Наша школа усиленными темпами готовилась к мероприятию. Времени было в обрез. Обещали даже, что приедет оператор с телекамерой.
Нас построили во дворе. С крыльца нас приветствовал пришкольный рыжий пёс Дрюня, который с утра до вечера околачивается тут в ожидании приключений и коржиков.
Примчался преподаватель ОБЖ Левон Афанасьевич, дал вводную. Наш седьмой «б» должен организованной колонной пройти по школьному двору и встать «коробочкой» между седьмыми «а» и «в». Заняв указанную позицию, класс должен сделать умные лица, не включать академиков-моралистов, не ковырять в носу, не залипать в телефонах и слушать то, что говорят на сцене тётки из гороно.
— А тётки симпотные? – практично спросил Лёля Пряжкин. – Если чо, можно и «ашек» подвинуть, а самим поближе встать.
Левон Афанасьевич сказал, что тётки из гороны ожидаются разной степени симпотности. Потом спохватился и велел Пряжкину думать о высоком и не нарываться, так как конец четверти не за горами.
Далее Афанасьич провёл поверхностный строевой смотр и остался недоволен. У Вогулкиной слишком короткая юбка, у Петрова волосы торчат, а особенно подкачал Громов, у которого кроссовок запросил каши в самый неподходящий момент.
Громов заспорил и включил академика-моралиста. Он сказал, что этот героический кроссовок дорог ему как память, он забил им на физре три гола, а потом напинал под задницу Пряжкину. Споры не помогли. Громова на скорую руку перемотали скотчем в области кроссовки и турнули в дальний конец строя.
Мы на пробу пошли почётным маршем. Псу Дрюне наша движуха жутко понравилась. В качестве правофлангового он сопровождал каждую «коробочку» до места на плацу, рысью возвращался назад и вёл следующую. Пацаны ржали. Левон Афанасьевич пытался шугануть Дрюню, однако не так-то просто избавиться от этой рыжей катавасии. На «неуд» по поведению в конце четверти блудному собакену было глубоко и возмутительно начхать.
Вскоре выяснилось, что маршем мы ходим хорошо, но неправильно. Лучше всех ходить получалось у рыжего Дрюни, а в нашем классе одни начинали идти с левой ноги, другие с правой, а третьи вообще с обеих. Во-вторых, посреди двора стояла лужа, при подходе к которой строй разбивался и скакал вокруг, как параноики на дискотеке. В-третьих, учитель попенял нам за недостаточно проникновенные лица, что могло плохо повлиять на тёток из горона.
Насчёт лужи Левон Афанасьевич попросил потерпеть. Возможно, к двенадцати часам будет издан какой-нибудь указ и она рассеется в пространстве сама собой, а если нет, то во время построения по двору сначала пройдут четыре пятых класса, потом три шестых, а потом седьмой «а», и мерзкая лужа прекратит своё существование задолго до нас путём разбрызгивания по прилегающей территории.
Вогулкина тут же выразила желание временно перевестись в седьмой «г», который пойдёт уже фактически по выжженной подошвами земле, однако Афанасьич велел ей не включать академика-моралиста.
Прогнав нас по двору три раза, Левон Афанасьевич печально заявил, что наша парадная «коробочка» больше похожа на паническое бегство бомжей-партизан. И место нам не около праздничной трибуны, а на задах сиротского кошачьего приюта. Зато была и хорошая новость: проклятая лужа заметно усохла и скукожилась.
Трибуну украсили лентами и цветами, поставили колонки и микрофон. Оператор установил треногу с камерой так, чтобы в кадр не попадала лужа и облупленный угол школы.
К двенадцати часам выглянуло солнце, а вместе с солнцем явился завхоз Кулибасов, который сложил лужу в ведро и куда-то унёс. Наверное, утилизировал её на загородном полигоне. На месте лужи остались три заколки, две расчёски, очки и чей-то мобильник. Дрюня тоже внёс свой вклад в общее дело: подошёл и вылакал остатки воды.
Под торжественную музыку наши «коробочки» потелепали через двор мимо трибуны с тётками из гороны. Оказалось, Левон Афанасьевич напрасно парился насчёт драных кроссовок Громова, короткой юбки Вогулкиной и торчащих волос Петрова. Это было всем до фени, поскольку центральной фигурой парада стал неисправимый рыжий Дрюня.
Пёс не забыл о своих обязанностях правофлангового. Он опять гордо сопровождал каждую «коробочку», махал на прощание хвостом и бежал встречать следующую. Было весело. Строй сбивался с ноги, которой и так-то не было, тётки на трибуне морщились, кинооператор делал страшные глаза и выключал камеру.
С грехом пополам все встали по местам, мероприятие началось. Всё бы ничего, но Дрюня был ужасно огорчён, что движуха прекратилась. Нарушая торжественность момента, рыжий обормот шастал между шеренгами, обиженно скулил и тыкался носом под все юбки подряд. Девчонки взвизгивали, пацаны фыркали, а директор шипел на ОБЖиста:
— Сделайте уже что-нибудь! Эвакуируйте животное с территории.
Левон Афанасьевич старался как мог. Он шикал и пшикал, он делал Дрюне «козу рогатую» и пытался поймать за шкирку, но Дрюня тоже умел включать академика-моралиста. Он ловко уворачивался от всех нападок, носился перед трибуной кругами, лаял и приглашал тёток на трибуне повеселиться вместе с ним.
Внезапно рыжий отморозок исчез. Афанасьич и директор вздохнули свободно, а кинооператор снова начал снимать.
— И в то время, когда… — провозгласили на трибуне. – Когда как никогда важно того чего потому что нигде…
В строю снова начали ржать. Позади выступающего на трибуну вышел рыжий Дрюня и поднял лапу возле колонки.
— Пшшш! Пшшш! – бессильно взвыл Левон Афанасьевич, но было поздно.
Диверсант Дрюня пустил на сцену свою лужу, повертел хвостом и свалил. Школа лежала в отпаде. Кинооператор злобно убирал камеру и треногу, хотя с этим сюжетом можно было запросто хайпануть в Тик-Токе.
В целом мероприятие было прикольное. Правда, никто не запомнил, чему оно вообще посвящалось…