Яркие цвета делали комнату семилетней Ники похожей на радугу. Вместе с мамочкой они красили стены, рисовали солнышко и мультяшные персонажи на двери, стенах и расписывали цветами и узорами шкаф, комод и спинку кровати.
Пока мамочка шила ярко-жёлтые шторы и вручную расшивала бисером блестящие на свету длинные солнечные лучики, светловолосая Николь рисовала свою семью: себя саму и маму с папой.
Сегодня сразу после школы, пообедав, Ника сидела за письменным столом и вырезала снежинки, чтобы вместе с бабушкой Клавой, моложавой, очень доброй и весёлой, наклеить белые кружева на окна. Ножнички с оранжевой ручкой в умелых детских ручках быстро и аккуратно скользили, разрезая тонкую бумагу.
«Ах, скорее бы мамочка выздоровела. Скорее бы пошла на поправку», — так думала Ника, залезая на табуретку, чтобы наклеить первую снежинку. Сегодня вместе с бабушкой и отцом они собирались наряжать ёлку. «Скорее бы вечер. Вот сделаю уроки, а потом и начну». Снова вспомнила маму, подумав, что завтра обязательно навестит её, почитает сказку, поцелует, подержит за ручку и расскажет, как прошла неделя в школе, поделится успехами. Так она делала уже который месяц, ожидая, надеясь каждый денёчек, что мамочка именно сегодня придёт в себя, откроет глаза, улыбнётся и скажет: «Привет, я так соскучилась по тебе, принцесса!»
Дверь скрипнула, открываясь, впуская бабушку с прозрачным стеклянным подносом, на котором стояла чашка с забавным пингвином, наполненная до краёв ароматным горячим шоколадным молоком. Три тёплые золотистые печенюшки принесли в комнату сладкий запах ванили. Бабушка зашла в комнату и поставила поднос на стол, сказав:
— Кушай, внученька, а то заболеешь.
Ника заметно похудела. Её глаза ввалились и напоминали янтарные угольки, такие же горячие и живые.
— Хорошо, бабушка, пожалуй, я съём кусочек, — ответила Ника, посмотрев на бабулю.
Примятый полосатый халат еле сходился на полной фигуре бабули. Румяное лицо, кучерявые жёсткие чёрные волосы без единой седой волосинки — Клавдия выглядела на удивление молодо для своих семидесяти лет.
Когда бабушка вышла, девочка отломила кусочек печенюшки и выпила три глотка молока, попробовав принесённое только ради бабули. Она знала, как Клава старается, ради неё и отца. Но есть не хотелось, поэтому Ника продолжила вырезать снежинки.
Её отец сегодня опаздывал, и ёлку начали наряжать вместе с бабушкой. Разноцветные гирлянды отражали свет потолочной хрустальной люстры, серебристый «дождик» блестел мелкими золотистыми искорками. А когда был зажжён свет включённых в сеть маленьких фонариков, опоясывающих ёлку, то все стеклянные новогодние игрушки замерцали и заискрились, превращая ёлку в волшебное, праздничное дерево.
Ника потушила свет и легла в постель, когда отец позвонил, сказал, что приедет заполночь. Сказал, чтобы дочка его не ждала, а спала и отдыхала, набираясь сил. Бабушка поцеловала её в щёчку и пожелала спокойной ночи. Но дверь закрылась, и Ника отбросила одеяло, включила ночник в форме маленькой золотой рыбки и, босая, в яркой пижаме с утятами, подошла к комоду и достала тетрадь. Залезла на стул, удобно устроилась и стала писать.
«Ангел-Хранитель, ты мой самый дорогой после мамочки с папочкой и, конечно же, бабушки друг. Тебе я доверяю все свои секреты. С тобой всегда всем делюсь. Сегодняшний день закончился. Наступила ночь. Я, как хорошая девочка (ведь ты помогаешь только хорошим девочкам), сделала все уроки, прибралась в комнатке. Ангел- хранитель, я как всегда надоедаю тебе своими просьбами, но знаю, что ты меня слышишь, поэтому очень-очень прошу тебя: ты, сидя на облаке, видишь, как я скрестила пальчики на удачу, поэтому пускай моя мамочка поправится поскорее. Ты знаешь, как я по ней скучаю. И ещё передавай ей от меня и от папочки с бабулей большущий приветик, чтобы не скучала, и, пожалуйста, пусть во сне мы повидаем друг друга. Спасибо за такой замечательный день, Ангел-Хранитель. Я тебя очень люблю и всем сердцем в тебя верю».
Николь дописала и нарисовала сердечко, закрыла тетрадь и поцеловала её.
Светловолосая Ника верила, что Ангел читает все её письма и что он наблюдает и помогает ей.
Идею с тетрадкой, чтобы писать письма ангелу подбросила ей бабуля, которая даже не думала, что её внучка воспримет задумку вполне серьёзно и станет писать каждый день. Николь каждый вечер писала письма своему Ангелу, по словам религиозной бабушки, посланному лично для неё с небес, как подарок от Бога при крещении. И таким образом Ника находила себе утешение, выплёскивала все накопившиеся в душе горести и обретала надежду.
В субботу, когда она проснулась, её отец уже насадил на макушку пушистой маленькой ёлки, стоящей в углу, большую серебряную звезду.
На завтрак бабушка приготовила гору воздушных румяных оладий, которые Николь с аппетитом уплетала за обе щеки. Чай с лимоном завершил её трапезу, и девочка пошла к себе в комнату.
Ближе к обеду они всей семьёй поехали к маме в больницу. Ненадолго, просто чтобы повидать.
Николь долго держала маму за руку, пока бабушка и отец разговаривали с суровым доктором. Затем время, отведённое для посещений, закончились, и семья Гончаровых поехала в торговый центр. Вадим Николаевич, так звали отца девочки, заработал хорошие премиальные.
Купили множество фруктов, продуктов и вкусностей, готовились к рождеству. А перед выходом отец порадовал дочку, выиграв ей в автомате пушистого белого кролика.
Их автомобиль ярко-красного цвета медленно продвигался по оживлённому шоссе, на повороте была пробка, и машина свернула на мостовую, делая крюк.
Возле подъезда, внезапно завибрировал телефон, лежащий у папы в кармане брюк. Отец Николь посерьёзнел. Его румяное волевое лицо побледнело. Он обнял дочь, поднял её на руки, сказал, что срочно вызывают в офис, затем поцеловал в щёку, посмотрел в глаза и поставил на засыпанную снегом обледенелую плитку. Николь стало грустно: опять одинокий вечер с бабушкой, которая никогда не разрешала приглашать домой подруг. Пока вынимали продукты из багажника, обернулась, посмотрев на деревянную лавочку, половину которой занимал растрепанный огромный чёрный, зеленоглазый кот. «Чья такая громадина? Откуда взялся?» У них во дворе кошек не было. Соседский бульдог постороннюю живность на свою территорию не пускал.
Не пообедав, папа уехал, взяв с собой толстые папки бумаг. Его чёрные волосы заметно отросли и вились, а густая чёлка падала на лоб. «Как мамочка заболела, так папочка совсем одичал», — подумала Ника. Бабушка опять вязала, сидя в мягком кресле в гостиной, рассеянно поглядывая скучный мексиканский сериал. Спицы, точно живые, бегали вслед за нитью в её пухлых коротких пальчиках. По внешнему виду зелёного кружева, Ника подумала, что бабуля вяжет сотую по счёту салфетку на обеденный стол.
— Бабушка, я пойду, прогуляюсь. Покатаюсь на горке чуть-чуть.
— А английский, Николь ? Тебе надо его подтянуть.
— Вечером, бабушка, выучу, ты не переживай. Ну, пожалуйста, — умоляла она.
Бабушка покряхтела: не хотелось ей отпускать Нику во двор. Но что поделать, не держать же эту неугомонную принцессу в четырёх стенах? Улыбнулась, строго посмотрела внучке в глаза, словно пытаясь разгадать все задуманные проказы, а потом сказала:
— Чтобы дома была до темноты. Ты поняла меня, Николь?
— Бабушка, когда я тебя не слушалась? Ну-ка вспомни, бабуля, было ли такое хоть один раз, а?
— Ладно, родимая, иди. Знаю, ты у меня очень, очень хорошая девочка, — проговорила бабуля заметно потеплевшим тоном. Клавдия хоть и была строга, но очень сильно любила единственную внучку.
Погладила девочку по голове и улыбнулась.
А Николь за пять минут оделась. Натянула сапоги с белым пушистым мехом, тёплое ярко-розовое пальто и серую, в тон сапогам, шапку с пушистым крупным помпоном, которую ей подарила на день рождения мать.
Долго каталась на горке вместе с соседским мальчиком. Пятилетний Тимошка — проказник и страшный врун. Но с ним было интересно и не так скучно, чем в одиночестве. «Дашку Сорокину из третьего подъезда мама не выпустила, а жаль».
Горка была прямой и скользкой. Ездить на целлофане и стоя — было здорово. Жаль, что сани не взяла, но бабуля, скорее всего бы, запретила.
Небо прояснилось, на западе показалось солнце. Ветер усилился, значит, завтра будет морозец.
Тимошку забрала мама, хоть озорник упирался, но всё равно за шкирку был схвачен и затащен домой. Николь вздохнула, вспомнив про свою лежащую в больнице мать.
Покаталась ещё пару раз стоя. Солнце из оранжевого стало багровым. Собралась уйти. Одной скучно. «Интересно, почему сегодня на горке так мало соседских детей?»
Честно сказать, Ника была бы рада любому пришедшему покататься ребёнку. Но предположила, что многие, скорее всего, пошли на центральную ёлку, там было веселей в сотни раз. Ну и ладно. Завязала развязавшийся шарф, отряхнула брюки, которые снег запорошил, поправила шапку и спустилась с горы, вышла на тропинку, перешла дорогу к подъезду.
Мяуканье такое сильное, словно вой голодного зверя, вышедшего на охоту. Писк, шорох в кустах. «Ну что же там такое?» Любопытная Ника заглянула в кусты шиповника, сильно разросшегося на клумбе, напротив её окон. Белый голубь запутался в колючках. У него перебито крыло.
Огромный чёрный кот подбирался со стороны канализационного люка. По-видимому, белая птица пряталась от него, загнанная в кусты шиповника.
— Кыш, пошёл вон чёрный злодей! — крикнула на кота, который даже не обратил внимания на окрик. Он медленно приближался к добыче.
«Ну уж нет, бедную птичку тебе не отдам, разбойник». Нагнулась, достала из шиповника голубя, запуганного и дрожащего, прижала к груди, а кот — как прыгнет, шипя, цепляясь когтями за штанину. Страх придал силы, девочка сама не ожидая от себя такой прыти, вырвала ногу и подбежала к подъезду, одной рукой доставая из кармана ключи.
Кот кружил и так страшно мяукал, что Николь от страха вспотела. Зелёные глаза кота излучали неприкрытую злобу. Открыла дверь, кот медлил, глядел, словно ждал подходящего момента или её оценивал? Она не знала, что он задумал, зашла в подъезд и закрыла дверь. Голубь уже успокоился и совсем не боялся находиться в человеческих ладонях.
Очень хотелось помочь ему, накормить и выходить, пропадёт же бедный. Но бабушка птиц не любила, после того как умер старый-престарый Кеша, любимый всеми домочадцами толстый волнистый попугайчик, оставив лишь клетку, которая стояла на балконе. «Пригодилась: просторная, места голубю хватит, а бабушке пока говорить не буду, голубя спрячу, а там что-нибудь придумаю. Там будет видно, может, папочка сумеет уговорить бабулю, чтобы голубь пожил у нас».
Когда она зашла в дом, бабушка сидела в кресле и спала. Тихий храп слегка заглушал звук телевизора.
Тихонько прокралась до комнаты, затем принесла клетку для голубя, сходив на балкон. Бабушка спала. Её румяное лицо было таким спокойным и безмятежным, словно у них в семье всё как прежде хорошо.
Налила воды в блюдечко, засыпала в коробочку зерновую смесь. Попугай умер всего месяц назад, и его корм не успели выбросить. Он так и стоял в шкафчике под умывальником, рядом с упаковкой мочалок и пакетов для мусора. «А голубь ведь тоже птица, не так ли?»
Бабушка проснулась и опять стала готовить. Её даже не надо было ни о чём спрашивать: по поведению бабули Ника поняла, что папа вернётся не скоро.
Голубь был словно ручной и очень умный, даже немного забавный. Он никогда не шумел, когда Ника прятала его в гардеробной — маленькой комнате, похожей на большой шкаф с полками и ящиками для вещей, а также с большим зеркалом.
Ей повезло: бабуля никогда не рылась в её вещах, да и в комнате Ника убиралась самостоятельно. Поэтому девочка не беспокоилась, хотя бы временно, что бабуля обнаружит голубя.
Поужинав тушеным картофелем, выпив стакан молока, девочка чувствовала себя сытой и довольной, а уж как бабушка улыбалась, в клетчатом переднике стоя возле плиты. Ника впервые за пару недель оставила пустые тарелки.
Клавдия даже не спрашивала, что случилось. Значит, нагуляла аппетит, значит, поправится, и опять на бледных щёчках любимой Ники расцветёт румянец.
Воскресение с утра омрачило настроение девочки. Бабуля сказала: отец приедет только к концу недели.
— Не переживай, сладенькая. Николь, ну-ка, взгляни на меня, — сказала бабуля и обняла её лицо ладонями. — Мы же не будем скучать. Ты же со мной, маленькая принцесса?
— Я не расстроилась бабуля. Просто так давно мама в больнице, а теперь и папа уехал, это так грустно, ты ведь понимаешь меня? — сказала и обняла бабулю.
Нике хотелось плакать, но она сдержала слёзы. Николь не хотела расстраивать бабушку, а то у неё опять давление подскочит.
Так они и стояли в гостиной, на сиреневом ворсистом ковре, пока не засвистел чайник. Бабуля разжала объятия, выпуская внучку, и поспешила на кухню готовить завтрак.
В воскресение у Николь заболело горло, а вечером поднялась температура. Бабушка поила её липовым чаем с мёдом, завязала горло шерстяным шарфом.
Понедельник и вторник были последними днями перед каникулами. Отец звонил пару раз. Ника с ним разговаривала, а бабушка Клава после таких бесед долго молчала, расстроенная. Ника не знала, что могло так сильно огорчить её.
В среду они поехали навестить мамочку. Анита выглядела усталой, и, кажется, мамочка похудела.
Поставили цветы на стол, и как всегда Ника читала маме сказку, держала её за руку и разговаривала, а бабушка сидела на стуле, смотрела в окно и вздыхала горестно. Лечащий врач был папиным другом детства. Артём Михайлович, суровый, высокий, но с очень добрыми карими глазами, внушал лёгкий трепет и уважение. Он зашёл в палату и что-то сказал бабушке, потом посмотрел на Нику, а бабушка кивнула, сказав:
— Расскажите ей всё.
И доктор взял Нику за руку, затем мягким непривычным голосом сказал, что её мать умирает, что только чудо может спасти её. Ника слушала, кивала, не плакала, держась до последнего, а потом так посмотрела в его глаза, что у доктора защемило сердце. Он почувствовал себя злодеем, вдребезги разбившим надежду. «Но она должна знать. Ведь лучше раньше, чем позднее».
— Доктор, есть ли хотя бы шанс? — спросила Николь срывающимся от подступающих слёз голосом.
Он покачал головой и ушёл. Отвечать на вопрос слишком тяжело. А Николь рыдала, обнимая бледную от усталости бабушку. Девочка всё равно верила, что не всё потеряно. Надежда будет жить в её сердце до последнего. «Мама так всегда говорила, она бы не хотела, чтобы я сдалась, опустила руки и плакала».
Заставив себя успокоиться, бледная, но решительная Николь расправила плечи и вместе с бабушкой вышла из палаты, намереваясь поехать домой.
По дороге они вышли на две остановки раньше, чтобы зайти в храм и поставить свечи, помолиться. Белый маленький храм Николая-чудотворца был отдушиной в городской суете, местом, где останавливаясь, замирало время. Местом, в котором жила надежда и вера, где чудеса не выдумка. Высокие округлые купола блестели на солнце, как настоящее золото. На карнизах сидели разноцветные голуби. Большие окна с цветными стёклами сужены кверху, стены расписаны ликами святых. В этом храме много икон.
В церкви Нике стало спокойней, и даже бабушке полегчало: девочка видела по её безмятежному лицу.
Возле подъезда сидели соседки: толстые пенсионерки в ярких беретках и шерстяных платках. Увидев Клаву вместе с внучкой, они прекратили свою беседу и с любопытством стали задавать вопросы. Бабуля сказала Нике идти в квартиру, а сама решила задержаться, всё-таки не поговорить было невежливо. А Ника как раз хотела спросить про кота, напугавшего её тем вечером. «Кот с тех пор словно исчез, и это очень подозрительно. Будто бы его кто-то забрал».
В квартире было на удивление тихо. В коридоре девочка вспомнила, что забыла покормить голубя, и, сбросив сапоги, в куртке и шапке, побежала на кухню.
— А я тебя ждал, Николь, — сказал ей светловолосый парень с чёрной, словно окрашенной сажей прядью в волосах. Изящный и очень в себе уверенный, он сидел, заложив ногу за ногу. Его ноги были босы. Брюки были белые и очень тонкие для зимних холодов. Белый свитер мерцал серебром, а светло-серые глаза, казалось, заглядывали прямо в душу.
— Вы кто? — спросила Ника, тупо смотря на раскрытую клетку, стоящую на полу. Голубь исчез. Это обстоятельство опечалило её и вывело из себя. — Живо отвечай, куда ты дел больную птицу. Отпустил?
— Нет, — печально ответил он.
— Но… — замерла, потому, что парень улыбнулся. И ей ни с того ни с сего стало радостно и тепло, а воздух в комнате замерцал световыми золотистыми бликами вокруг его лица.
Ника чувствовала себя странно. «Что-то здесь не то? Что-то во всем происходящем неправильно».
— Я Георгий, но ты можешь называть меня Грэг. Я — ангел, — продолжил он как ни в чём не бывало, а Ника забыла, что надо дышать. Он поднял ладонь — и в комнате вдруг пошёл снег. Он сыпался, возникая из воздуха. Белый, холодный и настоящий.
— Теперь веришь, — произнёс, больше не улыбаясь.
Она села на пол, медленно расстегивая куртку.
— А голубь?
— Эх, глупенькая. Я и есть голубь. Ты спасла меня от служителей тёмных сил, и я благодарен тебе, Николь. Спасибо.
Сняла куртку, стянула шапку и стала её крутить в руках. Стало жарко, страшно и стыдно, потому что столько рассказывала ему вечерами и делилась секретами, как с лучшим другом.
— Не бойся, Ника. Я же ангел. Твоих секретов не выдам. Твоей светлой душе нечего стыдиться. Ты добрая и вырастешь прекрасным человеком.
— Но бабушка?.. Как я объясню всё ей?
— Соседки ещё заболтают её где-то около часа. А пока я хочу попросить тебя об одолжении.
Допил молоко, съел кусок бабушкиного пирога. «Наверное, проголодался. Я же кормила его только зёрнами, хлебом да водой. Бедненький. Если бы я знала, что голубь не простой…» Запнулась, думая о своём, а он опять, словно прочитал мысли, улыбнулся, а ей почему-то стало смешно. Так было на душе хорошо.
— Я заколдован. Силы ещё не до конца вернулись ко мне. В обличье голубя пробуду до Рождества, и мне нужна твоя помощь. — Последнее он произнёс умоляюще. Ника кивнула. В беде она никого не бросала, хватало только намёка на просьбу помочь.
— Я скажу тебе, что нужно будет сделать, иначе всё пропало. А пока давай жить как прежде. Я буду просто голубем, а ты меня никому не показывай. Идёт?
— Хорошо, Грэг, — с трудом произнесла непривычное имя. Она терялась и чувствовала себя неуверенно. Ангел был старше ее, и он же парень. Красивый, между прочим, совсем не такой, какими она ангелов представляла себе, совсем не похож на огромного крылатого сияющего мужчину или маленького румяного, пухлого херувима. — Я сделаю, всё что попросишь.
— Знал, что поможешь, как только увидел тебя . Ты очень сильная, Николь. — Замолчал, а потом поставил чашку на пол и мгновенно превратился в птицу. Она даже глазом моргнуть не успела, лишь услышала на площадке шаги. «Бабушка!»
Посадила голубя в клетку, налила ему воды и отнесла в гардероб. Запыхалась, от волнения сердце колотилось в груди. Бабушкин голос донёсся из коридора:
— Николь, ты поела? Почему куртка на кухне валяется?
Пришлось объяснять бабуле, придумывать на ходу, что звонила подружка, поэтому разделась на кухне.
— Вот, раздевалась по пути, — сбивчиво произнесла.
Телефон-то был на кухне, прикреплён на стене, серый и кнопочный, слегка не удобный. Бабушка в ответ головой покачала. Она после разговора с соседками-сплетницами чувствовала голод и опустошение.
Так потянулись серые зимние будни. Ника заботилась о голубе, прятала его, не забывая баловать чем-нибудь вкусным. Он больше не превращался в её присутствии в юношу, но она знала, что когда квартира, пуста, то ангел без опасения хозяйничает на кухне, словно полноправный член семьи, но она не обижалась. Сластёна Георгий распробовал всю бабушкину выпечку, и ей не надо было делать вид перед бабушкой, что она ест. Аппетит опять пропал. Мысль о еде вызывала отвращение.
Очень много времени проводила девочка на улице, общалась с подружками, ходила к ним в гости играть в дочки-матери. На вопросы, часто задаваемые их матерями, отмалчивалась, не хотелось ничего рассказывать. Да и чем они могли помочь ей? Сочувствие, жалость — не это было ей нужно. Хотелось поддержки, ободрения и разделённой надежды, что всё наладится и будет как прежде.
Накануне, перед приездом, звонил отец, сказал, что сразу поедут в больницу. Он заработал необходимые деньги, чтобы купить дорогие лекарства.
Пятничный день заканчивался, а отца всё не было. За окном сыпал снег, наметая пушистые сугробы. Везде белым-бело, и желтоватый свет фонарей в снежной белизне растворяется. Николь волновалась и нервничала. Погода ухудшилась, и у бабули поднялось давление. Бабушка спала, укутанная шерстяным плёдом, а Ника сидела на своей мягкой постели, напротив письменного стола, у двери балкона, держала голубя на руках — так было легче, гладила его перья. Его крыло почти зажило, он ворковал, сидя в её ладонях, щёлкая клювом, чистя перо, ничем не отличимый от настоящего голубя.
Зазвонил телефон, Николь быстро спрятала голубя в клетку, подняла трубку серенького мобильника и нетерпеливо спросила:
— Папочка, когда ты приедешь?
Молчала и слушала. Он задержится: на дорогах гололёд и пробки. Заночует в гостинице, в новостях передали о снежных заносах. Вздохнула, едва сдерживая слёзы. А он спросил усталым, дрогнувшим голосом:
— Как там бабуля? Как вы вместе справляетесь?
— Держим хвост пистолетом. Бодрячком! — в тон ему ответила Ника, и они попрощались.
Ника проснулась от того, что кто-то резко тормошил её, тихо шепча возле самого уха:
— Ника, вставай. Ты мне нужна. Всё очень плохо.
Открыла глаза и уставилась в серые глаза, блестевшие в темноте, точно у зверя. «Наверное, он хорошо видит в темноте», — подумала Николь про себя.
— Одевайся, — попросил, но в тоне ощущался приказ.
На пижаму натянула джинсы, вишнёвый свитер под горло и тёплые полосатые носки.
— Посмотри в окно. Ника, сейчас я снова превращусь в голубя. Я теряю силы. Будем общаться мысленно.
» Как это мысленно? Ангел залезет в мою голову? Но это же, некрасиво и неприятно, наверное».
Голубь снова сидел на столе, а она подошла к окну и раздвинула шторы. Чёрный кот привёл подкрепление. Подъезд окружила целая стая котов всех пород и мастей. Некоторые из них в свете фонаря казались ещё страшней своего лохматого чёрного вожака.
Что происходит? Хотела спросить, но услышала его голос, довольно приятный в своей голове: «Николь солнышко, сейчас кто-нибудь впустит этих тварей в подъезд. Я чувствую их зловонное воздействие на ослабленную психику твоих соседей этажом выше. Кажется, ты называешь одного из соседей Борисом, зная, что он любит выпить. А дальше котам не составит труда проникнуть в квартиру. Хватит медлить, Николь. Вся твоя семья в опасности. Квартира-то без защиты!»
О, нет, только не это.
«Что же будет, мамочка? Вот попала твоя Ника, так попала». В ужасе девочка закрыла лицо руками.
— Соберись, Николь, — чётко и ясно раздалось у девочки в голове. — Ты смелая девочка. Поверь в себя. Всё получится. — И чтобы отвлечь её, ангельский голос спросил: — У вас в доме есть святая вода?
— Да, есть, — тихо ответила девочка. — В банке в шкафу. Крещенская подойдёт?
— Ника, не говори вслух, просто думай. Давай иди за водой и поторопись. Время не ждёт.
На часах было полпервого, когда она собралась. Ей везло: никто из жильцов не выходил, чтобы впустить котов в подъезд.
Взяла клетку, воду перелила в бутылку, сделав брызгалку, чтобы можно было отпугивать злых котов. Затем открыла окно, жили же на первом этаже. Поставила клетку с голубем и бутылку на подоконник, затем прошла в коридор за курткой, шапкой и сапогами. Бабушка спала. В квартире было тихо-тихо, лишь изредка доносился шум смываемой воды в туалете соседей. Голубь не давал ей забыться ни на минуту. Чётко руководил ею и направлял её мысли.
«Бабушку твою защитит икона. Хорошо, что у вас она есть. Сейчас такое страшное время. Люди отвернулись от церкви и бога. Ладно, я отвлекаюсь. Кстати, Ника, крестик у тебя собой?» Она кивнула, затем поняла, что голубь не видит, мысленно сказала «да».
Трудная задача решилась в одно мгновение. Спуститься помогла крепкая бархатная ночная штора, выдержавшая её вес. Голубя достала с подоконника, встав на носочки. Для своего возраста Ника была высокой. Бутылка лежала в кармане куртки. Хоть бы не расплескать её.
«Беги, Николь, беги, милая. Доставь меня к храму».
Девочка побежала. Одинокая, напуганная, но смелая. Оглядывалась по сторонам, чувствовала: скоро начнётся запаздывающая погоня. Маршрут видела мысленно, словно карту. Знала, как сократить путь. Их район закончился возле стадиона, за ним был ров. Там была деревянная, скрипящая на каждом шагу лестница, под которой летом можно найти крупных улиток. «Умная девочка, — радостно и мысленно произнёс голубь. — Злыдни не сразу догадаются, что ты сократишь путь, они ведь даже не догадываются, какая ты храбрая, Николь».
Спустилась по ступенькам, по лбу стекал пот. Замирала на самых скользких местах, а ещё предстояло подняться по высокой лестнице наверх, в сторону универмага и парка с фонтанами. Миновала речушку со стоячей водой. Вонючку-канализацию. Поднялась, оглядываясь и прислушиваясь, но уверенно шла вперёд, голубь ободрял:
«Поторопись, Ника, солнышко. Мы уже близко».
Через парк пролегал самый короткий путь, но девочка боялась тёмных, неосвещённых углов, пустых скамеек, под которыми можно спрятаться, и бомжей: вдруг один из них собирает бутылки? Чего только ни приходило в голову маленькой Нике, спасающей белого голубя от сгустившихся тёмных сил.
«Будь осторожна, мы не одни».
«А где?» — спросила, но он не ответил. Не знал, наверное.
Не вняла предупреждению белого, надеялась на удачу. Да и в обход идти было ещё страшней и опасней. Решилась идти между деревьями. Рыжий котяра выскочил под самые ноги. Замяукал громко и торжествующе. Но не нападал.
Может, ждал подмоги? «Чего медлит, почему не нападает?» — думала Ника, приготовившись доставать бутылку со святой водой из кармана.
Решение пришло внезапно. Достала бутылку и прыснула, не жалея, святой воды на морду рыжему котяре. Страшный визг, далеко не кошачий. Белый дым поднимался от шёрстки, которой коснулись капли, и кот убежал, скрывшись между деревьев
«Ого, так его!» — подумала Ника и побежала дальше, чувствуя: если нападут в следующий раз, то так легко не отделается.
Прямая дорога, обледенелая плитка и поворот в тёмную арку, разделяющую жилой пятиэтажный дом и шоссе, за которым находился храм.
«Стой!» — крикнул ей голубь, но было поздно. Она не успела затормозить и среагировала, только когда оказалась в опасной близости от высокого незнакомца в чёрном, на бледном лице которого злобно блестели яркие, как у кошки, глаза. Зёлёные и хищные. Сердце кольнуло, неосознанно прижала клетку к груди, сделала шаг назад и прислонилась спиной к грязной стене.
— Отдай мне его, — голос мужчины напоминал шёпот, отголосок эха в ночи. Он сказал, и холодные мурашки побежали по коже девочки, маленькие волоски встали дыбом. Воздух застыл, и в нём ощутимо покалывало электричеством.
— Нет, ни за что. Уходите, я вам ничего не должна. Прочь, в сторону, — достала бутылку, которая была наполовину пуста.
— Отдай по-хорошему, малявка. Не то…- угроза, предупреждение о больших неприятностях застыли в его словах.
— Нет, — и головой замотала. Голубь словно притих, сжался. Она физически ощущала его страх. Ангел до дрожи боялся мужчины в чёрном.
— О, так у нас имеется маленький арсенал, — сказал и улыбнулся. Его улыбка-оскал была такой злобной, что красивая, хоть и суровая внешность мужчины сразу стала уродливой.
— И вы сейчас ощутите всю мощь моего святого оружия на своей шкуре, злодей! — сказала уверенно, а сердце билось так сильно, что подступало к горлу. Воздуха не хватало, но как учила её мать, лучшая защита — нападение.
Улыбка мужчины поблекла, ослабела, и неуверенность читалась на его лице. Затем он сказал, с мучительным томлением глядя на голубя:
— Ника, я знаю, чего ты хочешь, всем сердцем. Я дам тебе это. Мамочка пойдёт на поправку. У тебя будет всё, что захочешь: наряды, успех, деньги. Проси без стеснения, только дай мне чёртову птицу.
«Это так просто, — уговаривали его глаза. — Так просто взять и отдать жалкое создание. Что сделали ангелы для тебя? Чем помог тебе бог? Твоя мать умирает, а ему нет дела. Ты страдаешь, одинокая, редко видя отца. Всё изменится, только отдай мне голубя».
На миг она представила всё. Всё, что предлагал мужчина: всё радости, все успехи, счастливую жизнь в окружении родителей. Рука уже потянулась вперёд, дёрнулась клетка, отнимаемая от груди.
Чары рассеялись, в глазах его она увидела предвкушение и темноту, зовущую её. Осознала, что его предложение — пустышка. Ложь, иллюзия. Обман.
— Нет, ты его не получишь! — сказала, уверенная в своих словах. — Я друзей в обиду не дам, ты, злобная кошатина. Наконец-то я вспомнила, где видела твои зелёные глазенки. Прочь с дороги, живо, — продолжила и плеснула святой водой, целясь в лицо. Он отвернулся, вода пролилась мимо. Бросилась бежать, но он опередил её.
— Значит, быть по сему, — стал надвигаться.
Голубь испуганно забился в клетке.
Зеленые глаза мужчины потемнели, а у неё стали путаться мысли. Но вдруг вспомнила о защите, что всегда была с ней. Расстегнула куртку, засунула пальцы под свитер и вытянула золотую цепочку с маленьким, но таким красивым крестиком.
Зашипел, отворачиваясь, освобождая её сознание от паралича, от смятения. Побежала, чувствуя облегчение. Не оглядывалась, пока не зашла за калитку храма. Что было дальше — помнила плохо, столько событий одновременно.
Как только голубь покинул клетку, то с карниза спикировало вниз множество голубей. Они окружили его, воркуя, беспокоясь за него, затем обратно взлетели в небо.
Грэг снова превратился в ангела. Он улыбался. Да и одежда на нём была другая, тёплая, подходящая к зимнему сезону. Он был не отличим от обычного человека, только в руке было зажато серебряное копьё, светящееся в темноте.
— Все спят, Николь, ты можешь смело идти домой. А за моё спасение получишь награду. Он протянул ей белое перо, маленькое и тёплое, сказал положить под подушку на ночь и, загадав желание, верить всем сердцем, тогда оно сбудется.
— Служителя зла не бойся, он трусливо бежал, но от моего копья ему не скрыться. Он никогда не побеспокоит тебя и твою семью, иди же, Ника. Я благодарю тебя за спасение,- добавил и поклонился. — Я буду присматривать за тобой. Ты теперь под моей защитой.
— Мы больше никогда не увидимся, Грэг, да? — плача, спросила она, не в силах остановить бегущие по щекам слёзы. Она знала, что прощается навсегда. Но всё равно спросила.
-Нет. Никогда, но я тебя не забуду, и ты обещай помнить про меня, ладно?
Ника кивнула. Грэг махнул рукой, и она очутилась возле своего подъезда.
Бабушка и её отец, бледный, взъерошенный и испуганный, стояли в домашней одежде и в тапочках на снегу и разговаривали с полицейским.
Увидев её, отец спросил:
— Николь, ты где всё это время была? Почему ты убежала из дома?
— Папочка, тут такое, столько всего случилось! — Стала рассказывать девочка, тараторя, как заведенная.
— Ника, родная, какой белый голубь, какой кот, что за дикие мысли? Тебе всё приснилось внученька, всё приснилось! — Бабушка остановила невероятный рассказ Ники.
Потрогала лоб, глядя на внучку, как на сумасшедшую.
— Да, у тебя жар, Ника, ты бредишь, успокойся, милая моя. Всё хорошо.
Девочке было обидно, комок подступал к горлу, она уже и сама не верила во все, что рассказала родным. Бабушка и отец убеждали так серьёзно. Но, ложась в постель, укрытая одеялом, запивая водой жаропонижающее лекарство, нащупала в кармане пижамы перо и больше не сомневалась.
Когда бабушка и отец ушли, оставив её одну, посмотрела на мокрые от снега шторы, на закрытое окно, достала перо, повертела в ладонях. Оно переливалось всеми цветами радуги в слабом свете ночной лампы. Улыбнулась, потом тихо заплакала, затем положила перо под подушку и загадала самое сокровенное желание.
Скоро её маму выписали. Врачи были в шоке, в чудеса они не верили.
Наступившее Рождество было самым счастливым и радостным в жизни семилетней Ники.
Автор: irena-koshka