Глеб Сергеевич был серьёзным мужчиной. Таким серьёзным, что сам себе в зеркале не улыбался. Если в компании рассказывали смешной анекдот, то никто не ждал от него бурной реакции. Широкая улыбка — уже как колбаса в голодный год, ибо обычно он ограничивался едва заметным поднятием уголков губ.
Серьёзный Глеб Сергеевич даже дома ходил в рубашке и удобных брюках, потому что серьёзные люди в вытянувшемся трико не ходят. Дети шутили:
— Ты ещё галстук повяжи, а то ужин не поймёт серьёзности твоих намерений.
Глеб Сергеевич ухмылялся и сосредоточенно жевал курицу.
Все знали, что серьёзнее его в мире нет человека. Ко всему у него был основательный подход. Фундаментальный и капитальный. Если в магазин за покупками — то со списком и никаких отклонений и спонтанных покупок по акции. Не дай Бог на пути встанет промоутер с буклетом — испепелит, строгим взглядом вопрошая: «ты почему не на заводе, сосунок?».
Если чинить забор на даче — то таким образом, что домик-то лет через 50 состарится (не им же построен), а вот забор до потомков седьмого колена стоять будет. Хоть бомбу на него сбрасывай, как бункер Сталина — не шелохнëтся.
— Мам, как ты за такого зануду замуж вышла? — смеялись дети.
— Вышла б замуж за человека с таким характером, как у меня, так в цыганский табор ушла бы. Мне вот как раз такой серьёзный мужчина и нужен, — отвечала мать. — Чтобы всё серьёзно и надёжно, как шведская крона.
Детей своих Глеб Сергеевич любил, но всякими: «по кочкам — по кочкам» в детстве не баловал. Любовь выражал решением проблем и уверенностью в их правоте в любой склоке, будь то подростковая возня или стычка с учителем.
Внешне наш герой вылитый Семëн Альтов, читающий со сцены монолог. Даже шутил он с таким же непроницаемым лицом и неменяющейся интонацией. Несведущим людям приходилось объяснять, что смеяться надо после слова «лопата», иначе можно прослыть невежливым.
Была только одна душа, рядом с которой Глеб Сергеевич становился мягче и краше. Как Иванушка-дурачок, прыгнувший в котёл с горячей водой и вмиг, оборачивающийся добрым молодцем. Той душой была его внучка Настенька. Пятилетнее чудо с кудряшками на милой головке и ямочками на щеках. Насте серьёзный Глеб Сергеевич прощал любую шалость, любую нелогичность поступков и даже смеялся, когда она пела:
— Облака-а, гривлобелые лошадки. Облака-а, чё ж вы мчитесь без облядки-и…
Смех в мире Глеба Сергеевича был таким же невероятным, как выращенная в пустыне картошка.
Настя отвечала деду взаимностью, безоговорочно приняв его авторитет. Её весомое: «Так деда сказал!» было непоколебимым аргументом, аксиомой.
— Деда сказал, что, если тебя обижают, надо дать в лоб! Но сперва попробовать найти этот, кондромис. Мам, что такое кондромис?
— Деда сказал: летом надо прикрывать голову, иначе солнце стукнет. Зачем снять зимнюю шапку? Деда же сказал…
— Я не буду учить этот стих! Деда сказал: «здесь рифма какая-то кривая». Да, я Марине Витальевне уже сказала. Пап, выравни рифму. Как не можешь? Пойду деду скажу…
Любовь между ними была бескрайней словно русское поле. И крепкой как прилипшая к суперклею муха или сцепленные сваркой металлические конструкции. Не объять и не разделить!
В то памятное утро Глеб Сергеевич уезжал на работу позже обычного. Потому что ехал не в офис, а на переговоры с поставщиками. Руководство уважало Глеба Сергеевича за умение аргументировать выгоду компании, а также за серьёзный вид, от которого у любого контрагента отпадало желание сбивать или, наоборот, завышать цену. Поэтому в особо важных встречах Глеб Сергеевич всегда участвовал и получал за это премию.
Он как раз брился, когда к ним привезли Настюшу — она чуть приболела и в садик не пошла. Ну разве это не самое лучшее начало утра? Неторопливо позавтракали, обсудили единорогов, дурацкие заколки у Лизы, и другие мировые проблемы. Сошлись во мнении, что сперва лучше раскрасить Олафа, потому что это быстрее, а уж потом Анну и Эльзу. В общем, до важных переговоров с поставщиками Глеб Сергеевич решил уже много политически важных вопросов.
— Всё, Настюша, деду пора на работу!
— Ладно, — нехотя она слезла с дедовых коленей. — Я пока разукрашивать буду.
— Давай. Вечером приеду, посмотрю. Ты уж постарайся аккуратно и красиво.
— Хорошо, деда.
Глеб Сергеевич надел сорочку, безукоризненно выглаженные брюки, повязал галстук. Поправил всё до состояния совершенства. Остался собой доволен.
— Виктория! — крикнул он жене, возившейся на кухне. — У тебя вроде мазь была от комариных укусов. Где она? Какая-то зараза всю ночь меня кусала.
— Возле зеркала, розовый такой тюбик. Руки в фарше, не могу подойти.
— Нашёл. Спасибо.
— Деда, а давай я тебе сама намажу укусик? Мне мама разрешает.
— Давай, только осторожно, воротничок не испачкай, ладно?
— Ладно. Я умею. Где укусили?
— Вот тут, — Глеб Сергеевич ткнул пальцем в шею.
— Вижу! — Настя осторожно дотронулась намазанным пальчиком в крепкую дедову шею — воротничок пачкать нельзя (деда сказал). — Деда, а можно я тебе ещё на лобике намажу?
— Там же не кусали, Настëн.
— Ну я заранее. И видишь у тебя там какой-то прыщик.
— Это родинка.
— Ну можно?
— Можно, только быстро. Ехать пора.
Широкий дедовый лоб — простор для детского творчества, это вам не шея и не тонкая детская ножка. Настя макнула в баночку пальчик и, высунув язычок, нанесла крем на лоб.
— Готово! Я тебе там лягушку нарисовала, она съест всех комаров и чесаться не будет.
— Ну спасибо, милая. Кто ещё о дедуле позаботится, если не ты, — Он поцеловал внучку. — Веди себя хорошо, бабулю слушайся!
— Ладно.
— Виктория, я ушёл. До вечера.
— Пока, милый.
***
Странности того дня начались для Глеба Сергеевича с того момента, как он вышел из подъезда.
Соседка — столетняя бабуля — при виде мужчины перекрестилась. На заправке, заправщик — выходец жаркой Азии, смотрел на него с интересом. Будто забыл, что Глеб Сергеевич чаевых не даёт: не устраивает зарплата — меняй работу. Сотрудник ГИБДД остановил и излишне долго сравнивал фото на правах с оригиналом. И только после того, как Глеб Сергеевич сказал, что опаздывает на важную встречу, вернул документы. И вроде хотел добавить что-то, но заметив нарушителя дорожного движения и бросился исполнять свой долг.
А вот Глеб Сергеевич на переговоры опоздал. Всего на 5 минут, но для него это уже из ряда вон, потому как по Глебу Сергеевичу часы на Кремлёвской башне в Москве сверяются. Сняв плащ и вручив его секретарю, направился в нужный кабинет. Секретарь хотела что-то спросить, возможно, нужны ли плечики для плаща. Но он остановил её жестом, мол некогда мне. Уверенной походкой пошёл в зал переговоров, где свободным оставался только его стул.
Присутствующие заëрзали. Словно он их застукал в момент, когда они сплетничают о нём. То и дело бросали на него взгляды и как будто хотели что-то спросить. Но строгий и серьёзный вид Глеба Сергеевича не позволял перейти на обсуждение личных вопросов. Сперва — дело, болтовня потом. Переговоры прошли успешно, стороны пришли к единому мнению, и каждая довольно потирала руки. Выпили по чашке кофе, поговорили на общие темы.
— Глеб Сергеевич, — не выдержал молодой сотрудник контрагентов, — Простите моё любопытство, но что у вас на лбу?
— На лбу? — мужчина коснулся пальцами кожи и почувствовал, как что-то сухое прилипло к ним. Посмотрел на пальцы: какие-то розовые частички.
— Минуточку. — Он встал из-за стола, вышел из кабинета и прошёл в комнату с буквами WС.
В отражении зеркала на него смотрел серьёзный мужчина с тонкими губами. В белоснежной рубашке и идеально повязанным галстуком. Чистые, чуть подёрнутые сединой волосы аккуратно зачёсаны назад: волосок к волоску.
И во весь широкий лоб Глеба Сергеевича тонкими пальчиками нарисована лягушка. Розовая. Глазастая. И явно голодная.
— Виктория! — Глеб Сергеевич впервые с того момента, как развалился Советский Союз, занервничал. — Что за мазь ты дала мне? Как никакую не давала?! Спроси-ка у Насти, она покажет баночку. Что значит не в баночке, а в тюбике? Чем они отличаются?
Трубка что-то отвечала, а вернее, заливалась смехом. А Глеб Сергеевич старательно оттирал лягушку со лба.
— Что значит «ночная проявляющаяся маска от морщин»? Из какого такого Таиланда. Ух, держитесь у меня! Приеду домой, покажу вам и баночки, и тюбики, и лягушек, и Таиланд!
Через десять минут всё тот же идеально серьёзный мужчина заходил в зал переговоров. Лоб его был слегка розовым. А глаза весёлыми:
— Внучка, позаботилась о дедушке: нарисовала лягушку, чтобы она ела комаров, — пояснил коллегам.
— А я уж думал тайный символ удачных переговоров, — хихикнул самый молодой контрагент.
И Глеб Сергеевич рассмеялся. Ну а что, серьёзным людям тоже иногда надо поржать!
Автор: Айгуль Галиакберовой