– Хозяйка! – почтальон остановилась возле небольшого дома, утопающего в зелени, – вам телеграмма!
На зов вышла молодая женщина.
– Давайте, – сказала она, – где расписаться?
– А вот здесь, – работница почтового отделения ткнула пальцем в бланк и одновременно протянула хозяйке сложенный вдвое листок.
Та, поставив подпись, развернула послание, прочитала, побледнела и, едва успела схватиться за забор, чтобы не упасть.
– Что с вами? – встревожилась почтальон, – может, скорую?
Женщина сделала отрицательный жест рукой. И вдруг тихо попросила:
– Просто зайдите на минутку, побудьте со мной…
Они прошли во двор, расположились в уютной беседке.
– Что-то случилось? – спросила гостья.
Хозяйка секунду помедлила и вместо ответа протянула полученную телеграмму:
– Вот, посмотрите.
Там было всего три слова: «Будь ты проклята».
– Ничего себе, – пробормотала почтальон, – кто это вас так?
– Хотите чаю? – не ответив на вопрос, спросила хозяйка, – пожалуйста… Я вам все расскажу. Если, конечно, у вас есть время.
– Это была последняя доставка, – гостья поняла, что женщине нужно выговориться, – так что я с удовольствием посижу с вами. Меня, кстати, Ольгой зовут.
– А я – Ирина. Подождите немножко. Сейчас я все принесу.
– Я помогу, – и Ольга пошла за Ириной в дом…
– Даже не знаю, с чего начать…, – Ирина задумчиво смотрела куда-то вдаль.
– Начните с главного…
– Если бы знать, где оно – это главное… Начну сначала… До десяти лет я была единственным ребенком в семье. Родители не могли на меня надышаться. И вдруг, мама забеременела. В одночасье все изменилось. Теперь все носились не со мной, а с мамой. Я тогда не понимала, почему так. А все очень просто: маме было за сорок. Врачи отговаривали рожать, но она не послушалась.
Когда выяснилось, что у нее будет мальчик, обо мне, так мне тогда казалось, все напрочь забыли. Папа был на седьмом небе от счастья. Он ждал сына! А мне было очень плохо. Казалось, что родители меня больше не любят и я им не нужна.
Поэтому я с нетерпением ждала лета, чтобы уехать к дедушке с бабушкой. Сюда, на побережье. С тех пор как я пошла в школу, родители отвозили меня вот в этот самый дом аж на три месяца. Каждый год.
Бабушка с дедушкой любили меня, никогда не обижали. Здесь я всегда чувствовала себя счастливой.
В тот год, когда родился мой брат Виктор, папа как обычно привез меня сюда, к своим родителям.
На протяжении трех месяцев я уговаривала бабушку с дедушкой, чтобы они оставили меня у себя. Плакала, говорила, что не хочу возвращаться домой.
Бабушка поговорила с папой, и тот убедил маму оставить меня здесь на год. Сказал, что ей будет гораздо проще справляться с одним ребенком.
Планировали на год. А оставили, так уж получилось, навсегда.
Первые годы все было замечательно. Я ходила в школу. Бабушка и дедушка помогали делать уроки, ходили на родительские собрания. Вся их жизнь крутилась вокруг меня. Бабуля говорила, что благодаря мне, она даже помолодела.
После школы я поступила в местный педагогический институт. Мысль о том, чтобы вернуться домой мне даже в голову не пришла.
От родителей я отвыкла: все наше общение за эти годы свелось к разговорам по телефону. Причем собственного телефона у нас не было: приходилось ездить на почту. А какие там разговоры?
Мама сюда ни разу не приехала. Папа приезжал пару раз на недельку и все. Брата я практически не знала. Просто знала, что он есть. Видимо поэтому домой я и не стремилась. Бабушка и дедушка, по сути, заменили мне семью.
А потом дедушка тяжело заболел. Пять лет лежал. Я помогала бабушке за ним ухаживать. Взяла на себя большую часть домашних забот. Родители снова ни разу не приехали. Только ахали по телефону.
Смерть дедушки бабушка пережила очень тяжело. Ведь они пятьдесят лет вместе прожили.
– Не могу я без него, внученька, – постоянно твердила она, – скоро одна ты останешься.
И правда. Вскоре бабуля заболела и тоже слегла. Правда пролежала всего полтора года. Заботы о ней полностью легли на меня.
Так я и жила: работа, тетрадки, уход за бабушкой. Когда уходила в школу, оставляла ее с сиделкой. Платила со своей учительской зарплаты. Бабушкина пенсия почти вся уходила на лекарства.
Трудное было время. Но самым ужасным было то, что я понимала: скоро бабушки не станет и я останусь совсем одна.
За день до смерти бабушка сказала, что дом, в котором мы жили, она завещала мне. И добавила:
– Если будут требовать отдать часть или продать – не уступай. Хочу, чтобы здесь жила ты, твои детки. Мы с дедушкой так надеялись их дождаться…
Она ушла тихо, во сне. Мой отец приехал помочь с похоронами. Мама так и не появилась. На тот момент я не видела ее почти пятнадцать лет!
– Невероятно! – воскликнула Ольга, – как такое может быть?
– Я тоже не понимала. Спросила у отца. Он ничего не ответил. Отвел глаза в сторону.
Только это еще не конец истории, а самое ее начало.
Через полгода отец приехал вступать в наследство. И уехал ни с чем. Дом стал моим.
Вот тут мама про меня и вспомнила. Требовала, чтобы я разделила наследство с братом. Там ведь не только дом был, но и счет в банке. Оказывается, дедушка с бабушкой собрали весьма внушительную сумму.
Мать звонила, ругалась, говорила, что у меня совести нет, что я присвоила бабушкино имущество.
Я слушала и не верила своим ушам. Получалось, что люди, которые здесь не появлялись, за стариками не ухаживали, считают, что я перед ними в чем-то виновата.
И я, помня наставления бабушки, уперлась:
– Ничего не дам и точка.
Мама пригрозила, что подаст на меня в суд, будет оспаривать завещание. Это меня добило окончательно. Теперь я была готова сопротивляться всеми возможными способами.
Но тяжбы не случилось. Внезапно умер отец. О том, что это случилось я узнала с опозданием на неделю. Нет, телеграмму мне прислали, но я была в отъезде и получила ее, когда ехать на похороны уже не имело смысла.
Мать вызвала меня на переговоры. То, что она кричала в трубку, даже повторять не хочется. Но зато я узнала главное: она мне ‒ не родная мать.
Оказывается, папа женился, имея ребенка на руках. И настоял, чтобы мама меня удочерила. Вот так.
После того телефонного разговора прошло больше пяти лет. Первое время она мне звонила, даже писала. Призывала к совести: мол Витя – твой брат, ты должна с ним поделиться, он только жить начинает.
Но я не уступаю. И уступать не собираюсь. Она требовала, чтобы я ему что-то там выплатила. Но я не понимаю: с какой стати? Я этого парня даже не знаю. Он для меня – номинальный брат… На бумаге.
Ну, а теперь это, – Ирина взяла в руки телеграмму, – проклинают. Не знаю, кто. Может, она. А, может, братец. Подписи нет. Радости мало, конечно. Я даже испугалась в первое мгновение. А теперь думаю: ну и что? Это же не материнское проклятие. Чего бояться? Как думаете?
– Ой, не знаю, – Ольга покачала головой, – все равно неприятно. Страшно жить, когда знаешь, что кто-то тебя так ненавидит.
– А что я могу с этим поделать? Сама я ненависти не испытываю. Мне даже немного жаль этих людей. Только ничего они от меня не получат. Это мой дом. Я здесь выросла, повзрослела, за близкими людьми ухаживала, в последний путь их проводила. При чем здесь какой-то Витя, который ни разу не видел дедушку с бабушкой и ни разу здесь не был? Нет, я думаю, что поступаю правильно. Тем более бабуля меня предупреждала… Не могу ее ослушаться. И не хочу…
Неожиданно в доме заплакал ребенок.
– Ой, простите, – вскочила Ирина, – дочка проснулась… Вы… Спасибо, что выслушали. Мне даже легче стало… Заходите к нам еще… Почаевничаем…
– Спасибо, зайду, – отозвалась Ольга и направилась к калитке. Прямо перед ней оглянулась.
Ирина вышла из дома, неся на руках девочку месяцев девяти:
– Кто это у нас проснулся? Зиночка проснулась. Сейчас будем кушать…
«Зиночка, – подумала Ольга, – редкое нынче имя. Наверняка в честь бабушки»…