Валентина Федоровна Тропинина закончила смену и спустилась в полуподвал вокзала. Здесь был женский туалет. Всего кабинок было пять, но на одну из них Валентина Федоровна наклеила тетрадный листок в клеточку с кривоватой надписью «Не работает». В этой кабинке она хранила свой нехитрый рабочий инвентарь – ведра, швабры, щетки, тряпки.
Открыв эту пятую кабинку, Валентина Федоровна замерла: на двух перевернутых вверх дном ведрах лежал сверток – это был совсем маленький ребенок, закутанный поверх пеленок в широкий шерстяной шарф.
– Господи! – заголосила женщина, — это что же за мать-ехидна такого маленького бросила!
Валентина Федоровна трясущимися руками достала из кармана халата кнопочный телефон:
– Петрович, спускайся давай в женский туалет – тут такое!
– Интересное место для свидания ты нашла, – пошутил Александр Петрович – он дежурил сегодня на вокзале.
– Быстро, говорю, иди! – даже прикрикнула на него Валентина Федоровна.
Полицейский появился через пять минут.
– Смотри! – женщина открыла перед ним дверь кабинки.
Ребенок в этот момент сморщил личико и, не открывая глаз, сначала закряхтел, а потом заплакал тоненьким голоском.
– Йoxанный бабай! – только и смог сказать Петрович.
Потом он позвонил и доложил о находке начальству.
– Бери ребенка, пойдем в дежурку – туда сейчас скорая приедет. А помещение закрой – группа тут осмотр делать будет. И ты уж прости, Федоровна, но домой ты сегодня нескоро попадешь – будешь показания давать.
Приехавшая на скорой пожилая женщина-врач развернула ребенка. Это был мальчик.
– Сходите кто-нибудь в аптечный киоск за памперсом, у вас тут их поштучно продают, – сказала врач, – а то он весь мокрый. И водички дайте кипяченой.
Сменив ребенку памперс и напоив его с чайной ложечки, врач ответила на вопросы полицейских.
– Рожала женщина, скорее всего, в роддоме – пупочная ранка обработана по всем правилам. Мальчику дней восемь-десять, не больше. Повезем в районный роддом, там его осмотрят, может, еще что скажут. А пока посмотрите – у него на правой ножке – шесть пальчиков. Может, вам это пригодится, когда будете эту недоделанную мамашу искать.
Скорая уехала, полиция, выполнив свою работу, тоже, и Валентина Федоровна, наконец, смогла пойти домой. А вместе с ней по поселку разлетелась весть о ехидне-мамаше, которая бросила новорожденного.
Мальчика отвезли в больницу, а через месяц перевели в областной дом ребенка, где ему предстояло жить до трех лет.
Теперь он был не найденыш, не неизвестный. У него были и фамилия, и имя, и отчество. Главный врач роддома, оформляя на ребенка документы, долго не думал.
Нашла его женщина по фамилии Тропинина, а он будет Тропинкин. От полицейского позаимствовал имя – Александр. А отчество врач ему свое дал – Евгеньевич.
– И много таких Евгеньевичей вы уже поименовали? – спросил его коллега.
– За этот год – пять, – ответил врач.
Александр Евгеньевич Тропинкин больших хлопот работникам дома ребенка не доставлял. Он не капризничал, болел редко, развивался по возрасту.
Была у него только одна особенность – иногда он, подставляя к окну стульчик, залезал на подоконник и долго смотрел на деревья, растущие за окном, на виднеющуюся в просветах между деревьями ограду, за которой ходили люди, ездили машины – там шла какая-то другая, незнакомая жизнь.
Сначала его пытались снимать с подоконника, но тогда мальчишка устраивал такой скандал, что нянечки и воспитатели предпочли его не трогать. Посидев так час или чуть больше, Санька – как его здесь все звали – аккуратно спускался вниз и до следующего раза не подходил к окну.
Мать маленького Саньки нашли, когда ему было полгода. Ею оказалась жительница соседнего села восемнадцатилетняя Смирнова Ольга Тимофеевна.
Следователь разослал запросы во все роддома области и областного центра, не родился ли у них в определенный промежуток времени мальчик с шестью пальцами на правой ноге. Все ответы были отрицательные. Но врачи уверенно заявляли, что ребенок родился в роддоме либо же роды принимала опытная акушерка.
Тогда следователь забросил сеть шире и наконец получил ответ, что в районной больнице соседней области в указанные сроки действительно родился такой малыш.
Молодая женщина лет восемнадцати – двадцати обратилась в больницу сама прямо накануне родов. Сообщила, что ее обокрали в поезде, поэтому документов при ней не было. Назвалась Машей Ивановой. Из больницы ушла накануне выписки, взяв с собой ребенка. Справку о рождении сына женщина не получила.
Следователь поговорил с женщинами, которые лежали в одной палате с Машей, и одна из них заявила:
– Никакая она не Маша. Позовешь ее по имени, она только с третьего раза откликается. А тут как-то женщина из соседней палаты заглянула и сказала, что к Ольге Королевой пришли, чтобы та вниз спустилась. Так эта «Маша» аж дернулась. И еще пару раз такое было. Попомните мое слово, ее Ольгой зовут.
Поговорив еще с десятком людей, следователь размотал клубок и выяснил, что студентка третьего курса торгово-промышленного колледжа Смирнова Ольга Тимофеевна уехала на каникулы глубоко беременной, а дома появилась без ребенка.
– Вот ты мне скажи, возмущался капитан полиции Колыванов, обращаясь к своей коллеге – старшему лейтенанту Ирине Владимировне. – Медведица за своего медвежонка любого порвет. Курица безмозглая цыплят от коршуна прячет! А тут разумный человек бросает свое дитя. Как это объяснить?
– Очень просто объяснить, – сказала женщина. История классическая. Какой-нибудь Вася девчонке в уши надул, «люблю, не могу», а она, дурочка, поверила. А когда встал вопрос о ребенке, этот Вася благополучно слился. Дома родители, которые, отправляя в город учиться, предупреждали: «Смотри, дочка, принесешь в подоле, на порог не пустим». А ей семнадцать или восемнадцать, и ни дома, ни работы. Тут и самой деться некуда, а еще ребенок на руках. Представь свою дочь в такой ситуации. Что делать?
– Моей Катьке только пятнадцать, – ответил капитан, – и она знает, что все проблемы надо решать в семье.
–И тринадцатилетние рожают. Но ты сейчас сказал главное: если что, твоя дочь придет к тебе. А той пойти было не к кому.
Ольгу привлекли к ответственности, был суд, был приговор – год исправительных работ. Кроме того, ее лишили родительских прав.
А Санька так и жил – сначала в доме ребенка, потом в детском доме. Он дружил со всеми, возился с малышами и был таким спокойным и добродушным, что его не цепляли даже самые отъявленные хулиганы. Однажды, когда Саньке было уже десять лет, его чуть не усыновили. Но он отказался:
– Пусть лучше Юлю возьмут, у нее мамы нет, а я свою подожду.
После девятого класса Санька пошел учиться в строительный колледж:
– А что, хорошая работа – буду для людей дома строить.
Закончил учебу и начал работать. Ждал своей очереди на получение квартиры, а пока жил в общежитии.
Одно только не давало Саньке покоя – всю жизнь он хотел найти свою мать. И вот как-то решил, что пришло время действовать.
Больших сложностей на его пути не было – он не был усыновленным, поэтому согласия ни у кого спрашивать было не нужно. История его появления на свет оставила много следов в разных официальных документах, да и воспитатели из детского дома помогли. Так что всего через полгода Санька свою мать нашел.
Найти-то нашел, а в дом к ней прийти боялся. Месяц почти приходил он во двор дома, где она жила. Всматривался в лица женщин, выходящих из третьего подъезда, прикидывал, кто из них может быть его матерью. А однажды услышал, как старушка, сидящая на лавочке, обратилась к невысокой худощавой женщине с палочкой:
– Оля, а ты не слышала, когда горячую воду включат?
«Оля… неужели это она»? – подумал Санька и решил, что сегодня он обязательно все узнает.
– Здравствуйте, – сказал молодой человек, когда на его звонок дверь открыла та самая женщина. – Смирнова Ольга Тимофеевна здесь живет?
– Я Ольга Тимофеевна. Только теперь я Полякова.
– А я Саша. Помните – семнадцатое июня две тысячи второго года. Вы оставили меня на вокзале, – запинаясь сказал он.
Женщина побледнела, покачнулась и ухватилась за дверной косяк.
– Тебя назвали Сашей! Я тоже хотела тебя так назвать. Проходи.
Они проговорили почти два часа. Сначала он рассказывал о своей жизни, потом она.
После всего, что произошло, Ольга к родителям не вернулась – она помнила перекошенное ненавистью лицо матери, которая крикнула в зале суда, что проклинает ее.
Отбыв положенное наказание, она осталась работать в той же заводской столовой, получила комнату в общежитии. А через два года вышла замуж за Ивана – простого, но очень хорошего парня. Она не скрыла от мужа подробности своей жизни.
Жили они хорошо, неплохо жили. Квартира, работа, двух сыновей растили.
А четыре года назад случилось несчастье. Возвращались они с Иваном с работы, и их на пешеходном переходе сбил нетрезвый водитель. Ольга потеряла мужа и получила инвалидность. Работать теперь не может.
Но живет. Сыновей надо поднимать – Сашке – тринадцать, Мише – десять. На них все горит – и одежда, и обувь. Живут на три пенсии – две по потере кормильца и ее – по инвалидности. Тяжело, а что делать.
Сашка обнял мать:
– Ничего, мам, ты не переживай. Я вас нашел, теперь все будет хорошо.
