— Софья Ивановна, у вас чайник опять убежал! – Лидочка раздраженно стукнула костяшками пальцев в приоткрытую дверь.
— Боже мой! Я опять про него забыла! Спасибо!
— Хоть бы себя ты не забыла! – Лида недовольно поджала губы, но сказала это так, чтобы Софочка не услышала. Все на нее ворчали, но обижать не спешили. Да и как можно было обидеть этот Божий одуванчик?
Очень маленького роста, хрупкая, почти невесомая, с огромными прозрачными голубыми глазами, Софья Ивановна словно сошла с одного из портретов своего обожаемого Русского музея, где она много лет работала смотрителем.
В большой коммунальной квартире Софью Ивановну за глаза иначе никто не называл. Только — Софочка! Давно уже сменились все, кто знал ее маленькой, когда Софочкой ее называла мама, но почему-то даже те, кто въехал сюда гораздо позже, со временем начинал называть ее не иначе как этим уменьшительно-ласкательным именем. И никто никогда не принимал ее всерьез!
Соседи никогда особо не интересовались тем, как живет эта маленькая седая старушка. Она была почти призраком, этаким фамильным привидением, этой большой гулкой квартиры с высоченными потолками, украшенными лепниной, странной планировкой и коридорами, в которых можно было заблудиться навсегда, чтобы никогда уже не найтись. Но, тот, кто осваивал все закутки и секреты, вдруг понимал, что оказался в удивительном месте, где история дышит до сих пор и стоит выйти на лестницу, спуститься пару пролетов и окажешься прямо в центре Северной столицы, среди дворцов и парков. И никто не знал их лучше Софочки. Пока она была в силах, к ней без конца приходили просителями те, к кому приезжали родственники и друзья:
— Софья Ивановна, выручайте! Времени совсем нет, а обижать не хочется. Помогите!
И она брала в руки свой старенький, потертый ридикюль, оставшийся ей от мамы, повязывала на шею нарядный платочек и уходила с гостями в «загул». Первые два дня гости стонали и кряхтели после этих прогулок, но потом втягивались и уже не спрашивали, сколько времени осталось и куда они теперь пойдут. Они внимали. По-другому назвать это было сложно. Софочка удивительно владела словом. Когда она начинала говорить – замолкали даже самые хулиганистые дети. Не повышая голоса, очень спокойно, она рассказывала так, что перед глазами немедленно вставали в полный рост и Петр Первый, и Екатерина, и Елизавета, и прочие, кому повезло в тот день оказаться «на повестке дня». Не скатываясь до банальных фактов, Софочка рассказывала то, что невозможно было найти в путеводителях. И неудивительно. Ведь сама она выросла на этих историях. Ее мать была историком, а отец – искусствоведом. Правда, папу своего Софочка почти не помнила. Его не стало очень рано Софье едва исполнилось три года. Мама Софочки решила тогда, что жизнь ее окончена, смысл потерян и, не обращая больше никакого внимания на заплаканную дочь, она переколотила коллекцию слоников, стоявших на полке большого дивана, а потом легла, отвернувшись к стенке и затихла. Маленькая Софочка сначала попыталась разбудить маму, но потом поняла, что это бесполезно. Она еще немного поплакала, а после пристроилась рядом на коврике, взяла маму за край халатика, который свисал с дивана и принялась ждать.
Именно так нашла ее соседка по коммунальной квартире спустя двое суток.
— Это что такое? – голос изменил бабе Насте и вместо громоподобного баса, которым она славилась на весь дом, прозвучало какое-то невразумительное сипение. – Что это, я спрашиваю, делается?
Софочка приоткрыла глаза и увидела перед собой две колонны. Это были ноги бабы Насти. Девочка попыталась посчитать полоски на теплых носках, надетых на эти колонны, но все сливалось, перепутывалось и она оставила это занятие. Говорить она уже не могла, поэтому вопросы бабы Насти остались без ответа.
Подхватив с пола ребенка, Настя сокрушенно охнула и кинулась на кухню.
— Бабы! Вы только гляньте, что делается! – голос ее вернулся и в квартире дрогнули не только стекла.
Через пару минут Софочка уже сидела в тазу, а дочь бабы Насти, Елена, пыталась накормить ее кашей.
— Ешь, моя хорошая! Ешь! Мам, что делать, она не жрет ничего?! – Елена чуть не плакала, глядя то на Софочку, то на своего пятилетнего Димку, который крутился тут же. Щеки Димки были размерами с хорошее яблоко и почти такого же цвета, а на Софочкины лучше было не смотреть, потому, что искать их пришлось бы очень долго.
Баба Настя, которая за десять минут умудрилась накрутить фарш и поставить варить бульон, бросила доску, на которой лепила котлеты и вытерла руки о передник.
— Дай мне! – она забрала у дочери тарелку с кашей и грозно глянула на Софочку. – За матерью решила податься? Не дам! Ладно, она умом не блещет, но ты-то в отца пошла? Он у тебя шибко умный был! Вот и не будь дурой! Открывай рот!
Софочка мало что поняла из сказанного, но грозный вид бабы Насти на нее всегда действовал безотказно. Она сделала все, что от нее требовалось и поев, уснула, наконец, прямо сидя в тазу.
Девочка не проснулась, никогда ее вытирали, ни когда натягивали ночную рубашку, ни когда отнесли в комнату к бабе Насте и уложили на огромную кровать, которую делали на заказ под хозяйку. Не слышала она и того, как баба Настя поднимала ее мать, от души нахлестав той по щекам, чтобы привести в чувства.
Баба Настя была очень простая женщина с огромной душой. Не задумываясь, она подалась вслед за мужем в далекий город, оставив такое понятное и родное хозяйство в одном из хуторов. Пугаясь каждого звука поначалу и боясь выходить на улицу, она научилась жить в городе. Родив и подняв четверых детей, она всех, кроме младшей дочери, потеряла в блокаду. И там, где другого свалила бы с ног череда горестей, баба Настя становилась только сильнее.
В квартире и тогда не было человека, который бы ее не боялся. Отец Софочки называл Настю неизменно на «вы» и только по имени отчеству, за что та его уважала безмерно, краснея и пряча глаза, когда он к ней обращался.
— Что значит культурный человек!
Может быть поэтому Настя взяла под крыло его осиротевшую семью. И до самого своего конца не спускала глаз с матери Софочки, не давая той ни на минуту забыть, что кроме своих страданий она должна еще видеть рядом ребенка.
Софочка почему-то все, что тогда случилось, запомнила очень хорошо, правда, стараясь не расстраивать маму, никогда об этом не рассказывала.
Елена, дочь бабы Насти, уехала вслед за мужем на Урал и со временем с мамой общаться перестала. Письма приходили все реже и реже, и Настя стала сдавать. Один инсульт, следом второй и Софочка незаметно для всех вдруг стала единственным человеком, который заботился о ней. Ее никто об этом не просил, никто не требовал. Пятнадцатилетняя на тот момент Софочка тщательно записала в ученическую тетрадку все назначения врача, уговорила медсестру научить ее делать массаж и взялась за дело. После первого инсульта Настя не только встала, она почти вернула себе речь и научилась справляться без посторонней помощи со всеми делами. Софочка заставляла ее перебирать целые мешки с крупой, стояла над душой, пока Настя снова не взяла в руки крючок и спицы, которыми до болезни владела виртуозно. Врачи восхищенно смотрели на эту хрупкую девчонку, которая стоя рядом с огромной, как дом, Настей, сидящей на стуле, легонько поглаживала ту по плечу:
— А мы сегодня гулять ходили. Почти до Невского.
Настя прожила на семь лет больше, чем давали ей доктора. И Софочка проводила ее, не опуская сухих глаз, а потом в голос ревела на всю квартиру, отчаянно мотая головой, когда кто-то пытался подойти с утешениями. Елена приехала спустя месяц, с очередным грудным сыном на руках и долго сокрушалась, что так и не смогла показать его матери.
— Она ждала. – Софочка держала на руках круглолицего бутуза, который смотрел на нее Настиными глазами. – Держалась. Знала, что тебе рожать. Но, видно, не судьба.
— Спасибо тебе за маму…
Софочка вскинула на Елену свои прозрачные, как озера, глазищи и сказала, как отрезала:
— Не за что!
Елена с мужем перебрались в комнату матери спустя пару месяцев. С ним приехал и старший сын Елены, тот самый Димка. Удивленно глянув на подружку детства, он присвистнул и приступил к решительным действиям.
Софочка, которая была совсем не избалована вниманием сильной половины человечества, растерялась. Она старалась лишний раз не выходить из комнаты, чтобы не наткнуться на слоняющегося по коридору ухажера. Елена быстро смекнула в чем дело и пришла к Надежде, матери Софочки, с разговором.
— Что вокруг да около ходить! У тебя товар, у меня купец, как говорится. Что думаешь?
— Но, Софочка еще совершенный ребенок!
— А никто и не торопит. Пусть погуляют пока, а там честным пирком, да и за свадебку, а?
Надежда удивленно посмотрела на дочь, которая из-за спины Елены подавала ей знаки и твердо ответила:
— Решать будет Софочка.
Елена недовольно фыркнула и распрощалась, но с этого самого дня жизнь Софочки превратилась в ад.
— Опять грязь у порога! Софья, ты же сегодня дежуришь? Почему не убрала? И свет забыла выключить в кухне! А мы плати за тебя! Вот погоди, попляшешь ты у меня!
Софочка превратилась в совершенную тень. Надежде пришлось взять на себя готовку, что она терпеть не могла, но глядя как плачет после посещения кухни дочь, не выдержала. Есть то, что она готовила было решительно невозможно. Надежда собирала со стола почти нетронутые тарелки и смущенно пожимала плечами:
— Прости, доченька, никогда не умела этого делать.
И в один прекрасный день Софочка не выдержала. Честно пытаясь давиться пригоревшей кашей, она вдруг замерла, а потом встала и вышла из комнаты, не ответив на испуганный возглас матери. Спустя несколько минут она вернулась, неся сковороду с аппетитно скворчащей яичницей, а следом в комнату влетела Елена.
— Да как ты смеешь! Надежда! Приструни свою дочь или я за себя не отвечаю!
Софочка спокойно поставила сковороду на подставку и повернулась к Елене.
— Я все сказала. Выключите громкость, пожалуйста. И передайте Дмитрию, чтобы перестал караулить меня в коридоре. Я выхожу замуж!
Елена открыла рот и потеряла дар речи. Ровно то же случилось с Надеждой. Они молча смотрели как Софочка доела свой завтрак и, подхватив сумочку, вышла за дверь.
— Почему ничего мне не сказала? – Елена возмущенно повернулась к Надежде, проводив глазами идеально ровную спину несостоявшейся невестки.
— А я ничего не знала…
Никакого жениха у Софочки, конечно, не было. Просто она безумно устала отбиваться от нападок Елены. Дмитрий быстро успокоился, решив, что ловить здесь больше нечего и уже через пару месяцев привел в дом невесту. Елена переключилась на домашние хлопоты и Софочка снова получила долгожданную свободу.
Сережа появился в жизни Софьи спустя почти десять лет. Надежда тяжело болела, и новый терапевт почему-то зачастил в их дом, засиживаясь дольше обычного, когда дома была Софочка. Полный, круглый как румяный колобок, Сергей Васильевич вовсе не прельщал ее как мужчина, но Софочка всегда умела находить в людях то, чего не видели другие. Глядя с каким вниманием Сергей выслушивает жалобы матери, она понимала, что вот так же он будет слушать и ее, и тех детей, которые когда-нибудь появятся на свет.
Проводив маму, Софья поняла, что теперь осталась совершенно одна и ей стало страшно. Но, приди Сергей к ней тогда с предложением, она бы отказала. И вовсе не потому, что не любила его. К тому времени Софочка уже очень хорошо поняла, что значит для нее этот человек. Нет! Но тот внутренний камертон, который звучал внутри всю жизнь, очень четко дал бы понять ей, что это предложение продиктовано жалостью. А этого она стерпеть бы не смогла. Сергей оказался очень проницательным и повременив, позвал Софочку замуж лишь спустя год после того, как не стало Надежды. Они тихо расписались и Сергей, у которого не было своего жилья, перебрался к жене.
Они жили очень тихо и очень счастливо. Правда счастья этого отмеряно было им всего ничего. Сережи не стало через семь лет после свадьбы. Он шел к пациенту и вдруг осел прямо посреди тротуара. Прохожие вызвали скорую, но медики уже ничем не могли помочь ему. Софочка осталась вдовой с годовалым сыном на руках.
Она не позволила себе, как когда-то Надежда, потерять ориентиры и оплакав единственную свою любовь, которая таковой и осталось до конца ее жизни, взялась за воспитание сына.
Павлик рос очень умным и начитанным ребенком. Он настолько был похож на отца, что Софочка невольно замирала, ловя каждый жест его и улыбку. Ей казалось, что Сережа снова рядом и именно его слова она слышит из уст своего сына. И ее нисколько не удивило, когда еще в начальной школе сын объявил, что хочет стать врачом. По-другому и быть не могло. И Софочка полностью поддержала выбор Павлика.
Павел Сергеевич стал одним из лучших терапевтов в крупной клинике. Его потрясающие способности диагноста оценили очень быстро и Софочка могла по праву гордиться сыном. И когда его, так же как и отца, не стало вдруг и сразу, она потеряла дар речи и замолчала. Мир перестал быть разноцветным. Краски выцвели и все окрасилось в черный. Не было больше ничего, что держало бы Софочку на Земле. Она перестала выходить из комнаты, совершенно игнорируя тех, кто пытался хоть как-то расшевелить ее. Поставив на стол фотографии мужа и сына, она часами просиживала в кресле, отлучаясь лишь на работу. Друзья постепенно забыли про нее, ведь у всех были свои проблемы, и она осталась один на один со своей болью.
— Тише, а то она услышит! – громкий шепот потревожил тишину Софочкиной комнаты.
— Она такая странная!
— Не странная, а страшная! Как ведьма из сказки. Помнишь, нам в школе читали?
Софочка прислушивалась к детской беседе и постепенно оживала. Дети… Чьи? Скорее всего Дмитрия. Только у них с женой, Натальей, были дети. Никто не понял, как у Дмитрия в его возрасте и у Натальи, которая хоть и была значительно моложе мужа, но ярлык «старородящей» получила по праву, могли вообще получиться дети. И не просто дети, а двойня, удивившая не только жителей квартиры, но и врачей, которые ее принимали.
— Ты посмотри! Силен Боженька на чудеса, не иначе! У таких алкашей и вдруг вот так! А дети отличные! Даже отдавать жалко. Загубят малышей…
Загубить, конечно, не загубили. Какие-то материнские инстинкты у Натальи поначалу работали. Но, чем старше и самостоятельнее становились малыши, тем чаще и сильнее срывалась их мать. Соседи молча подкармливали малышей, не желая вмешиваться в жизнь Дмитрия с Натальей и провоцировать лишние скандалы.
В остальных комнатах квартиры жили либо бессемейные, либо бездетные пока люди. Софочку никто из них всерьез не воспринимал.
— Живет мухомор! Ни тепла, ни пользы. – Наталья фыркала, глядя в спину выходящей из кухни Софочки.
— Что вы там шепчетесь? Заходите! – Софочка открыла дверь, и детвора брызнула по коридору прочь.
Сашка и Машка, двойняшки Дмитрия добежали до своей двери, но в комнату заходить побоялись. У родителей опять были гости. И если бы папа увидел, что они вернулись, то им крепко досталось бы. Они оглянулись на Софочку, которая стояла в дверях своей комнаты на другом конце коридора и Маша вдруг прошептала:
— Смотри! У нее крылья…
Свет, который падал сзади из окна комнаты на Софью создал странный эффект. У нее и, правда, как будто раскрылись за спиной тонкие прозрачные крылья. Оптическая иллюзия, не более, но дети пока об этом ничего не знали. В школу они пошли совсем недавно.
— Значит, она не ведьма? – Саша посмотрел на сестру.
— Не знаю.
Софочка поманила их и дети, переглянувшись, осторожно пошли обратно. Все лучше, чем сидеть под запертой дверью, откуда слышны крики и хохот.
В тот день Софочка первый раз с тех пор, как проводила сына, улыбнулась. Проказливый Саша и спокойная, рассудительная Маша покорили ее сразу и навсегда. Выставив им все немудрящие угощения, которые нашлись, Софочка сделала себе пометочку на память – купить сладостей и конфет. Они пили чай, потом поиграли и Софочка, заметив, как клюет носом Маша, спросила, почему родители до сих пор за ними не пришли.
— Они заняты. – Саша насупился и отвернулся.
Софочка взяла чайник, и сказав, что хочет еще чаю, вышла в коридор. «Праздник» набирал обороты. Она тихонько постояла у двери и решительно вернулась к себе.
— Будем ложиться спать! – она достала из шкафа постельное белье и вздрогнула, когда повернулась к диванчику, на котором спал раньше сын. Решительно тряхнув головой, она застелила его и кивнула детворе.
— Тесно, конечно, но вы поместитесь.
Саша выдохнул и повеселел, а Маша с опаской покосилась на дверь.
— Не бойся, Машенька, им сейчас совершенно не до вас. – Софочка достала из шкафа две чистых футболки своего Павлика и протянула детворе. – Большие, конечно, зато тепло будет.
Наталья вспомнила про детей на следующий день лишь ближе к обеду. Ни слова не сказав Софье, она забрала их и увела к себе.
С тех пор в комнате Софочки и на душе у нее стало чуть светлее. Саша с Машей теперь после школы бежали к ней в комнату, разогревали обед, который она им оставляла и садились за уроки. Придя домой, Софочка проверяла их, а потом начиналось веселье. Они читали, играли или, если была хорошая погода, шли гулять. В выходные Софочка с самого утра забирала детвору, и они на весь день уезжали в какой-нибудь музей или за город. Дмитрий пару раз пытался возмутиться, но Наталья, быстро смекнувшая, что эта странная забота Софочки дает ей, запретила мужу вмешиваться.
Елена к тому времени уехала из города, и Дмитрий с женой заняли ее комнату безраздельно. Пьяные компании сменяли одна другую. Работать он не хотел и Наталья, которая работала кондуктором, периодически стала выгонять его из дома. Потом они мирились и все начиналось снова. Дети старались лишний раз дома не появляться. Со временем все их вещи и учебники перекочевали в комнату Софочки. Теперь здесь стало еще теснее, потому, что Софья продала диванчик, на котором когда-то спал Павлик, и купила двухъярусную кровать. На ней спали теперь дети.
Шли годы. Дети росли. И вот уже Саша ушел в армию, а Маша переехала к мужу. Софочка снова осталась одна. Писала письма Саше, ждала, когда появится на свет первенец Маши. И снова грустила. Стала совсем рассеянной, забывала на плите чайник, могла забыть, что нужно поесть. Правда, до сих пор помнила все сонеты Шекспира на память и по-прежнему водила экскурсии.
В квартире к тому времени уже сменились все жильцы, кроме Дмитрия с Натальей. Лида с мужем и маленьким сыном, пожилая пара из Казахстана, перебравшаяся поближе к детям, и двое молодых студентов, которым комнату сдала безвестная новая хозяйка закутка у кухни, который раньше был чуть ли не чуланом. Жили почти мирно, занятые каждый своими делами и проблемами. Софочка никогда не вмешивалась в конфликты, а просто молча брала тряпку и шла мыть кухню или туалет. Соседи редко ругались между собой и чаще всего это касалось гулянок, которые устраивали Дмитрий с Натальей.
— Мы когда-нибудь из-за вас будем иметь серьезные проблемы! – Лидия никак не могла подумать, что сказанное окажется пророчеством, которое свершится очень скоро.
Пятница стала неожиданно тяжелым днем для Софочки. Несколько хулиганов, которые безобразно вели себя в ее зале, давка в транспорте, плохая погода. Всего этого хватило, чтобы Софья пришла домой совершенно без сил. Махнув рукой на чай и ужин, она сжевала бутерброд, переоделась и уселась в любимом кресле. Через полчаса книга, которую она читала, упала на пол и Софочка уснула. Сон ей снился странный. Они никогда до этого не видела во сне ни покойного мужа, ни сына, а тут оба сразу пришли к ней и уселись за стол.
— Мама, а что к чаю?
Софочка смотрела на своих любимых и боялась почему-то подойти, что-то сказать. Она молчала и пыталась запомнить каждую черточку их лиц, почему-то четко понимая, что спит и когда откроет глаза – рядом снова никого не будет.
— Мама! Ну что же ты? Поставишь чайник?
Софочка вздрогнула и проснулась. Поставить чайник… Она поднялась и все еще не понимая, зачем она это делает, направилась на кухню. Открыв дверь в коридор, она закашлялась. Что это? По коридору стелился дым.
— Пожар… — почему-то шепотом сказала Софочка и тут же очнулась. – Пожар! – уже громче закричала она и кинулась колотить в двери.
Все спали. На часах было три часа ночи. Но, это все поняли уже позже. А пока маленькая белая фигурка металась по коридору, пытаясь разбудить соседей.
Сонные, ничего не понимающие люди выходили в коридор и тут же кидались к выходу. Лида промелькнула мимо Софочки, прижимая к себе сына. Пронеслись студенты, имена которых Софочка так и не запомнила. Проковыляли, поддерживая друг друга, супруги из комнаты напротив. Не было только Дмитрия с Натальей.
Софочка уже задыхалась.
— Ната! Ната! Пожар!!! – она толкнула дверь в комнату и та поддалась.
Дмитрий лежал на полу, а Наталью Софочка увидела не сразу. Укрывшись с головой грязным одеялом, она спала на кровати.
— Дима! Вставай! – Софочка прижала к лицу подол ночной сорочки и потянула за руку Дмитрия.
Тот никак не отреагировал. Схватив его за обе руки, Софочка поднатужилась. Никто потом не мог понять, как удалось этой хрупкой женщине вытащить из квартиры сначала здорового крепкого мужика, а потом и Наталью, которая тоже была не сильфидой. Но, Софочка справилась.
Сидя под подъездом, она почувствовала, как перед глазами все темнеет и еще услышала, как ахнула Лида:
— Софочка! Вам плохо?
Темнота накрыла ее и все исчезло.
Маша горько плакала, выбирая цветы.
— Ну почему?! Почему она? Это неправильно, несправедливо!
Мрачная Наталья стояла рядом с дочерью и пыталась ее успокоить.
— Тебе нельзя! Ребенку навредишь! Мы с отцом живы, чего еще-то? За матерью бы так убивалась…
Маша вдруг почувствовала, как высохли слезы и ее накрыла какая-то волна.
— Матерью? Это ты себя матерью называешь? Матерью мне была Софья! Запомни это! Если бы не она, где бы мы с Сашей сейчас были? Сильно вы о нас заботились? Кому из вас, тебе или отцу, мы нужны были, а? Ответишь?
Наталья опустила глаза и молча слушала.
— Она вам жизнь спасла… Отдала свою… Ваши никчемные жизни, от которых никому ни тепла, ни пользы. Помнишь? Неужели и сейчас ничего не дернет? Не изменится?
Маша махнула рукой и тяжело двинулась к выходу.
Саша вернулся спустя несколько месяцев. Нянча на руках племянницу, он спросил у сестры:
— Как назвали-то? Ты мне не написала.
— А были варианты?
— Ну, привет, Софочка! – Саша прижал к себе младенца и поцеловал. – Самое лучшее имя тебе досталось! От очень хорошего человека…