Фотография с женщиной, которая его родила, выпала из книги. Её надменное лицо он помнил смутно. Эта женщина где-то там, за окнами шумного города, заплетает косы дочери и никогда не думает о нём. Она ушла 5 лет назад, просто бросила их, не попрощавшись. Егор смял фотографию и выбросил в мусорное ведро. На пустых полках осталась лишь пыль.
— Пап, а полки ведь наши? Мы будем их забирать?
— Я не планировал, — ответил из зала отец, сматывая технику, — но если ты хочешь…
Егор в последний раз взглянул на мусорное ведро.
— Не хочу.
Однокомнатная квартира, которую Михаил ранее брал в ипотеку, не вмещала резко увеличившуюся семью, поэтому они сдавали её, а сами снимали двухкомнатную. Благодаря повышению, доход Михаила вырос более, чем вдвое и он смог быстро погасить оставшийся долг. В это же время не стало бабушки Ларисы, у которой была большая квартира в Перми. Её удалось выгодно продать. Переезда из подмосковья в саму столицу семья ждала с нетерпением.
— Кажется, всё. Давайте присядем на дорожку? — предложил Михаил и все в нетерпении присели на старенький диван.
— Будете скучать? — спросила детей Лариса.
— Нет! — хором ответили Егор с Вероникой, — в Москве круче!
— Вероника, неужели тебе ни капельки не жаль? Ты же выросла здесь.
— Нет, мама, я хочу поскорее в тот парк погонять на роликах!
— Тебе не всё ли равно где падать на каждом шагу? — подшутил над ней Егор.
— Отстань! Вот я тебя сейчас!..
Дети выскочили из квартиры. Михаил взял руку Ларисы и поцеловал палец с обручальным кольцом, которое появилось на нём полгода назад. Лариса улыбнулась и обняла его. Бархатные ресницы затрепетали.
— Долго же нам придётся за неё расплачиваться. Такие суммы, Миш… Мне прям страшно.
— Не переживай. Всего-то половина осталась. Я уверен, что всё будет прекрасно, ведь у меня теперь есть ты, мой талисман удачи! В тебе столько света, Лариса, я обожаю тебя, твоё имя, твой голос, он как колокольчики, помнишь, я говорил тебе, он как звон колокольчиков в лесу…
— Поцелуй меня.
— И только лишь?
— Нет, но двери открыты…
— И пусть. Пусть все двери будут распахнуты, и окна раскрыты, и шторы. Перед нами. Я полжизни сидел взаперти, с меня довольно.
Михаил повалил её на диван и зaдpaл футболку.
— Но дети… — прошептала Лариса.
— Ушли.
———————-
Егор вышел из новой школы один. Вероника ускакала вперёд, вовсю щебеча с одноклассницами: она была общительной девочкой и сразу нашла подруг. Клёны в школьном дворе стояли чуть тронутые желтизной. Девчонки ещё в гольфах и блузках, а холод уже подкрался и успел дыхнуть, приморозить стеклянным воздухом бока деревьев и сочность трав, позолотив их печатью скорого конца.
Мальчик вышел за калитку.
— Егор!
Он оглянулся. Женщина с фотографии, которую он без сожалений на днях выкинул, стояла через узкую дорогу, в нескольких метрах от него. Да, это её лицо, только сменилась причёска и пропала надменность. Она стала тусклее и вместе с тем человечней. Егор хотел развернуться и бежать, но ноги застыли, как вкопанные.
— Егор, ты узнаёшь меня?
Мальчик кивнул.
— Ты можешь… На минутку, — поманила она его к себе.
Вероника с подругами уже скрылась между домов. Егор в нерешительности перешёл дорогу. Женщина смотрела на него во все глаза и нервно сжимала в руках небольшой пакет. Казалось, она старалась впитать каждую деталь его лица.
— Ты стал таким взрослым. Я думала о…
— Как вы нашли меня?
— Мне помогли, но это не важно. Как ты? Как живёшь?
У Егора исказилось лицо от вырывающихся наружу грязных слов, от всех самых гадких слов, которые он когда-либо слышал, ведь только их она была достойна.
— Нормально, — тихо ответил он. — Мне пора.
Женщина быстро подступилась к нему ближе и попыталась тронуть за руку, но Егор увернулся.
— Подожди! Возьми вот это, пожалуйста, — протянула она ему пакет, — это подарок для тебя и записка. Прочти, прошу…
Егор отступил.
— Мне ничего не нужно от вас! Теперь уже ничего.
— Пожалуйста, не называй меня на «вы». Я всё-таки твоя мама и навсегда ею останусь.
— Ты мне не мама, уходи! Ты никто для меня! — выкрикнул в бешенстве Егор, пятясь назад и спохватился, что перешёл на «ты», — Даже не ненавижу вас больше! Уходите! Вы никто! Вы… Вы твa pь!
Она пошла за ним, как привязанная.
— Егорушка, сынок! — её голос дрогнул так, что по спине Егора пробежали мурашки, — Сынок, только возьми это и я уйду!.. — она опять протягивала ему пакет. Золотые браслеты на запястье женщины блестели на солнце.
Егор схватил пакет и с гримасой самого искреннего отвращения швырнул его на обочину, в скошенную траву.
— Пошла вон! По-шла воо-оон! Ненавижу!
Мальчик убежал, мешок со сменной обувью то бил его по ногам, то подлетал над самой головой. Женщина с надломленным видом осталась на тротуаре одна. Ветер играл с её причёской, закидывая волосами глаза и рот. Она подняла пакет и медленно побрела прочь.
— Егор, не хочешь разобрать, наконец, вон те коробки с твоими вещами?
Лариса бесшумно вошла в его комнату. От неё сладко пахло выпечкой. Егор неподвижно лежал на кровати, глядя в потолок.
— Потом, мам, — сухо ответил Егор.
— Ты в порядке? Не заболел?
Лариса присела к нему и потрогала лоб.
— Нет. Просто хочется полежать.
Лариса поняла, что он чем-то расстроен. Смена школы — это всегда нелегко, тяжёлый период, ну, ничего, освоится, привыкнет.
—Всё будет хорошо, не переживай, — погладила она его.
Егор схватил её за руку и прижал к себе.
— Мама!
— Да?
— Я люблю тебя, мам.
От его тона у Ларисы почему-то сжалось горло. Она почувствовала, что какие-то сомнения гложат мальчика.
— И я тебя сынок. И я.
Егор проворочался всю ночь. Он вспоминал против воли свою прошлую жизнь с той, другой мамой, с женщиной, которая его родила.
Вот они на берегу залива, между пальцев просыпается белый песок. Она под зонтиком на шезлонге, а он, Егор, несёт для неё мороженое, морщась от блеска воды. «Ты мой самый любимый мужчина! Спасибо, сынок!» — говорит она ему и треплет по плечу.
А вот в магазине мама покупает ему лучшие игрушки. А вот хвастается перед подругами, какой у неё красивый мальчик. Они что-то лепечут, восхищаются и выносят вердикт: «На маму похож!»
А вот… Они переехали, у них нет ничего. Егору стала мала осенняя обувь. Мама бросает о стену ненужный более ботинок и он отскакивает Егору прямо в лоб. Мама не жалеет его, она кричит: «Да лучше б я тебя не рожала! И зачем ты мне нужен?! Как мне это всё надоело, Господи! Хватит реветь! Пошёл в комнату!» Она хватает его за руку и хлопает перед носом дверью, чтобы не слышать детского плача.
А потом он ждал её, искал в бесконечных прохожих, засыпал на мокрых от слёз подушках и замирал по утрам в надежде, что сейчас раздастся её голос с кухни: «Егорка, завтракать пора!» Но она так и не пришла ни через год, ни через два. Теперь нет ничего в его сердце в том месте, где от слова «мама» зацветала весна, там всё выжжено, там пустошь и тьма. «Она никто мне, она ничто: чужая, незнакомая, далёкая. Не моя.»
— Егор! — опять услышал мальчик, едва выйдя за порог школы.
Женщина, которая его родила, виновато стояла под клёном в школьном дворе. Он подошёл к ней. Женщина взяла его за руку и мальчик больше не вырывался. Так и вышли они вдвоём за калитку и ушли, скрываясь за домами, машинами, деревьями, скрываясь от мира, от всех, кто любит их и неизменно ждёт домой.
«Мама — одно слово, четыре буквы, вечный смысл.»
Эдвин Хаббл
П р о д о л ж е н и е следует
