Евгения Васильевна сидела за кухонным столом и кушала свежий огурец с кусочком чёрного хлеба. Взгляд её был прикован к фотографии на стене, на которой юная Евгения Васильевна (тогда ещё Женька) в фате и белом платье стояла под ручку со своим женихом, а точнее уже мужем, Юркой. Отчества он, подлец, не заслужил.
Неделю назад свадебная фотография в позолоченной рамке украшала спальную комнату над супружеской кроватью, но после скандала была едва не выброшена в мусорное ведро. Евгения Васильевна подумав, перевесила её на кухню в качестве раздражителя, чтобы глядя на мужа, ей меньше хотелось кушать. Фотография, правда, действовала ровно наоборот. Женщина стала есть в два раза больше. Вот и сегодня, посчитав хвостики, Евгения Васильевна поняла, что съела четвёртый огурец вместе с доброй половинкой чёрного хлеба.
«Ну и пусть, так этому негодяю и надо», — со злостью подумала она и осеклась: негодяя не было уже неделю, и появится ли он в её жизни — неизвестно.
Преступление мужа было ужасным: отказался покупать шубу тёще на юбилей. «Зачем ей шуба, если мы живём в регионе, где зима бывает от силы две недели в году?» — спросил Юрий.
Евгения Васильевна стояла на своём: шестьдесят лет — возраст солидный, её мама заслуживает самого лучшего, и простым букетиком из роз зять не отделается. Муж пожал плечами: жить надо по средствам.
Евгения Васильевна закипела: Юрке досталась самая лучшая женщина на свете. Разве он не благодарен за это её маме?
Муж ответил, что брать ещё один кредит он не намерен. Это была ошибка.
Вещи чёрствого, ужасного человека полетели с балкона четвёртого этажа вниз, Юрка выскочил за ними в подъезд, после чего дверь была заперта изнутри щеколдой. Надёжной, крепкой — муж сам на заводе вытачивал. Целую неделю о нём не было слышно ни слуху ни духу.
Ситуация для Евгении Васильевны была непривычной. Раньше после скандалов супруги день-два дулись друг на друга, а потом мирились в жарких объятиях на супружеском ложе, а вот так, чтобы неделя и — тишина, такое было в первый раз. Женщина тяжело вздохнув, потянулась к пятому огурцу.
В коридоре задребезжал дверной звонок. Евгения Васильевна, отложив огурец, бросилась открывать входную дверь. На пороге стояла Ленуся. Она была не только соседкой, но и подругой детства. Драму Евгении Васильевны Ленуся переживала как личную. Своей семьи у неё не было — не сложилось.
— Звонил? — спросила она.
Евгения Васильевна отрицательно помотала головой.
— А ты?
— Нет.
— Будешь?
Евгения Васильевна неопределённо пожала плечами.
Женщины помолчали. За почти сорок лет дружбы они научились понимать друг друга с полуслова.
— Поедешь? — задала ещё один вопрос Ленуся.
— А куда деваться? — ответила Евгения Васильевна.
— Поцелуй маму от меня, — сказала соседка и кивнув, скрылась в своей квартире.
Женщины, конечно, болтушки по своей натуре, но когда надо, смогут пересказать многотомную «Войну и мир» Льва Николаевича Толстого одними междометиями.
Сегодня мама праздновала день рождения. И это была настоящая катастрофа: не ехать Евгения Васильевна не могла, ехать без мужа было решительно невозможно.
Она вернулась в комнату, открыла шкаф. Купленное по случаю маминого юбилея платье притягивало взор — красное, выше колен, с большим вырезом на груди. Платье облегало и преподносило её в самом выгодном свете, подчёркивая аппетитные округлости, которыми щедро одарила женщину природа.
«Если этот гад не объявится, сфотографируюсь в таком виде и отправлю фото Зыкову, — решила Евгения Васильевна. — Он давно слюни пускает. А дальше будь что будет!»
После чего начала собираться.
Косметичка для женщины, как известно, — это машина времени. Только раскрыла её перед зеркалом — два часа как не бывало! Последние штрихи Евгения Васильевна наносила уже в такси. Водитель-мигрант едва шею не свернул, пожирая женщину глазами.
— На дорогу смотри! — прикрикнула Евгения Васильевна.
— Приехали уже, — проворчал таксист.
Она слегка опоздала. В арендованном кафе фоном играла танцевальная музыка. Судя по резким голосам, гости уже опрокинули в себя по пару рюмок, и при появлении Евгении Васильевны издали радостный гул.
— А вот моя доня пришла! — обрадовалась именинница.
Войдя в зал, Евгения Васильевна остолбенела. Во главе стола восседала мама в накинутой на плечи шубе, а рядом с ней сидел зацелованный, перепачканный тёщиной губной помадой, раскрасневшийся от выпитого, ужасно вредный, но такой любимый муж.
— За нашу маму! — крикнул со своего места тост Юрка и послал жене воздушный поцелуй.
Автор: Александр Селиванов.
