Вика шла из школы размахивая портфелем, домой особо не хотелось. Там вечно недовольная мамка, пьяненький папка и злая бабка, а ещё Машка с Наташкой, сёстры — погодки, вечно пищащие, что-то просящие.
Да ну их, думала Вика, скажу что после уроков оставалась, в библиотеке надо было для доклада по биологии материал найти.
Доклад уже был написан, семь альбомных листов, четким каллиграфическим почерком, с выведенной цветной пастой заглавных буквах в абзацах, с подчёркнутыми волнистой линией названиями, с вырезанными и приклеенными картинками растений, и связанный веревочкой между собой.
Лежал он на дне чемодана, на чердаке, только там две эти неуправляемые девицы не могли достать Викины вещи.
Сколько они перервали тетрадок, учебников, книг.
Особенно жаль Викуле книги, она копила денежки, ждала когда дядя Гена, заготовитель, привезёт книжек и позовёт её в заготконтору, чтобы она смогла купить ту или иную книгу.
Иначе никак. В единственный магазин к ним, в глушь, никто бы книги не повёз
Вика плакала, папка пьяненько пытался успокоить Викулю, мамка орала на всех подряд, хлестала полотенцем без разбора и девчонок, и ее Вику, и папку, орала на бабку, бестолково суетящуюся под ногами.
Бабка злилась, щипала Вику, замахивалась на неё и называла чертовкой и заразой.
Будто из-за того, что Вика разревелась от обиды, что девчонки разрисовали её книжку, вырвали листы и написали каракули в тетрадках, начался дома скандал.
-Могла бы и не разевать рот, зараза, обидели её, грамотейка чёртова, — кляла Вику бабка, — девки махоньки ишшо, не соображают ничё, а она, кобылица, разинула пасть, гляди — ка.
Я вон, в десять лет коров доить пошла.
Читать, писать научилась и вперёд
Двенадцать коров мене дали, сама сплю, под коровой сижу, кулачонки не сжимаются, прикорну, прижавшись к тёплому боку и сплю.
Кака смирна коровёнка, так стоит, а кака как дасть-дасть, да грязным хвостом, будто специально п@дла в грязи вымажет, извазюкает всю, ещё и грязным копытом в ведро наступит, тьфу нечистая.
А эта, воет тетрадки ей порисовали.
А вот как бичом от бригадира, по голым ногам, за то что телята в овёс зашли получишь, и выть не моги, не смей.
-Какие теляты, мамаш, вы же вроде коров токмо что доили, — посмеивается пьяненький папка
-Молчи знай припадошный, тьфу, болезный. Мать твоя и коров доила, и телят пасла, а то. Не посмотри что мамка у меня председательша была
Ты бы заместо того чтобы бражку лакать, сел бы, да послушал,чё мать то говорит
-Ай, мамаша, да знаю я всё.
-Знает он, знахарь волостной, хуже кошки пакостной
Вике было жаль бабушку. Она всегда внимательно слушала старушку, когда та рассказывала про своё тяжелое, детство, свою жизнь.
-Всех мужиков на фронт призвали, в деревне остался дед Митяй, девяносто лет ему, да парнишки, лет по пятнадцать, да бригадир, Володька шлёп-нога.
Он в империалистическую ногу повредил, ходил в перевалку, с палочкой.
У меня уже Васька почитай был, и Матрёна. Ой, брошу их дома, а сама на работу, от зари и до зари.
А председателем, мамка же моя была, она из сознательных была, из идейных. В председателях с двадцать восьмого года была
Отца своего раскулачивала сама, ну.
Три коровы у него было, так она их всех в колхоз свела, самолично. Правда семь ртов едоков было…Да я малая ну и она. Она меня прижила с каим-то командиром, пока революцию моталась, делала, и бабке с дедом привезла, ине пожалела ить, ни отца с матерью, ни братьев сестер, ни дитя малое
Вот такая она была, Ехимия Остаповна, кремень- баба.
Как щас её помню, всегда в кирзовых сапогах ходила, юбка черная, рубашка, кожанка и платок кумачёвый на голове, всю жизнь так и проходила.
Помню их в горком пригласили, на какую-то встречу важную, а потом банкет, а она собралась так, как ходит, ну её там и переодели, говорит туфли не могла понять как надеть, как ходить -то в их.
В зеркало посмотрела и не узнала себя.
Стоит, говорит, женщина, скрывать говорит не буду, красивая, вижу знакомая, а кто понять не могу.
Модистки смеются, вы говорят, Ехимия Остаповна очень красивая женщина.
А та, их как пошла чехвостить, мать — перемать, а ну вертайте всё взад, что вы тут из меня профурсетку сделали.
Еле уговорили её хотя бы платье не снимать. Так и пошла, в платье как на бал, сапоги кирзовые, на плечи кожанку свою накинула и платком подвязалась.
Так и видит Викуля свою прабабку в голубом платье в пол, в сапогах кирзовых и тужурке кожаной.
-Бабушка, а я похожа на её?
-На кого?
-На прабабушку, Ехимию Остаповну
-Да с чего бы ты была на неё похожа чертовка така, — а потом вдруг замолчит, будто вспомнив что, замахнётся на Вику, — иди ты, с ума меня свела, похожа конечно, хучь немного, но похожа. Прабабка всё же.
Радуется Викуля, представляет себя в чёрной юбке, тужурке кожаной и платке кумачовом, а на ногах сапоги кирзовые.
Идёт она такая Виктория Васильевна Черепкова, голову высоко подняла и топчет всех сапогом своим кирзовым.
Особливо Петьке Голубкину достанется, кааак пнёт, сапогом своим кирзовым, да под зад, того Петьку, под тощий зад, мечтает девчонка.
В этих мечтах и застаёт её окрик мамкин
-Вика, Вика, холера тебя забери, спишь что ли? Иди говорю, лебеды свиньям нарви, да не орите вы, черти полосатые, — это она уже повернувшись к девчонкам говорит, — ково опять не поделили, анчутки?
Вот так и живёт Вика, читает по ночам, при свете керосинки или свечи, мечтает о фонарике на батарейках, как у Серёжки Иванова, вот бы ей такой.
Тогда бы она могла читать под одеялом.
Надо грибов нарвать летом, и в заготконтору отнести, засыпая думает Викуля, на фонарик как раз денег наберу, и у дяди Гены приёмщика закажу. А то бабка свет жечь не даёт, всё орёт, что лектричество жгу.
А с керосинкой или свечкой тоже опасно.
Засыпает Викуля и снится ей Ехимия Остаповна, прабабка её, в сапогах кирзовых и платье вечернем, строго так на неё смотрит, а потом отворачивается и уходит, не сказав ни слова.
-Мамка, а к чему покойники снятся? — спрашивет Вика маму
-Ково? Что опять выдумала? Какие покойники? Опять читала книжки свои полночи?
-Прабабушка, Ехимия Остаповна, снится и всё.
Мать вытерла руки, присела около Викули
-Что говорит? — спросила серьёзно заглядывать в самые глаза, — что?
-Ничего, молчит и отворачиваясь уходит.
-Ясно. Не говори никому, слышишь? Это просто…Это бабка вон рассказывает про жизнь свою, оттого и снится тебе, что ни попадя.
Стала Ехимия Остаповна каждую ночь таскаться к девчонке, ничего не говорит, а стоит смотрит хмуро и молчит, потом также молчком уходит.
Замучила совсем девчонку.
Идёт однажды, смотрит бабушка Ильинична, про неё всякое болтали, что колдунья вроде, и всякое другое, вот бабушка заступила дорогу Викуле и говорит, не поможешь ли девочка донести сумку дома
Приехала она к ним лет пять в деревню, и сразу деревенские окрестили её чуть ли не ведьмой.
Вике всегда почему -то хотелось познакомится с бабушкой Ильиничной, не знает она почему, просто тянуло и всё.
Вика знала где живёт бабушка, а ещё была пионерка, пионер всем ребятам пример, пионеры всем помогают, да и просто детская любознательность..
Девочке скучно было в маленьком таёжном посёлке, она мечтала втайне , что когда вырастет, уедет в большой город, и будет там жить, читать когда захочет, одеваться в красивые наряды, будет пить кофе по утрам и есть какие-то круассаны.
Работать Викуля решила в библиотеке, уж тогда -то она перечитает все книги на свете.
Это были её мечты, далеко от всех спрятанные. а вот бабушке этой, почему-то всё выложила, как так-то?
Тихонечко переговариваясь, дошли они до дома бабушки Ильиничны
-Зайдёшь?
-А можно?
-Конечно…
Домик был чистенький, ухоженный, как и сама бабушка
Проболтала Викуля с бабушкой Ильиничной, уже время домой идти, пообещала ещё прийти.
В следующий раз прибежал Вика к бабушке Ильиничне, старушка обрадовалась, чаем напоила, всё выспрашивает, рассказывает, так и подружились.
Однажды прибежала Викуля к бабушке Ильиничне, а у той гостья, женщина молодая, незнакомая
-Посиди детка, я сейчас и в комнату зашла с той женщиной, которая всегда у бабушки закрыта была. Любопытно Вике стало, что там такое, она возьми да загляни, в комнату.
Смотрит, всё ей интересно.
Там в углу развешаны потемневшие иконы, с которых смотрят живые глаза святых, лики их уже стёрлись, а вот глаза найдут тебя в любом углу комнаты, и будут смотреть, сверлить тебя взглядом, хмурить невидимые лбы и шептать тебе в самый затылок, проникать в душу, заставлять маленькое сердечко трепетать от страха и покрывать спину липким потом
-Я знаю, я вижу, -я всё знаю, шепчут безмолвно, -…Я тебя слышу…это ты на прошлой неделе саданула Петьку Голубкина, когда он тебе юбку пытался задрать, что он рассадил себе лоб…
Испугалась Викуля и выскочила оттуда. Убежала домой.
А дома новая напасть, мамка за косу оттаскала узнала что она к бабушке Ильиничне ходит, сказала что ещё раз скажут ей что она с ведьмой якшается, то мамка тогда за себя не ручается.
Из вредности Викуля пошла опять к бабушке Ильиничне, та её успокоила, сказала что не ведьма она никакая. Люди глупости говорят, лечит она травками и молитвами.
А однажды увидела и услышала и вовсе чудное, как мамка её пришла к Ильиничне и ругалась, да показалось Викуле, будто знакомы они. Разговор не слышала, бабушка на улицу вышла, а вот чувство такое было и всё ты тут.
Пришла домой, ходила,ходила вокруг мамки кругами и решилась, будь что будет
-Мам
-Чего тебе
-Откуда ты знаешь бабушку Ильиничну?
-С чего ты взяла, — говорит, а сама глаза прячет
-Я видела
-Что видела
-Как ты с бабушкой ругалась
-Вон как
-Да!- с вызовом ответила.
Мать вдруг села тяжело, смотрит на Вику
-Мать она моя, бабка ваша с девчонками
-Чего?
-Того
-Мама. Так не бывает
-Бывает
-Но почему? Разве может так мама с дочкой
-Может. Обидела она меня
-Может вам поговорить?
-Нет, ничего уже не вернёшь назад.
-Расскажи
-Давай когда вырастешь
-Нет! Мне одиннадцать лет, бабушка Варя вон, в десять лет уже работала наравне со всеми
-Она тебе не бабушка
-Кто?
-Варвара Силуяновна
-А кто?- глупо спрашивает Вика
-Никто
Продолжение будет завтра, слишком длинно получается, а рассказать про них давно хотела.
Не ругайтесь мои хорошие, я знаю что многим не нравится разорванные рассказы, но действительно длинно получилось, решила на два поделить
Обнимаю вас, шлю вам терпение, любовь и добродушие.
