Когда Леонид Павлович проснулся, в окно заглядывало солнышко, и легкий ветерок теребил шторку. Был выходной день, но вставал он всегда рано. Так было заведено всегда, и от своего правила он не отступал.
Сегодня собирался навести порядок в палисаднике, заняться розами. На пороге его радостно встретил Тимошка, нежно скуля и приветливо виляя хвостом. Умный песик побежал вслед за хозяином к пожухлым кустам.
Тим, как его часто называл Леонид Павлович юлил вокруг, пока тот внимательно разглядывал кусты и думал, с чего начать. И вдруг залаял и ринулся в близлежащие кусты, откуда выпорхнул мотылек с рубиновыми крылышками в траурной черной окантовке.
Мужчина посмотрел на это порхающее бархатистое чудо и приуныл.
— Тим, ко мне! – позвал он собаку, несущуюся вон из двора вслед за мотыльком. – Не нужны нам тут такие траурные предвестники, — сказал он и погладил собаку за мягкими, тоже бархатистыми ушами.
Затем отвернулся от него, работы много, а на душе как-то тревожно. Ну не из-за мотылька же! Но вот плохие мысли одолевали его со вчерашнего вечера, когда директор на работе собрал всех и объявил, что грядет сокращение штатов, и при этом покосился на Леонида Павловича.
— Черная полоса наступила в нашем бизнесе, хочешь не хочешь, а придется уплотняться, — добавил он напоследок, и этот разговор не выходил у него из головы.
«Черная полоса, траурная окантовка… Не слишком ли много негатива в моих мыслях», — подумал он и принялся за дело. Приятная свежесть утра давала возможность потрудиться с удовольствием.
Розарий был его гордостью и любимым детищем Веры. Уж как она ухаживала за своими розами! Подрезала, подкармливала, поливала водой, настоянной на банановых корках. И розы отвечали ей взаимной любовью, благоухали нежнейшими ароматами.
А сейчас пожухли: больше листьев, чем цветов, да и сами розы не такие нарядные. Нужно было что-то делать, не дать им пропасть, уйти вслед за его ненаглядной женой. Пока подрезал и окучивал, вспомнил Веру, всегда такую живую, энергичную.
И до сих пор она не отпускает его. Наверное потому, что не уберег. Снится ему во сне в своем цветастом платье, спешит куда-то, а он за ней. Только ноги, как ватные, слово отсидел он их. Не слушаются совсем и догнать не может. Вера исчезает из виду, а он садится на землю и плачет.
Так иногда и просыпался в слезах. А еще голос слышал, будто она зовет его… Это было мучительно, правда повторяться стало все реже и реже.
Рано Вера ушла в свои пятьдесят пять, и выглядела моложе. Румяная, с ямочками на щеках. Но болезнь проклятая скосила, и нет у него жены больше.
Сын навещает два раза в неделю. Вот завтра должен приехать с женой и ребятишками. Все радость! А ему всего шестьдесят. Еще работать и работать, но… если будут уплотняться, попросят освободить место. Начальник отдела сам справится, зам ему точно не нужен.
Вдруг Тимошка с лаем рванулся к штакетнику, и раздался звонкий голос:
— Ой! Ну тебя, Тимошка, напугал!
Песик, довольный тем, что предупредил хозяина о появлении постороннего, вновь радостно подбежал к своему хозяину.
— Леонид Павлович, доброе утро. Своим богатством занялись с утра?
За забором стояла Елена, соседка за два дома от него. Кудрявая, сочная женщина пятидесяти с небольшим. Платье модное, каблучки. На губах помада яркая, реснички подкрашены, бровки подведены.
— Да какое там богатство, Лена! – ответил Леонид Павлович и подошёл к штакетнику. – Помнишь ведь, какие раньше были роскошные розы, настоящие красавицы! А сейчас беда, да и только. А ты куда в субботу с утра?
— В магазин свой, куда же еще. Там глаз да глаз нужен. Завтра отдохну, а сегодня суббота, народу будет много. Без хозяйской руки там никак. А розы прикармливать нужно, удобрять.
— Так-то оно так, – ответил Леонид словоохотливой соседке. – Но дело в другом: почва устала. Теперь хоть рыхли, хоть поливай, хоть удобряй – ничего не поможет. Так и будут кусты хиреть. Притомилась земля от них.
— Ладно, побегу я, а то опоздаю к открытию. Потом поговорим, — сказала Лена, и ее каблучки застучали по асфальтированной дорожке, а подол платья взметнулся слегка, приоткрыв все еще красивые, крепкие ноги выше колен.
Леонид Петрович проводил соседку взглядом и вернулся к своим кустам на радость прыгающему вокруг Тимошке.
А вечером что-то совсем взгрустнулось ему. И телевизор с очередной серией мудреного детектива не в радость, и в книге строчки сливаются, а смысл теряется. В окно светит полная луна и навевает тревогу.
Сидит он в кресле, мысли о работе отгоняет, книга на коленях, в фильме очередное убийство. Чай остыл, как и его душа. Задремал он, сам не заметил, как. Вдруг слышит, дверь в комнату скрипнула, приоткрылась, а оттуда голос:
— Ленечка, ты розы-то подрежь правильно. И подкормить бы надо.
И таким холодом от двери повеяло, что он поежился и проснулся. Дверь и правда приоткрыта. И как-то не по себе ему стало. Вышел Леонид Павлович на крыльцо, Тимошка спит себе на мягкой подстилке, в дом он его не пускает. И каким это сквозняком дверь приоткрыло?
Луна огромная, но бледная, в еле заметных пятнах. «Кратеры наверное», — подумал мужчина, зашел в дом и плотно прикрыл дверь, заперев на все замки.
Ночью спаслось плохо, опять снилась Вера, убегающая от него, только теперь на каблучках, и платье веером за ней вьется. Красивый сон, не тревожный. Оборачивается она к нему и говорит:
— За женщиной, как за розой, нужно ухаживать. Тогда она тебе свою красоту подарит, Ленечка. А за мной не гонись, не догонишь.
Цветастое, все в розах платье мелькнуло в последний раз и исчезло в золотистой дымке. Проснулся Леонид Павлович с улыбкой на устах. До того хороша была Вера в этом сне!
Слышит, за окном Тимошка скулит, только радостно так, как щенок малый. Оделся, вышел на крыльцо и видит такую картину: у розовых кустов уже хлопочет Лена. Брючки на ней спортивные, футболка, на голове панамка.
— Доброе утро, Леонид Павлович! Не сердитесь? Я тут решила поработать с вашими розочками. Вот, секатор новый принесла и подкормку специальную. Так и называется «Роза Форте», это значит с итальянского «Роза сильная». Идите, помогайте.
Леонид Павлович буквально сбежал с крыльца и присоединился к соседке. Вместе взрыхлили, подрезали, удобрили, обрызгали. Кусты помолодели, еще лучше вчерашнего стали выглядеть.
— Ну вот, теперь дайте им силы поднабраться, и пойдут они. Вот увидите.
— Ну спасибо Елена…, забыл, как по отчеству.
— Еще чего! Лена я для вас, не заморачивайтесь. А пойдемте чаю попьем!
Пригласил он ее в дом, разговорились. Живет она одна, муж был, да сплыл. В столицу подался, а она не поехала из родного дома, где выросла. Да и красота тут какая, в их пригороде. Никакой Москвы не захочешь. Магазинчик опять же свой. А у него уже и семья новая.
К полудню дети приехали, внуки. Затеяли обед, Лена ушла, а сын с невесткой покосились на Леонида Павловича. Но деликатно промолчали.
— Соседка, розы мамины помогла подрезать да удобрить, — сказал он, а сам почувствовал, как покраснел.
Только с тех пор Лена стала частой гостьей. Забежит вечерком, чего-нибудь вкусненького принесет.
Поговорят они о том, о сём, да и разойдутся. Приятно, когда живая душа в доме. Только с этого самого времени Вера ему сниться перестала. Совсем!
А осенью Леонида Павловича накрыла смертная тоска! На работе он получил предупреждение, что с нового года его должность сокращают. Как и ожидалось.
И Лена исчезла. Совсем. Ждал он ждал, наведался к ней пару раз, пошел в магазин. Там ему и сказали:
— Муж-то ее бывший разбился на машине вместе с женой. Оба насмерть. А девочка осталась. Пять лет ребенку. Вот Лена и поехала опекунство оформить. Уж дадут ей девочку или нет, не знаю…
Вернулась Лена в середине сентября, и не одна с девчушкой. Пришли они вечером в гости, а у него и сердце зашлось! Обрадовался при виде ее, присел перед девочкой. Звали ее Олеся. Хорошенькая, светленькая.
Сели они все вместе на лавочку под деревом, Тимошка вокруг носится, а до них доносится аромат благоухающих роз. Возродились они с Лениной легкой руки, окрепли, зацвели так, что прохожие останавливались, глядя на такое чудо.
Пока Олеся забавлялась с Тимошкой, Лена поделилась:
— Опекунство временное, пока девочка оправится от своего горя. А потом… как она себя чувствовать будет. Либо оставят, либо заберут. Не очень-то одиноким детей отдают. А мне уж больно ее жалко.
И опять Леонид Павлович спал тревожно. Снова Вера приснилась. Только уже не убегала от него. Сидела рядышком, по руке гладила и вдруг говорит:
— Не бросайте дитя на произвол судьбы, Ленечка. Розы вместе взрастили, и девчушку поднимете.
— Так у меня работы скоро не будет, Вера! Как я смогу на себя такую ответственность взять?
— Будет у тебя работа, не переживай. Все наладится…
Леонид Павлович проснулся в холодном поту. Весь день ходил сам не свой, а к вечеру надел летние светлые брюки, голубую в полоску футболку, причесался, побрился и к Лене с Олесей отправился.
Встретили его радостно. Сразу за стол усадили. Пообщались, а перед уходом он так и сказал прямо:
— Выходи за меня, Лена. И Олесю удочерим, и вместе вырастим. Да и розы…
Лена засмеялась:
— Все ждала, когда же вы про розы-то скажете. Дайте подумать, Леонид Павлович. Не ожидала просто.
Подумала два дня и согласилась. Под Новый год свадьбу сыграли. Потом он уволился, хотя начальник и стал намекать, что может он до весны поработать. Уехали в Москву, удочерили Олесю. А по возвращении Лена вплотную занялась воспитанием девочки, а свой магазин передала Леониду Павловичу.
Он теперь в нем хозяин, и это их общий семейный бизнес. И дочка в доме растет, и розы на зиму хорошо укутаны, чтобы мороз их не погубил. И Тимошка в дому теперь живет, лучший Олесин друг. Вот так неожиданно приходит счастье в дом. Откуда и не ждали.
А всё Верины розы. Помогли они двум одиноким сердцам обрести друг друга. Да к этому счастью еще и дочку в придачу. А сама Вера приснилась Леониду последний раз, улыбнулась на прощание, исчезла в своей золотистой дымке и больше не появлялась.