— Сиди и не высовывайся! И не топачи ногами, без тебя обойдутся… ну куда, куда потянулся… выведут тебя из зала, допрыгаешься!
— Да отпусти, вцепилась, как Тузик в грелку, не убегу.
Колька Козинцев пытался освободить руку из цепких ладоней жены Людмилы. Она, и в самом деле, вцепилась в него, как только артисты спустились в зал.
Сельский клуб был переполнен. Накануне нового года артисты из области приехали поздравить сельчан. От их пляски дребезжала дощатая сцена. Казалось, портреты советских вождей подрагивают на стенах.
(художник Александр Юрков)
Колька, наконец, вырвался, и непроизвольно поднялся, хотя минуту назад обещал сидеть тихо. Он выскочил к сцене, где солисты, мужчина и женщина, в ярких народных костюмах, приглашали присоединиться к пляске зрителей из зала.
— Вот дурачок, поперся все-таки! – Сокрушалась Людмила, поправляя цветастый полушалок на плечах.
— Погоди, погоди, вот так надо! – Он топнул, выпрямился, словно кто-то невидимый распрямил его спину, в глазах — задор и хитринка, не спеша поправил лацканы пиджака, тряхнул кудрями и пустился в пляс. Односельчане одобрительно похлопывали, подсвистывали, выкрикивали слова поддержки.
Плясал Колька редко, разве что на свадьбах. И тот, кто видел пляску, назвали его «танцором».
Он и сейчас за одну минуту влюбил в себя всех, кто раньше не видел его выступление. Кто-то восхищенно сказал: «Прирожденный артист! Самородок…
Колька этих слов не слышал. Он вообще вышел, потому как был слегка навеселе. Чуть-чуть. Вот потому жена Людмила останавливала его как могла. Да разве удержишь!
Колька, худощавый, даже худосочный какой-то, невысокий, преобразился в одно мгновение. И вот уже рядом со сценой не Колька, а будто артист… даже лицо преобразилось, глянешь – ну красавец, на актера похож.
Не замечал Колька восхищенных взглядов, отплясывал вместе с артистами. Да еще остановится, и давай показывать, как надо притопывать — артистов учить вздумал.
Не видел он, как следил за всеми его движениями руководитель танцевального коллектива Михаил Афанасьевич.
Музыка стихла, Козинцев сорвал аплодисменты и снова, превратившись в прежнего, слегка сутулого Кольку, вернулся на свое место.
— Ну и что, добился своего? Все люди, как люди, а ты как дурачок, выскочил при всех, стыда не оберешься…
— Ну чего ты, они же сами позвали, надо же было кому-то выйти…
— Ой, молчи уж, горе луковое, танцор несчастный…
________________
В тот же день, по возвращении из клуба, когда уже стемнело, подъехал к дому Козинцевых УАЗик. Пес громко залаял, извещая хозяев, что чужие идут.
Порог дома перешагнул мужчина лет пятидесяти, среднего роста. Снял шапку, поздоровался, представившись руководителем танцевального коллектива из областной филармонии.
Козинцевы опешили от неожиданного визита Михаила Афанасьевича, быстро пододвинули стулья к столу, приглашая поужинать.
— Нет-нет, не могу. Я бы с удовольствием, но по времени ограничен. Уж извините, я сразу к делу.
Минут десять он подробно объяснял Кольке, насколько тот способный, даже талантливый танцор, как колоритно смотрелся бы на сцене. А его движения достойны того, чтобы взять в новую постановку.
— В общем, приглашаю в наш коллектив, устроим вас на работу в филармонию, как положено, с зарплатой.
Людмила и Николай застыли от неожиданного предложения и не могли сказать ни слова. Наконец Николай очнулся. – Так я же не учился нигде… танцам-то… да и поздно мне…
— Понимаю. Но вы самородок, у вас движения, как отточенные, индивидуальные, а харизма какая… Я индивидуально с вами буду заниматься, специально для вас танец поставим.
Колька хотел отказаться, но Михаил Афанасьевич жестом показал, что лучше не отказываться сию минуту. – Переночуйте с этой мыслью, а завтра по дороге из соседнего района, еще раз заедем к вам. Жду вас в клубе ровно в два часа дня. Сможете прийти?
Николай, как завороженный, кивнул. Михаил Афанасьевич вышел.
— Это что же получается, он тебя в город жить зовет? – Людмила начала приходить в себя. – А мы как же? У нас трое деток…
— Сама же слышала, временно, сказал же, хотя бы один танец поставить, ну и гастроли иногда.
— Ну, так все одно от семьи уехать… танцоров что ли ему мало…
Колька сидел задумавшись. Старшие дочки пошли смотреть телевизор, младшая, первоклашка Маринка, возилась с куклой.
— Ну чего молчишь? – Окликнула Людмила. – Пойдешь завтра в клуб-то?
— Пойду, ждать ведь будет человек.
— Неужели и в самом деле надумал в филармонию ехать? Позвали тебя как мальчишку, ты и готов бежать.
— Да куда я убегу, какой с меня артист, пошли лучше спать.
_________________
В клуб Николай пришел заранее, не хотел опаздывать. Сидел он какой-то подавленный, задумчивый.
— Ну, что решил, Николай Петрович? – Спросил Михаил Афанасьевич, как только вошел в зал.
— А что тут решать… люди с детства занимаются, а я так… как чувствую, так и выплясываю, к тому же нечасто… плясать-то некогда, работы в селе всегда много. Да и семья у меня, даже на неделю отлучиться, и то тяжело им будет.
— Слушайте, Николай Петрович, ну хотя бы один танец поставить, солистом будете, с директором совхоза я договорюсь. Вы ведь просто фантастически пляшете, словно свыше вам дано, пусть люди увидят, порадуются.
— Поздно танцами заниматься. Вы уж поймите, семья у меня, три дочки…
— Ну, так вам же деньги платить будут…
— Да не в них дело… не могу я их оставить, как они без меня. Да и не смогу я без них, не смогу без своего села, город – это не по мне. Я вообще тогда случайно вышел, немного принял я вчера, вот и осмелел. Нет, я и так могу… без принятия.
— Ясно. Значит, отказываетесь.
— Отказываюсь.
— Ну, тогда хотя бы повторить вчерашнее. Спляшите, как вчера плясали. Есть там у вас несколько движений, хочу запомнить и в новой постановке использовать.
— Это можно! Козинцев вышел к сцене… Плясал он тогда, как последний раз, как будто перед ним огромный зал, а сам он на сцене областного дома культуры.
— Эх, как же много мы упускаем, — сожалел Михаил Афанасьевич, — сколько талантов на земле нашей, а мы их не знаем и не видим… жаль, Николай Петрович, жаль, но ничего не поделаешь, понимаю вас…
________________
— Ну что ты ему сказал? – Первым делом спросила Людмила. – Какой ответ дал?
— А что я мог ему сказать? Только одно и сказал: «У вас, Михаил Афанасьевич, искусство, а у меня семья и работа. У меня вон руки от мазута толком не отмылись… какой с меня танцор».
Людмила вдруг закрыла лицо руками и разревелась, испугав своим плачем мужа. – Ой, Коля, а ты и впрямь как настоящий танцор… ногами-то что выделываешь… и откуда это у тебя… Может, и правда на сцену тебе надо…
— Люся, перестань, чего краны открыла? Течет вон, как ручей, слеза-то. Ну, куда я от вас поеду? Да и не молоденький давно, не учился этому делу, — он стал гладить ее плечи, успокаивая. – Всё, забыли, живем дальше.
Младшая дочка Маринка испуганно смотрела на родителей. – Доча, иди сюда, не бойся, никуда папка не поедет, — позвал он.
______________
Через полгода, почти под осень, приехала в село молоденькая хореограф Лариса, выпускница музучилища. Приехала по распределению, и сразу взялась за дело. Из младших классов набрала танцевальный коллектив, в который вошла младшая дочка Козинцевых Марина.
Светловолосую девочку она сразу выделила среди других, но старалась виду не показывать, лишний раз не хвалила, а напротив была довольно строгой, несмотря на свою молодость.
Первый концерт состоялся к новому году. В этот раз не было артистов из области, зато выступали местные ребятишки.
— Ну, давай посмотрим, чего вы там выучили, — сказал Николай, усевшись во втором ряду рядом с Людмилой.
Маринку, в красном сарафанчике и кокошнике, он даже не сразу узнал. Девочка была так хороша на сцене, да еще оказалась в двух танцах солисткой, чем вызвала несказанную гордость родителей.
Николай, восхищенный, казалось, онемевший от выступления дочки, не сводил взгляда со сцены и хлопал в ладоши с такой силой, что они покраснели.
— Коля, ты чего? – Спросила жена. – Чего с глазами?
— Да так, соринка в глаз попала, — отмахнулся муж.
После первого выступления танцевальный ансамбль стали часто приглашать в райцентр, в другие села и даже в область ездили не раз.
После восьмого класса выбор Марины Козинцевой был предсказуемым: она поступила в музучилище, где училась когда-то ее руководитель Лариса. А потом заочно поступила с институт искусств.
Николай и Людмила, выдавшие замуж старших дочерей, уже дождавшиеся внуков, сидели у телевизора, ожидая, когда же покажут Марину. Ее выступление они видели часто, но по телевизору – первый раз. И также, как много лет назад, когда на сцене сельского клуба впервые выступала младшая дочка, и ему попала в глаз соринка, также и сейчас, он вытирал глаза. И уже не скрывал от жены, что плачет.
— Вот кто у нас танцор! – Бормотал он.
— В тебя пошла! – С гордостью сказала Людмила. – Ты же у меня на всю округу знаменитый танцор.
— Да какое там – танцор! Дочка у нас молодец. Спасибо, Маринушка, словно воздуха дала мне дыхнуть. Ни о чем не жалею!
____________________
Прошло еще десять лет, и Марина Козинцева, теперь уже и сама мама двоих детей, стала руководителем танцевальной студии. Приезжая к родителям, они часто вспоминали случайное выступление Николая при артистах филармонии. – Нет, папка, что ни говори, а ты у нас самый главный танцор! Самый лучший!
Татьяна Викторова
