-ЗдАрова, Васильна!
-И тебе не хворать, Даниловна
-Че, гости приехали?
-Но, приехали, — обреченно сказала Васильевна, обсуждать своих гостей она не хотела, да и вообще не имела такой привычки, как говорится»выносить сор из избы».
Но Даниловна была баба любопытная, от неё ничего не утаишь. Да и обижать соседку, Васильевна не хотела, гости -то уедут, а ей не с кем будет и словом перемолвиться.
Нет, есть у неё конечно , безмолвные слушатели коза Машка, кот Васька, да собака Пальма, все трое уже почтенного возраста, как и она, Васильевна.
-А чё, вроде как недовольна, гостями? Али чё?
— Отчего же? -говорит Васильевна, -очень даже довольна, как не довольна, скажешь тоже.
Говорит, а у самой кошки на душе скребу, не может она невестку с дитем принять, вот хоть убей, не может.
Алешка привёл Нину когда она в положении была и строго- настрого приказал даже не затрагивать эту тему.
— Моё дитя, — сказал, как отрезал, — и больше разговоров чтобы не было никаких.
Когда родился внучонок, Васильевна быстро собралась в дорогу, уж больно хотелось ей убедиться в своей правоте. И что же? У белокожей и голубоглазой Нины и светловолосого, синеглазого Алешки, родился смуглый, с чёрными, как смоль волосами и чёрными же глазёнками, парнишка.
Лежит, сучит своими ножками и не знает ничего на свете, зато она, Васильевна знает, и чужое дитя к сердцу не подпустит.
А этот дурачок, младший сын, Алешенька, радуется, как есть дурачок, будто никто не видит, что не его это пацан.
А он знай нахваливает, мол на брата старшего, на Витюшу,похож сыночек, вылитый мол, дядюшка. Как смолчала тогда Васильевна, бог его знает. Приехала домой, упала на подушку и рыдает.
Ай, дурачок Алёшка, как есть дурачок. С детства простодырый, последнюю рубаху с тела отдаст, и тут обвели кругом пальца.
Горюет Васильевна, плачет, не с кем горюшком поделиться.
Сыночек старший, любимый Витюшенька, далеко, на Сахалине, приезжает раз в год, матери разных вкусностей навезёт, да ей не зачем, наглядеться не может на первенца своего, надышаться не может. Красавец, умница, черные кудри, глаза, как самая спелая смородина, губы как у девушки, вишня спелая. Глаза с поволокой, ни одна не может устоять красавица, сколько слез пролито девичьих.
Знает Васильевна о слабости старшенького к женскому полу, знает и ничего не говорит, любит своего первенца, безумной материнской любовью.
Перенесла ту любовь на сына, так любила отца его, горячо, как пустыня, жаром обдавала, иссушала, сама чахла от любви своей.
Да все равно не удержала, все равно ушла любовь его, как песок сквозь пальцы, да и была ли она, неизвестно.
Ушел, обещал вернуться, обещал помогать тому, кто родится.
Так и не увидел сына Витеньку, потом Васильевна только узнала, что ни одна такая была, в каждом селе по зазнобе было и точно трое, кроме неё, Васильевны, претендуют на звание любимой женщины Якова, прозванного в народе Цыганком.
Говорили будто нагуляла мать его с цыганом, кто же его знает, может и правда.
Красив был Яков, дикой красотой своей привлекал женщин, не устояла и молодая на тот момент Васильевна.
Оттаскала мать за косы, выбить хотела из неё зародившуюся жизнь, да не тут-то было, вцепился дикое семя, не хотел выбиваться, жить хотел, да отец Васильевны вступился, не велел любимицу трогать.
Что бы грех прикрыть, сосватали девку за бобыля, Григория. При нем и родила Витюшу, а через пять лет случайным образом Алешенька родился,
Равнодушно встретила рождение второго сына Васильевна, будто повинность какую отбывала.
Не было радости, как при рождении Витюшки, все делала как нужно, да равнодушно, без души.
Зато Григорий, с тёткой Агрипиной, не повернулся язык назвать мамой свекровь у Васильевны, души не чаяли в Алешке.
Витеньку тоже не обижали, но Алешку залюбили, вон и сделали из него, барышню кисейную. Витюша бы кулаком стуканул, не дал бы себя обмануть, а этот…тюфяк, с горечью думала Васильевна. Весь в покойного Григория, такой же мягкотелый.
Подрастает мальчишечка, Алёша с Ниной хорошо живут, слаженно, а Васильевна никак принять не может внученка.
Дура старая, ругает ее безмолвно Пальма, ммммддддууррееееха, мурчит Васька, менееее кажется тоже так, блеет коза.
-А ну цыц, ругает Васильевна своих животных, ишь, оглоеды, вот не буду кормить, тогда узнаёте. А сама понимает, правы, ох как правы они, да сделать ничего не может с собой.
— Сама то, мявууу, сама то…
— А что я? Я по любви, любовь у меня была… и Григория не обманывала, знал что с приплодом…И вообще, че сравнивать…Хучь бы общего родили, думает Васильевна, что же планида такая у Гришкиного семени, сам чужое дитя воспитывал за своё, и сын тоже. Только Григория никто не обманывал, а Алешенька вот…
Васильевна так и не хотела поверить что Алешенька добровольно чужое дитё воспитывает, не могла принять что он все знает, кажется ей, что обманывают последушка.
Так что не знала Васильевна что ответить Даниловне.
-Баба, смотри, смотри это тебе, -бежит внучонок, смотрит глазками смородинками, тащит ей листочек бумажный, с нарисованным цветочком, Да не может Васильевна брезгливость свою перебороть, старается, да не может.
-А ты мама вроде как не рада что мы приехали
-Да ты что, родненький, ты что такое говоришь сыночек
-Да ладно, матушка, думаешь не знаю что не к душе тебе жена мои с сыночком, да и я сам не из любимчиков. Ну что же поделаешь…
— Да что ты сыночек, что такое говоришь, Алешенька. Я же вами только и живу
-Ладно мать, хватит цирк устраивать, главное что я тебя люблю и дороже тебя и семьи моей, нет никого для меня на свете.
Радостью хотел поделиться, беременна Нина, дочку ждём, сестричку для Гришеньки.
Дак вот мать, думаю кем же она Гришеньке будет родной сестрой или двоюродной
По матери вроде как родной, а по отцам если судить, то двоюродной, вот так матушка. Что же смотришь так? Как ни крути, твой родной внучек -то, Гришенька, — улыбаясь говорит Алёшка.
Я ведь, помнишь, окрылённый тогда ходил, похвалился брату, что влюбился, он как раз в отпуск приезжал…
Что же ты матушка отворачиваешься, а ведь с того времени не приезжает любимый твой сынок Витюшка, боится, натворил дел…
А я что…я простил Нину, ни разу не дала мне больше усомниться в своей верности. И Гришеньку, как своего люблю, Нину простил, потому что сам не раз под бешеное очарование братца попадал. Ему хоть бы что, а мне попадало, да и ладно.
Я что хотел сказать, писать будешь ему, напиши пусть не боится, пусть приедет домой, знаю как тоскуешь.
Скажи ему, простил я его, и Нина простила, за Гришеньку спасибо только говорим.
Вот такие дела, матушка любезная. Так что зря зубы сжимаешь при виде Гришеньки, родной твой внучек.
Плачет Васильевна безмолвно, жаль ей старшего сына неприкаянного, что же он такой-то, Матушка Царица Небесная, что же невезучий такой, даже сына, Гришеньку не может сам воспитывать…
Нина родила девочку Олечку, голубоглазую и светловолосую.
Витюша, сыночек на письмо материно ответил, что много по белому свету у него может быть сыночков и дочек, и что рад за младшего брата с женой, пусть растут здоровыми ребятишки, написал.
Он пока приехать не может, высылает ей, матери денег, просит купить племяннику, Гришеньке что нибудь и куклу племяннице Олечке.
По другому стала смотреть на внучка Васильевна, видит а нем черты деда его, Яков, Цыганка, как звали все…
