всех присутствующих. Теперь, в управляющей рубке завода, Сашка запоздало попытался оправдаться – он её не убивал! И тут же понял, что убивал… Убивал своим бездействием… Своим невмешательством… Своей трусостью…
Дениска закричал. Поначалу это походило на крик, но потом его детский, не сломавшийся ещё голос сорвался на вой, жуткий вой первобытного ужаса. Он ревел как белуга, перекрикивая становящийся нестерпимо громким гул станков. Саша с ужасом разглядывал их через стекло – огни стали ярче, свет вторил звуку, в Цеху стало ярче, гораздо ярче чем было только что.
Когда Сашка обернулся в сторону лестницы, Дениска, не умолкая, кубарем катился с неё вниз. Он перевёл взгляд на Давида – тот переводил стеклянный взгляд то на пустой, абсолютно пустой стол, то на тёмный проём лестницы. Вскоре всё стихло, потонул под гигантскими сводами вопль Дениски, утихли станки, вернувшись к первоначальному состоянию. А потом исчез и стол, и так уже покинутый кошкой… Зато напротив лестницы появилась чёрная дверь…
– Что… что это было?.. – спросил Сашка, утирая пот со лба.
– Не знаю… – впервые Давид не сострил, не нагрубил, не рассмеялся… Он был апатичен, жутко апатичен, ещё немного и он замкнулся бы в себе, не реагируя даже на Сашку. Но не замкнулся… Понемногу, шаг за шагом, клетка за клеткой, к ребятам вернулось самообладание. Самым верным решением было бы немедленно покинуть Завод и вернуться домой – баек и так хватит до конца жизни, и слава смельчаков или психов им обеспечена. С другой стороны, уйти сейчас – значит упустить возможность обойти весь Завод и раскрыть все его тайны. Сашка перевёл вопрошающий взгляд на Давида. Давид попытался усмехнуться, но поднял лишь краешки губ.
– Если не трусишь, айда в эту дверь… – он развернулся и пошёл к ней. Дверь, конечно, открылась, приглашая гостей в светлый, освещённый белыми лампами коридор. Внизу стены были выкрашены в зелёный, вверху – побелены. Пол был деревянным и скрипучим, в отличие от крепкого бетона предыдущих помещений. Теперь Давид будто покинул завод и оказался не то в служебных помещениях универмага, не то в провинциальном училище. – Ну что? – переспросил он, стоя на пороге…
– Иду… – ответил Сашка и пошёл за ним…
***
Новый коридор был не короче старого, хотя и вёл, казалось бы, во внешнюю стену завода. Сашка чуял, всем сердцем чуял неладное, но и объяснить своих чувств не мог… «В чём дело, мозг? Идём же по коридору, стало быть он есть? Как его может не быть?» – усиленно думал Сашка, загоняя червя сомнений поглубже в нутро, но легче от этого не становилось.
Справа за стеной раздался дикий крик: «Замуровали, демоны!» Ребята инстинктивно повернулись, внимательно осмотрели стену, и услышали за спиной скрип открывающейся двери, хотя никакой двери ещё секунду назад не было и в помине! Очень медленно, почти что на цыпочках, парни развернулись.
Их взорам открылся самый обыкновенный школьный класс. Невзрачные обои на стенах, тонкие стёкла в деревянных рамах, исцарапанные хулиганами парты, зелёная классная доска… Ребята осторожно, оглядывая пол под собой, вошли в класс и почти сразу разделились – Давид направился к учительскому столу, а Сашка подошёл к окну. В столе не осталось ничего интересного, кроме пожелтевших школьных тетрадей. Безразличный взгляд Давида скользнул было по девственно чистой доске, на которой теперь красными чернилами было написано: «Да свершится правосудие!» Чернила капали вниз, стекая по стене на пол и утекали по специальной канавке вглубь стены… «Кому и зачем понадобились такие фокусы?» – пробормотал Давид и медленно обернулся… Там он увидел нечто такое, что заставило его завопить от ужаса…
Саша стоял у окна, перед ним разворачивалась умиротворяющая картина – дети возились в снегу, большинство из них, разделившись на две команды, задорно перебрасывались снежками. Трое ребят чуть поодаль скатывали снежные шары для снеговика. Вовка, укутанный тёплым и колючим шарфом, сжимал в руке морковку – главный атрибут снеговика. Сашкины губы невольно расплылись в улыбке: ну да, всё так и было, а вот и сам Сашка – бежит из дома с новыми непромокаемыми перчатками. Вот только… «Почему за окном зима? Ведь уже давно наступила весна, скоро каникулы? Опять повторять третью четверть? Хотя, химию и физику подтянуть бы не помешало… Если бы не проспал ту контрольную…» – Саша сбросил дурман фантазий и обернулся, застыв в диком ужасе…
Класс был полон детей. Все они были очень грустны, у всех были какие-то увечья: кто-то усердно дул на ушибленный палец, кто-то прикладывал холодную ложку к синяку, ещё кто-то утирал беспрестанно текущую из расквашенного носа кровь. Позади всех, у самой стенки скромно стояли Вовка и Дениска: Вовка сосредоточенно потирал ушибленный накануне пинком Давида копчик, а Дениска яростно тёр рот рукой и старательно отплёвывался…
Все они смотрели на Давида, как бы не замечая присутствия Сашки, и он вдруг понял, отчего Давид так кричит, будто ему рвут зубы без анестезии. Все, кого Давид когда-либо обижал, все жертвы его самолюбия, жестокости или плохого настроения выстроились здесь. Они ничего не говорили (могли ли они говорить?), лишь пожирали своего мучителя глазами.
– Не надо, Давид! Прошу, не надо!.. – пропищал девичий голосок за спиной Давида. На учительском столе сидела девочка в школьной форме – белой блузочке и юбчонке до колен. По её ногам в разорванных колготках медленно стекала кровь – один-в-один как краска на доске.
У Давида не было сил кричать – он сорвал голос и лишь беззвучно сипел. По его багровому лицу текли слёзы. Впервые в жизни Сашка видел слёзы Давида – самого крутого обитателя их двора, самого дерзкого, злого и бесстрашного. Давид беззвучно рыдал, а Сашка не мог пошевелиться – ноги его будто примёрзли к полу, руки одеревенели, в горле пересохло.
– Всё!.. – вдруг произнёс Давид, вытирая мокрое лицо рукавом. – Всё! – повторил он и подошёл к окну. Рама поддалась не сразу (зима!), пришлось отдирать клейкую ленту и вату. Наконец, окно сдалось и открылось, в классе сразу стало холоднее, Сашку обдало морозным воздухом и даже парочкой снежинок. Давид тем временем лихо вскочил на подоконник и сделал шаг в пустоту.
– Стой! – заорал не своим голосом Саша и протянул руку, но было уже поздно. Сашка поспешил взобраться на подоконник и посмотрел вниз. На земле лежало тело Давида. Пятый этаж, неглубокий снег, внизу наверняка асфальт (Сашка не знал этого, но почуял) – вокруг Давида, такого нелепого в яркой майке и летних шортах, медленно расползалась кровь. Сашка стукнул себя кулаком в грудь, издал боевой клич и сорвался вслед за ним…
***
Саша летал среди звёзд, в холодном бездушном космосе. Он летел навстречу звёздам, так казалось ему, но вскоре звёзды начали удаляться от него, а потом и гаснуть. Некоторые звёзды зажигались вновь, но большинство гасло навсегда. Саше было очень обидно за звёзды, он боялся, что все они рано или поздно погаснут, и лишь маленький, малюсенький огонёк надежды всё ещё теплился где-то очень глубоко внутри.
– Каждая звезда решает сама, гаснуть ей или разгораться, – произнёс голос где-то вдалеке. Сашка завертел головой и вскоре увидел приближающегося к нему человека. Это был немолодой человек, но ещё не старик. Голова его почти облысела, о некогда пышных волосах напоминали лишь остатки на висках. А ещё у него были усы и бородка клинышком. Одет он был в невзрачный костюмчик, этакий провинциальный врач, директор сельской школы или инженер средней руки. «Инженер!» – выстрелило в голове у Сашки. «Нет, скорее… Архитектор!.. Почему Архитектор? Не знаю…»
Пока Сашка определялся с тем, кого именно он увидел, незнакомец приблизился и произнёс:
– Каждый человек – звёздочка, – произнёс Архитектор, глядя Саше глубоко в глаза. Саша почувствовал, как на радужках его глаз отразилась вся его жизнь, все его поступки, правильные и неправильные. Он вспомнил как отказывался есть манную кашу, требуя от матери сладкого, как дрался с другом из-за какой-то дурацкой красной машинки, как дёргал соседку по парте за косички, а потом как она плакала в раздевалке, а он не понимал – почему?.. Вспоминая всё это, Саша чувствовал, как его звёздочка постепенно гаснет, тает как мороженое в жаркий день…
Потом видеоряд сменился: Саша начал вспоминать, как он в мамин день рождения начистил картошку, чтобы маме не пришлось делать это самой, как он учил Вовку завязывать шнурки, как помогал соседке по парте с домашкой, а она, мило краснея, целовала его в щёчку. И звёздочка начала разгораться, она набирала свет как губка, становясь всё ярче и, в конце концов – после того как Саша рванулся спасти Давида – засветилась так, что Архитектор вынужден был прикрыть глаза.
– Надеюсь, ты понял, о чём я?
– Да… – протянул Саша и уставился вверх, туда, где начали зажигаться новые звёзды.
– Выживет ли Давид? – спросил он с потаённой надеждой в груди.
– А это будет зависеть от него… – протянул Архитектор, – …пожелает ли он исправить их… или предпочтёт сбежать как можно дальше… пусть и на тот свет…
– Тогда нам обоим пора домой – родители наверняка волнуются! – Архитектор усмехнулся этим словам Сашки и мягко толкнул его ладонью в грудь…
***
Очнулся Сашка не в кабинете и не среди звёзд, а почему-то на траве. Молодая трава приятно щекотала кожу, а по ногам уже забегали трудолюбивые муравьи. Сашка сел и огляделся. Он сидел у самого забора, где-то вдалеке за кустами маячили бетонные стены завода, а присмотревшись как следует, он разглядел и коричневую дверь, намертво заколоченную досками.
Но в заборе откуда ни возьмись образовалась калитка – прощальный подарок Архитектора. Сашка ухватил Давида за руки и потащил. Выволочив его с территории Завода, Сашка страшно закричал, взывая о помощи…
***
Давид выжил после прыжка – ему повезло, он всего лишь сломал обе ноги. Месяцы неподвижности сильно изменили его: даже сняв гипс и заново научившись ходить, он больше не появлялся во дворе. «Взялся за ум!» – хвасталась его мать перед соседками. Вскоре он окончил школу экстерном и поступил в медицинский. Ребята долго судачили об этом, кто-то прочил Давиду будущее в хирургии, кто-то робко выказывал предположение о травматологии, а самой экзотичной была версия Дениски: своего бывшего босса он отправил в Африку – лечить негров от всяких тропических болезней. Только Сашка знал правду о том, что Давид поступил на психолога, чтобы помогать пережившим психологические травмы детям. Но Сашка помалкивал об этом – пусть во дворе живёт Легенда…
Сам Сашка больше не помышлял о карьере путешественника. Та незабываемая ночь напрочь отбила весь романтизм лазанья по заброшенным местам, и теперь он собирался стать учителем. Какой предмет он будет вести? Сашка пока не думал об этом… Он хотел быть ближе к детям, помочь им не совершить тех ужасных ошибок, которые сделал он сам и его друзья.
А огни больше не появлялись. Исполнив свою миссию, они то ли скрылись до поры до времени, то ли откочевали на другое место. Вовка уверял всех, что дом огней находится в подвальных помещениях завода, на самом глубоком уровне, однако никто из детей больше не отваживался войти под тёмные своды. Впрочем, всполохи снятся ребятам и по сей день, только теперь они не красные, а светло-зелёные, цвета молодой весны. Каждое утро они просыпаются с лёгкой грустью, сожалея о том, чего уже никогда не вернуть…
