Нина Федоровна, схватив авоську, сунула туда худенький, потертый кошелек, скинула тапочки, покряхтела, натягивая на ноги ботинки, и распахнула входную дверь.
– Ты посиди, я быстро! Не скучай, телевизор посмотри, если хочешь. Я мигом, до магазина и обратно!
– Угу, — услышала она невнятный, словно в подушку сказанный, ответ.
– Всё, милый, пошла я, – и выскочила из квартиры, на ходу завязывая кончики платка под худеньким, узким подбородком.
– Погостит! Как же хорошо, что погостит! Плохо, что заболел, ну, ничего! Вылечим. Недельку отдохнет, отлежится, и банки буду ему ставить, и горчичники куплю, и горлышко чем полоскать, мож, посоветуют!…
Она шла и шептала себе под нос, не замечая соседей, что здоровались с ней во дворе, не обращая внимания на сигналящие машины и удивленно застывшего полицейского. Нина спешила, внук приехал погостить, но, как назло, поднялась у паренька температура, теперь точно неделю отлеживаться будет. А Нине и радость, все ни одна, с живым человеком в квартире побудет, будет, с кем словом перемолвиться, для кого на кухне стараться, кухарить, жарить, парить и варить. Так еще и блинчиков надо напечь, Масленица же! Ох, любила старушка печь блины: быстро размешивала вилкой тесто, разогревала старенькую, еще мамину, чугунную сковородку, и понеслось! Плетет тесто свои кружева, румянится по краям, вспучивается пузырями. А потом прыгает рыженькое солнышко на тарелку. Один, второй, третий… И вот уже огромная, волнистая по краям колонна стоит на столе, дымит, исходит сливочным маслом, что Нина всегда щедро клала поверх блина. А по квартире — аромат!!! И на столе — красивые, фарфоровые тарелочки, блюдца да розеточки с вареньем, сгущенкой и медом. А где же сметана? Да вот она! Будьте так любезны, передайте ее сюда!..
Муж Нины всем начинками предпочитал сметану, как кот, облизнувшись, намазывал ее добрым, сытным слоем, белое по золотому, и, свернув блин трубочкой, неспеша уплетал женкины блины…
Но нет уж мужа, два года, как нет. Дочери не приезжают, так только, звонят иногда, дел у них много, забот. Нина все понимает, но скучает по ним, ох, как скучает…
А тут Славик! Внучок, любимый, дорогой, ненаглядный, будет жить у нее. Так и сказал, мол, поживу у тебя, бабушка, недельки две. Ну, Нина его матери-то позвонила, предупредить, чтоб не волновалась.
– Олечка, тут у меня в гостях Слава, ты не волнуйся, с ним все хорошо!
– Мама! — оборвала ее Ольга. – Ну, конечно, с ним все хорошо!
– Да заболел он. Может, приедешь?
– Некогда, мама! Разберитесь уж сами! – и повесила трубку.
У Ольги очень ответственная работа, и не мудрено, что за ребятенком своим не уследила, простудил Славик ноги, наверное, вот и захворал…
…Нина Федоровна, дойдя до перекрестка, вдруг остановилась.
– А чего это я? Мне же надо в сберкассу зайти! – прошептала она и зашагала в другую сторону.
В банке прохладно, чисто, народу немного, стулья блестят пластмассовыми изгибами, шуршит кондиционер.
Нина Федоровна, переминаясь с ноги на ногу, еле выстояла свою очередь.
– Девушка, милая! Мне бы денег со сберкнижки снять. Славик дома один, болеет. Мне бы побыстрее!
– Сколько снимаем? – работник банка забегала пальцами по клавиатуре.
– Да побольше, наверное. Нам с внуком две недели жить, а я этими карточками-то пользоваться не умею… Не понимаю я, что там и как…
Банковская карточка всегда лежала у Нины в кошельке, но она ею не расплачивалась, боялась. -Внук, понимаете! Нельзя ли побыстрее! Славик дома один…
– Да, я понимаю, я сейчас все сделаю! Что ж вы ребенка одного дома оставляете?
– Ничего, он сможет, он посидит, он у меня очень послушный!
Нина получила в кассе нужную сумму, быстренько пересчитала и сунула в кошелек.
Мужчина, стоящий рядом, усмехнулся.
– Эк нынче внуков-то балуют! Ей бы на эти деньги месяц жить, а она за пару недель истратит…
Незнакомец потоптался еще рядом, потом посмотрел на часы и вышел из банка на улицу.
…Нина Федоровна, довольная, что в сберкассе все так быстро получилось, зашагала по тротуару, щурясь от яркого мартовского солнца.
– Поздняя в этом году Масленица, поздно и весна придет, — сокрушенно подумала она, — опять снег до апреля лежать будет…
Женщина, взобравшись на высокие, скользкие ступеньки, с трудом потянула на себя тяжелую стеклянную дверь продуктового магазина, протиснулась внутрь.
– Давайте я вам помогу! – кто-то подхватил Нину под локоть, помог открыть дверь. – Не споткнитесь, тут порог высокий!
– Да? – после солнечной улицы все вокруг казалось черным, Нина Федоровна прищурилась. — Ой, спасибо! А я ничего не вижу, слепая стала, ничего не различаю!
Она кивнула своему помощнику, тому самому мужчине из банка. Надо же, какое совпадение, в один магазин пришли!..
Народу в продуктовом – тьма! Очереди, везде очереди – за колбасой, за картошкой, за молоком. Яиц на полке всего три упаковки, да и те битые, мятые. Всё смели! И понятное дело! На носу Масленица, все пекут…
– Ой, а где ж мясо? Мясо-то у вас где? – Нина остановилась перед пустым прилавком.
– Кончилось, бабуль. К вечеру машина теперь придет.
– А как же… А что же… Мне надо и котлеток накрутить, и пирог хотела сделать… И курочки надо, любит Слава мой курочку!
Она растерянно теребила губы, мяла в руках кончики платка, как-то смешно приседала и крутилась, заглядывая людям в глаза.
– Да вы напротив сходите! — посоветовал кто-то в очереди. – Там было, с утра, правда. Окорок был, да и курица тоже…
– С утра? а сейчас сколько? – Нина хотела посмотреть на часы, но забыла их надеть перед выходом и теперь нащупала только пустое запястье. – Вот спасибо! Побегу! Побегу! — и хотела уже выйти, но обернулась. – Внучок приехал ко мне, Славик. Мальчик мой ненаглядный!
Очередь понимающе закивала, заулыбалась.
– На две недели приехал, да захворал. А у меня, как назло, пустой холодильник… Вот беда!
– Да… Бабушки- они такие бабушки! — протянул кто-то. — Эх, мне бы к своей заехать, да все времени нет…
Очередь вздохнула и сделала шаг вперед…
…Нина вышла на улицу, поискала глазами магазин, оказалось, что он был далеко, нужно идти через подземный переход.
– Что, бабуль? Потерялись? Да вон туда нужно нам, я, кстати, тоже мясо хочу купить. Давайте, я вас провожу. Осторожно, скользко тут! – мужчина подставил бабуле свою сильную, жилистую руку.
Нина Федоровна мельком взглянула на лицо попутчика. Чуть квадратное лицо, кривоватый нос, шапка надвинута почти на самые глаза, и не рассмотреть, какие они там у него…
– Хорошо. Конечно, проводи, милок! Ведь так спешу! Так спешу!.. Внук приехал, любимый, Славик. А ведь и накормить хочется, и побаловать!
– Да, я понимаю. Давайте, вот тут лестница. А, что, дома-то тепло у вас? — вдруг поинтересовался мужчина.
– Дома-то? Тепло. Батареи дочки поменяли, теплые полы какие-то положили. Хорошо, уютно! Славик раньше все на полу играл… А из-под балкона сифонило, так я одеялами… Одеялами дверь затыкала.
Незнакомец кивал, зыркая глазами по сторонам.
– Лед! Да куда ж вы пошли? Нам сюда! – Нина почувствовала, что ее тянут вправо, чуть не упала.
– Не гони ты меня так, милок. Ноги уж ни те… Тридцать лет у конвейера простояла, вот как в семнадцать мать меня отдала, так и проработала… Болят ножки, не спеши…
Нина Федоровна, чуть прихрамывая, шла по улице, держась за проводника, и смотрела по сторонам.
– А красиво тут, все же! Ох, красиво, дома-то какие отстроили, высоченные, блестящие! – старушка улыбалась, рассматривая окрестности.
– Да, красивые, – буркнул мужчина. – Дорогие, но красивые. Для толстосумов.
– Ну, зачем вы так! Мои девочки работали много, вот, квартиру купили. И никакие они не толстосумы. Как пчелки трудились, вот и результат.
– Пчелки… – эхом повторил незнакомец. – Ну-ну…
– А как вас зовут? Меня Нина Федоровна.
– Коля я.
– Очень хорошо, а то даже не познакомились…
– Все, пришли. Вот магазин. Я тележку возьму, давайте вместе туда все сложим, а я катить буду.
– Ой, хорошо! Вот хорошо, добрый вы, Коля, грустный какой-то, но добрый.
Мужчина хмыкнул, выкатил на свободное место тележку и двинулся по рядам. Ниночка еле поспевала за ним, глаза разбегались от заполненных продуктами полок.
– Это ж какое изобилие! Всего как много! Так, мне надо это, это, это…
Тележка наполнялась, женщина уже мысленно стояла на своей кухоньке и готовила угощения, чтобы порадовать Славку.
Коля тоже набрал продуктов — холостяцкий набор для того, чтобы скоротать вечерок.
– Я, кажется, все положила. Ой, а «Петушков»! Леденцы на палочке вы, Коленька, не видели? Славик их очень любит.
– Там, – махнул рукой мужчина налево. – У касс стоят.
– Ну, тогда поехали, поехали скорее. Мне в аптеку еще нужно.
Мужчина шепотом выругался, но потом улыбнулся.
– Конечно, Нина Федоровна, и в аптеку зайдем! Внук болеет, значит, нужно лечить!..
…Кассир, поправив синюю жилетку, сложила покупки сумки и, показав на табло, назвала общую сумму.
– Оплата картой?
– Ой, детка, не надо картой, я лучше…
– Да, картой, – Николай успокаивающе погладил растерянную Нину по плечу. – Давайте, я вам помогу. Где карточка?
– Карточка… Вот карточка, – Нина Федоровна вынула из кошелька бумажный конвертик. – Вот к ней какие-то бумажки, дочка мне писала. Коды там какие-то, я ничего не…
– Разберемся. Так, сколько с нас? – Коля уверенно приложил карточку к терминалу, тот пискнул, мужчина набрал цифры, написанные красивым женским почерком.
– Оплата прошла, спасибо, – кассир протянула Нине Федоровне чек и покраснела под пристальным, зазывным взглядом Николая…
… – Сумки у вас тяжелые, я помогу! – Коля опять шел рядом, помогая старушке переступать проталины и обходить лужи.
–Так ведь спешишь ты, наверное?
– Нет, выходной сегодня, пойдемте!..
…В аптеке тоже управились быстро.
– Славику нельзя таблетки, что-то там с желудком. Я его травками лечу, – пояснила Ниночка, складывая в сумку упаковки ромашки, каких-то смесей и медовые пастилки. Он, конечно, морщится, мордашка такая смешная у нег остановится, а что ж делать…
– А от температуры? Взяли от жара?
К вечеру температура у него как поднимется, так я разотру ему спинку, полотенчико холодное на лобик. Как рукой все снимет! Тошнит его от лекарств.
Николай пожал плечами.
– Вот хилый пацан! Немудрено, с такой бабкой жить, небось, пылинки сдувает с парня, растит рохлю! – подумал он.
Николай вспомнил свое детство. Там все было по-другому – жестко, четко, было много самостоятельности, мало ласки и всегда – одиночество, всепоглощающее, постоянное одиночество. И теперь забота о ком-то чужом вызывала разве что презрение.
– Далеко нам? Может, на автобусе? – кивнул головой Николай на подъезжающий транспорт.
– Не, нам вон в тот дом! – Нина Федоровна махнула рукой на новенькую, с подземным гаражом и колоннами, высотку.
– В эту стекляшку? – переспросил Коля.
– Да, – Нина улыбнулась. – Как вы это хорошо сказали! «Стекляшка». Блестит весь, как изо льда, красиво!
– Квартиры большие? – Николай развлекал женщину разговором, поддерживал под локоть одной рукой, а другой тащил тяжелые, отвисшие деликатесами пакеты с продуктами.
– Ну, да, большие! Славик совсем маленький когда был, на самокатике по коридору катался. Но, знаете, убирать тяжело такую квартиру, долго… А у меня ноги больные… Ладно. Вот и пришли, я ключи сейчас выну.
Нина Федоровна впустила помощника в подъезд, кивнула консьержу и вызвала лифт.
– А вы что же, один? Жена-то есть?
– Нет, – буркнул Коля.
– Ничего! Еще найдете хорошую! Все впереди… – она помолчала, а потом вдруг предложила:
– А, давайте, вы у нас останетесь на обед? Я быстро все приготовлю, а вы пока со Славиком поговорите. Он у меня моделями самолетов увлекается, занятные такие, деревянные. И блинов напеку. Вы с чем их любите?
– Кого? Блины-то? – Николай задумчиво пожал плечами. – Да … Ну… С творогом.
– Что? С творожком? – Нина Федоровна сокрушенно всплеснула руками. – А я не купила! Ой, вот раззява!
– Ничего, я переживу. Наш этаж.
Николай вышел первым, остановился, ожидая, пока Нина откроет ключом дверь. Сейчас главное действовать осторожно, не суетиться. Бабкин кошелек у него в кармане, карточка там же. Отправить хозяйку на кухню, занять чем-нибудь мальца, а самому пошарить, наверняка где-то еще прячет старуха деньги. Такие всегда прячут, «на похороны». Его мать прятала под бельем, думала, Колька туда не сунется. А он нашел, сразу…
Нина Федоровна копалась у двери, ключ никак не попадал в скважину.
– Коленька, не поможете? Руки что-то трясутся!
Николай чертыхнулся, переложил пакеты в другую руку, выхватил у Нины ключи.
– Всё, открыл.
– Спасибо, вы проходите! Проходите! Славик! У нас гости, такой приятный мужчина! Сумки помог мне донести! – заголосила с порога старушка.-Сейчас он выйдет, Коля! Славочка стеснительный у меня, ужас, какой стеснительный! – обернувшись, пояснила она гостю.
Николай натянул улыбку, глядя в коридор. Мальчишка, поди, уж не малыш. Надо подход будет найти, а то еще испугается Колькиной небритой рожи!
– Спит, наверное. Ну, пусть поспит, а вы переобувайтесь, вот тапочки, – начала ухаживать за гостем Нина. – Комната туда, – она махнула рукой вправо. – Посидите, отдохните, я быстро!
Коля, пряча от хозяйки рваные на пятках носки, нацепил тапки и прошаркал в комнату. Там, на полках, в рядок, стояли самолетики, аккуратные, выкрашенные в яркие цвета, некоторые даже с табличками.
– Во пацан дает! Делать нечего, хлам собирает! – подумал Коля и услышал голос Нины Федоровны.
– Подошли? Тапочки подошли?
– Ага.
– Хорошо. Это от мужа остались. Так в них и умер… — вздохнула Нина и зашуршала пакетами.
Николай брезгливо поморщился, выглянул в коридор, убедился, что бабуля ушла на кухню, а потом, окинув взглядом гостиную, стал аккуратно открывать шкафчики, отодвигать ящички, приподнимать стопочки носовых платочков и салфеток.
– Нашел! – сердце радостно застучало, в карман прыгнули серьги и колечко, видимо, обручальное. Туда же – заграничные монетки, цепочка, наверное, серебряная, потом разберемся. А это что? Батюшки, конвертик. Вот и «похоронные». Удача, однако!..
Николай уже развернулся, чтобы быстренько выйти из квартиры. пока больной Славик не выскочил откуда-нибудь, или Нина Федоровна не пришлепала, чтобы пригласить его обедать. Хотя… Поесть было бы не лишним, живот подводило. Нет, все же пора! Не стоит злоупотреблять…
Коля прошмыгнул в прихожую, тихонько натянул куртку и нагнулся, чтобы зашнуровать ботинки, но тут кто-то схватил его за шкирку, рванул вверх и повернул к себе.
Высокий, квадратный амбал с распухшим от насморка лицом крепко держал Колю и тряс, шепча:
– Да кто ты такой? Что там у тебя?! А ну карманы обратно выворачивай!
– Ой… – писклявый возглас вырвался из трясущегося Николая. – А вы кто? Вы папа Славика? Но тетя Нина не говорила…
– Я? Я Слава, а ты?
– Слава? Но… Вы же маленький, самолетиками увлекаетесь…
– Ага, есть такое дело. Ты что тут делаешь? Бааааа! – прорычал Славик, не забывая потряхивать гостя. – Ба! Ты кого привела?
– Ой, Славочка проснулся! Вот, Коля, это мой внучок, Слава. Ты чего встал? Температура есть? Ты уже познакомился с Колей? Он мне так помог! Так уж помог! – Нина Федоровна выглянула из кухни, но тут ее улыбка слетела с губ, и они вытянулись в удивленную трубочку. – А что тут происходит, Славочка? Я тебе отвар сделала…
– Потом, ба. Отвар потом. Тебя ограбили, бабуль.
– Как?! Где?! Коля, вы никого не видели?
Нина Федоровна удивленно оглядывалась.
– Ба, ну, нельзя быть такой! Жулье в дом привела!
Николай отлетел под вешалку, сполз по стене и затих.
– Карманы выворачивай! – гаркнул Слава.
Гость послушно стал выкладывать добычу на пол, потом пододвинул все амбалу.
– Всё?
– Всё! Всё! – закивал Коля.
– Слава… Это как же так! Я ж ему свой кошелек отдала… И карточку… – старушка уронила половник и схватилась за сердце. По квартире пополз запах подгорелого блина. – Славочка! Ты только не бей его! Не бей, умоляю тебя! Он же даст сдачи! Давай, полицию вызовем!
– Эх! Ба, только потому что ты просишь… – внучок поиграл мускулами, потер подбородок и вынул из кармана тренировочных штанов телефон.
Николай хотел, было, метнуться к выходу, уж не до ботинок сейчас, но Славочка наступил ему на ногу, заставив скривиться от боли.
– Подожди, – прошептал внук на ухо гостю. – Сейчас ребята приедут, будем Масленицу праздновать. Ты с чем блины-то любишь? – и подмигнул, страшно, беспощадно.
– Я… с творогом… – пролепетал Коля.
– Ну, а у меня аллергия на творог. Так что извини, поедешь ты с ребятами в другое место. Праздновать…
…Нина смотрела в окошко, как наряд полиции сажает притихшего Николая в машину.
– Ну, вот… Опять я ошиблась… И почему со мной вечно что-то случается! И Славу мог же он обидеть! – вздохнула она, потом махнула рукой и защебетала. – Славочка, внучок! Иди кушать, милый! Я уже на стол накрыла!
На праздничной скатерти, рядом с салатами и печеной курочкой, дымила легким паром башенка блинов, теснились вокруг блюдечки с вареньем да медом, чай темно-рубиновым пятном трепетал в чашке, а самовар, пузатый, с чуть подкапывающим краником, растопырил свои ноги-подставки, надрываясь от своей важности.
Масленица… И внучок приехал… Больной, жалко его…
Нина, замерев, смотрела, как Славка уплетает блины, улыбалась и вздыхала, потому что показалось ей, что с утра Славочка даже немного похудел от этой проклятой болезни. Ничего, теперь он в надежных руках, в бабушкиных!…