Две старушки сидели на скамейке у деревенского магазина. Я поздоровалась и села рядом, ожидая автобуса. Женщины приветствовали меня и улыбнулись:
— Мы здесь встречаемся частенько. На разных краях живём, а тут посередине, у магазина, стрелка у нас, значит. Иной раз по часу сидим поговариваем, а потом и расходимся по своим дворам.
Я кивнула им. А они, рассматривая пачку сливочного масла, начали вспоминать прошлые советские годы.
— Вот дела. За маслом ходим теперь в магазин. Молоко, правда, у Васи берём, нашего труженика. Почти фермер. А ведь раньше мы сами, и наши матери на ферме работали. В молоке недостатка не было.
— Верно, — ответила вторая собеседница, — и ферма была, и все свою скотину держали, да не по одной корове! И телят растили, и свиней было у всех по две, а кто и овец несколько держал для шерсти и мяса.
— Моя мать так работала: и на ферме, и дома тоже дел невпроворот. А теперь ни колхозов, ни во дворах скот не держат. А почему? Трудиться надо. Теперь никто так работать не будет, как мы пахали. Бывало, наши родители работали без зарплаты, за трудодни.
— А что же хорошего в этом? – видя мой печальный взгляд, опять начала первая бабушка, – отдыха не знали. Ну, ладно, поначалу был порядок и дисциплина, были хорошие председатели и работники ответственные. А что началось потом?
— Да, верно, колхозы всё увеличивали надои, рапортовали партии о наращивании планов и темпов. А разве это хорошо? Чего наращивать-то, коли и так еле тянули лямку? Соседний колхоз «Путь Ильича» всегда в отстающих. И мы не лучше. Сколько картошки гноили неубранной? Замалчивали, скрывали…
— А помнишь, как автоматические поилки установили на ферме, радовались. А потом что? Постоянные отключки света, скотина стоит без воды, коровы орут… Мы, доярки, таскаем воду вёдрами, чтобы напоить коров хоть по ведру…
— Да, — грустно отвечала старушка, — помню, конечно. Пастухи обычно – пьянь, на ферме мужиков раз-два и обчёлся, и тоже – пьянь… Может, и были образцовые хозяйства, но их по пальцам пересчитать, а в основном такие вот «Пути к коммунизму» и загибались последние годы. Уж лучше таких колхозов и не надо, чем разруха и нищета.
— Всё и развалилось. Молодёжь уехала, всё, что было построено, сами же местные и растащили, как только колхозы приказали долго жить…
— И всё равно так жалко! Так жалко нашу деревню. Поля заросли, попробуй-ка снова земли распаши, если понадобится. Сколько средств надо? Миллиарды, не миллионы. И не будут… — старушка махнула рукой.
— Одно утешение, — вставила я, не выдержав накала разговора, — земля отдыхает… Может, и дождётся хозяина? Раньше сколько химии вываливали на поля? Стояли огромные ангары под удобрения. И всё это смывалось с полей в реки дождями. Губились и озёра, и леса. Животные травились. А теперь живности развелось в лесах…
— Точно – волки, лисы, лоси…Кабаны к деревне приходят. В огороды лезут, — подтвердила бабушка.
— Это потому ещё, что в деревнях мужиков не стало – охотников. Раньше держали зверьё в страхе. К деревням не подпускали, собаки во всех дворах были. Эх, знали бы мы тогда, что такие времена настанут, что будем мы – жители деревни, масло и молоко в магазине покупать! А некоторые и картошку в магазине берут… Надо же…
Я простилась со случайными собеседницами и поспешила к автобусу. Взяв билет, села у окна. Автобус тронулся, и я с удовольствием наблюдала за проплывающими за окошком чудесными видами: смешанный лесок с убегающей в него тропинкой, небольшие пруды, поля, дальние пригорки с опустевшими домами, где когда-то тоже кипела жизнь… И красиво, и горестно. Что-то будет дальше? Хоть бы кто сказал…
