— Если он родится таким как сказал врач…
— Тогда, что?
— Я запрещаю тебе забирать его. Мне такой ребенок не нужен.
Набат, звучавший в голове Ирины, достиг своего апогея и смолк. Теперь все было просто и понятно.
— Ты сказал свое слово. Я услышала.
Ирина больше не смотрела в глаза тому, кто еще вчера был для нее всем. Ближе и дороже человека для нее не существовало. Кроме мамы, разумеется. Но мама была далеко, а Олег был близко. Так близко, как никого и никогда Ирина к себе не подпускала.
Она всегда была одиночкой. Приятели – да, у нее были. А друзья… Разве бывают такие люди, которым можно доверить что-то о себе? Разболтают, разнесут, не понимая, как больно от этого. Ирина хорошо помнила, как ее ближайшая подруга Нина, с которой было переговорено так много, вдруг походя ляпнула на офисных посиделках за кофе то, что Ирина и вслух-то произнести боялась.
— Ой, а Ирка с женатым встречалась и что? Теперь мужняя жена! Все по закону! А потому, что все меняется, господа хорошие! И если мужик на сторону не ходит сегодня, то не факт, что этого не случится завтра! Главное, чтобы это принесло какой-то положительный результат, правда? И если образуется новая ячейка общества, то и что тут такого страшного?
Ирина тогда просто окаменела, слушая, как Нина взахлеб рассказывает ее историю. Зачем?! Понять этого Ирина так и не смогла.
Уволилась Ира через неделю. Не было сил выносить косые взгляды окружающих. Те, кто еще вчера поздравлял ее со свадьбой, сегодня едва цедили сквозь зубы приветствия. Конечно, были и те, кто продолжал общаться с ней как раньше. Но Ирина всегда была слишком чувствительной к чужому мнению, а потому ей хватило и небольшой компании тех, кто «мыл» ей кости в «курилке», замолкая, едва она заходила туда.
Худа без добра не бывает. Курить Ирина бросила тогда же. Просто окинула взглядом притихших сослуживцев, смяла в руках еще не распакованную пачку сигарет и, пройдя через комнату, выбросила ее в мусорное ведро. А потом, ни на кого не глядя, вышла, отодвинув с дороги ничего не понимающую Нину, и вернувшись в свой кабинет, написала заявление об уходе.
Остаться без работы Ирина не боялась. Еще учась в университете она поняла, что узких специалистов хватает, а вот широкого профиля – не так много, но как раз они и востребованы. А потому искала любую возможность, чтобы увеличить свой «портфель» знаний. Конечно, такая работа была далеко не сахарной. Ирина иногда чувствовала себя «прислугой за все». Приходилось работать и за себя, и за «того парня». Но зато она перестала бояться, что останется на обочине в случае сокращения или увольнения.
Ценный кадр… Так теперь ее называли. И, конечно, начальству не понравилось, что она уходит вот так, без объяснения причины.
— Ирина Анатольевна, что вас не устраивает? Зарплата? Условия? Давайте будем обсуждать!
— Нет. Дело не в условиях. Просто… Это по семейным обстоятельствам. Простите, но остаться я не могу.
— Что ж… Очень жаль! Я надеюсь, что вы еще подумаете.
Она и думала. О том, как много всего произошло за последние несколько лет. О том, как она изменилась.
Ира всегда была очень правильной девочкой. Настолько, что соседки в разговоре с ее матерью, Натальей, то и дело качали головой:
— Наташа, нельзя так! Отпусти немного ребенка! Что она у тебя по струнке ходит? Маленькая была – ты ее все время за капюшон на куртке держала. А сейчас что? Ни во двор погулять, ни с подружками побегать. Всегда одна и только по кругу – школа, дом, музыкалка. Куда это годится?
Мать Ирины молчала в ответ. Объяснять, почему она воспитывает дочь так, а не иначе, Наталья не считала нужным.
— Это наши с тобой дела, Иришка. И никому давать отчет мы не обязаны.
— Почему?
— Потому, что человек насоветует, с умным видом выскажется и пойдет жить дальше своей жизнью. Такой, какую он сам для себя придумал. А ты ничего, получается, сама не придумала. Чужим умом удовольствуешься. А хорошо ли это? Все мы разные, Ирочка. Все! Не бывает двух одинаковых людей. И то, что для кого-то хорошо – для другого – ад. Вот, возьми тетю Олю с пятого этажа. Она больше всех меня учить пытается, как тебя воспитывать. А сама то и дело среди ночи к нам бежит, потому, что дома не все ладно. И дочка ее старшая из дома сбежала, едва восемнадцать исполнилось. Потому, что и ее отец «жизни учить» пытался. У него тоже свой взгляд на воспитание и на то, как люди должны себя вести. Он считает, что добро без кулака – это уже не добро. А хорошо это?
— Плохо!
— Вот и думай! И живи так, как сама посчитаешь нужным. Редко найдется человек, который придет к тебе с хорошим советом и помощью. Мало таких. Я за свою жизнь всего двух встретила. Первый – это мой отец, который меня не оправил к бабушке, а растил сам, когда мамы не стало. Чего ему это стоило, я поняла, только когда ты у меня появилась. Остаться с младенцем на руках и не спасовать, не сдаться – это может только сильный человек. Он мало говорил, но много делал.
— А второй кто?
— Твоя бабушка. Моя свекровь. Принято считать, что если свекровь – то монстр. Съест и не подавится. А моя была прекрасным человеком. Приняла меня. Ни разу ничем не попрекнула. Учила готовить, вести хозяйство. Стала самым близким человеком, когда папы не стало. Дала мне опору. Конечно, мы обе этого хотели.
— Чего?
— Хороших отношений. Мне важно было получить семью. Я видела, как складывались отношения у отца с тещей, моей бабушкой. Его родителей давно не было в живых, и он рассчитывал, что, женившись, обретет новую семью. Мечтал, что у меня будет большая дружная родня.
— А получилось?
— С точностью до наоборот. Моя бабушка пыталась отнять меня у него, когда не стало мамы. Ругалась страшно… А отец пытался наладить отношения. Отпускал меня на каникулы, когда стала старше. Правда, потом перестал.
— Почему?
— Бабушка увезла меня и спрятала. Он почти полгода не знал где я и что со мной. Искал. Сходил с ума просто!
— Нашел?
— Нет. Бабушка сама меня вернула. Я плакала день и ночь. Не хотела с ней разговаривать и отказывалась есть. Она много говорила. Очень много. Рассказывала, какой плохой у меня отец. Что он любит только себя. А я ему вовсе не нужна. Я не верила ни единому слову. Не хотела верить.
— Сколько лет тебе было тогда?
— Тринадцать. После этого я бабушку видеть не хотела. Несколько лет не общалась. Отец заставил поехать и попрощаться с ней, когда она уходила. Я была уже достаточно взрослой, чтобы понимать, что значит для него этот шаг. Поэтому согласилась.
— Попрощались?
— Да. Правда, не так, как он думал. Я не смогла до конца простить ее. Потому, что даже уходя, она твердила, что я сделала ошибку, оставшись с папой. Говорила, что он виновник гибели мамы.
— Это так?
— Нет, конечно. У мамы была неудачная операция. Не выдержало сердце. Отец тут совершенно ни при чем.
— Тогда, почему бабушка его обвиняла?
— Потому, что боль от потери ребенка ни с чем не сравнить. Она как каленым железом выжигает все на сердце. И ты винишь себя, окружающих, кого угодно, чтобы она стала хоть немного глуше, тише…
— Ты так уверенно об этом говоришь, как будто знаешь…
— Знаю…
— Мама!
— Что? Я не должна была рассказывать тебе обо всем. Есть те вещи, которые касаются только меня. И боль, которая тебе не нужна.
— Брат или сестра?
— Не знаю. Мне не сказали. Ребенок родился намного раньше срока. Твоя бабушка, моя свекровь, запретила врачам говорить мне, кто был. Она работала в том же роддоме и ей не составило это труда. Я кричала, билась в истерике. И они просто боялись ко мне подойти. А она пришла, надавала мне пощечин, чтобы привести в себя, а потом плакала вместе со мной, обнимая так крепко, что у меня остались синяки. И эти синяки я помнила потом всегда. Так обнимает мама, когда понимает, что ее ребенку невыносимо больно. До хруста в костях, пытаясь спрятать от этой боли, укрыть и не дать нанести непоправимый урон.
— Получилось?
— Да. Если бы не это, я никогда не решилась бы рожать еще раз. Твоя бабушка прошла со мной этот путь. Просто держала за руку все время. Даже на роды прорвалась, хотя не была врачом. Она работала в бухгалтерии. Нарушение по тем временам нешуточное, но она смогла. И взяла тебя на руки первой после врачей. Я не знаю другого человека, кто так любил бы тебя. Кроме меня, разумеется. Когда мы разошлись с твоим папой, она осталась с нами. Хотя сына любила без памяти. Сочла, что нам она нужнее…
— Мам…
— Что?
— А ты любила отца?
— Очень. У нас все было так, как можно только мечтать. Большая любовь, взаимопонимание, нежность… Не было только одного.
— Чего?
— Верности. Твой папа был человек творческий. Увлекающийся. Ему всегда была нужна муза. А я на эту роль в определенный момент подходить перестала.
— Ты не обижена на него?
— Нет. Как можно обижаться на человека, который так много дал тебе? А он подарил мне целый мир. Тебя… И всегда был рядом. Даже когда мы уже не жили вместе. Поддерживал, помогал. Жаль, что недолго. Тебе было всего три, когда его не стало.
— Ты все еще его любишь?
— Всегда любила.
— Не понимаю…
— Чего? Почему отпустила его?
— Да.
— А как можно удержать того, кто уже ушел? Да и потом… Если ты любишь человека, то для тебя важно, чтобы он был счастлив. Пусть и не с тобой…
Этот разговор с мамой Ирина запомнила очень хорошо. Были и другие, но именно этот почему-то врезался в память, то и дело напоминая о себе.
Вот и сейчас она шагала по улице, высоко задрав подбородок, чтобы не пустить на волю слезы, и думала, как хорошо, что мама тогда говорила с ней так откровенно. Да! Нужно жить своей головой. Не оглядываясь на других. И сейчас тот момент, когда она сама должна принять решение. Был Олег и нет его. Но ребенок-то есть. Ее ребенок… Его ребенок… Не было бы Олега и ребенка бы не было…
Они познакомились странно. Обычно в таких ситуациях люди ругаются и расходятся в разные стороны, чтобы никогда уже больше не встречаться.
Новенькая машина, которую Ирина купила буквально за неделю до встречи с Олегом, была ее гордостью. Первая серьезная покупка, на которую она заработала сама от и до, отказавшись принять помощь мамы.
— Сама-сама! Мамочка, ты пойми, для меня это важно!
Разглядывая вмятину на дверце после аварии, Ирина плакала как ребенок.
— Девушка! Не расстраивайтесь так! Хотите, я вам новую машину куплю?
— Нет!
— Почему?
— Потому, что эту купила я сама. Понимаете? А новая будет уже не такая…
От вмятины не осталось и следа. Мастера, которых посоветовал ей Олег, сделали все быстро и качественно.
А Ирина стала прятать глаза от матери, когда та приехала в отпуск.
— Ирочка…
— Мам, не спрашивай!
— Не могу. Он хороший человек?
— Лучший из тех, кого я знала.
— Хорошо, если так…
О том, что у Олега есть жена Ирина узнала не сразу.
— Мы в процессе развода.
— Из-за меня?
— Нет. Это началось еще до того, как мы с тобой встретились.
— Почему вы расходитесь?
— Не сошлись характерами.
— Интересная формулировка.
— Ир, давай не будем. Какая разница, почему мы разошлись? Важно, что теперь я с тобой. И у нас будет семья. Я не сторонник свободных отношений. Я мечтаю о доме, о детях. Моя жена всего этого не хочет. Она птица вольная. Я – нет.
Слезы все-таки прорвали тщательно выстроенную оборону, и Ирина остановилась у какой-то витрины, отвернувшись и пытаясь унять этот поток.
Детей он и правда хотел… Очень. Твердил, что будет прекрасным отцом, а она станет хорошей мамой.
Ирина обернулась, ища глазами урну, чтобы выкинуть промокший насквозь платок, и наткнулась на внимательный взгляд темных глаз.
— Зачем плачешь, дорогая? Зачем слезы льешь? Все хорошо у тебя будет! Я тебе говорю!
Цыганка стояла прямо перед Ириной, и та шарахнулась в сторону, испугавшись.
— Не бойся меня. Не надо. Я ничего плохого тебе не сделаю. Кому другому – могла бы. Тебе – не стану. К корням возвращайся. Там все будет. Сложно, не буду врать. И побегаешь, и поплачешь еще. Но потом поймешь, для чего все это было. А вот когда поймешь – придет твое счастье. Поняла меня?
— Нет…
— Ну и не надо. Со временем поймешь.
Цыганка развернулась и пошла по улице, а Ирина растерянно заморгала. И все? А как же «позолоти ручку»?
Словно услышав ее мысли, цыганка обернулась:
— Не нужны мне твои деньги. Прибереги. Самой понадобятся. Иди туда, где тебя ждут. Там твое место!
Цыганка давно уже ушла, а Ирина все стояла посреди улицы и думала о том, что услышала.
Где ее ждут? Где ее место?
Она давно уже жила в этом городе. Здесь у нее была квартира, которая осталась от отца. Здесь была работа и все, что давало ей опору под ногами. Не было только мамы.
Несколько лет назад Наталья вышла замуж и уехала с мужем в другой город. Ирина, растерявшись поначалу от неожиданных новостей, нашла в себе силы порадоваться за мать. Все-таки столько лет одна. И хотя Наталья никогда не жаловалась дочери на одиночество, Ирина понимала, как сложно ей было все эти годы. Ребенок, больная свекровь на руках. А счастье женское где-то заблудилось и носа не кажет.
С отчимом, Сергеем Ивановичем, у Ирины сложились спокойные, ровные отношения. Они оба любили поэтов Серебряного века и могли долго перекидываться любимыми строчками, к удивлению Олега и Натальи.
— Ирочка, ты не будешь против, если я увезу твою маму? У меня есть дом на Волге. Родовое гнездо. Там нам будет хорошо. Мы уже немолоды, но у нас еще есть время. И хочется потратить его на то, чтобы побыть немного счастливыми. Я столько лет отдал работе, другим людям, а теперь хочу немного пожить для себя и той, которая дарит мне столько радости.
Ирина, конечно, против не была. Ее отчим был известным врачом и в маленьком городке на Волге, куда они с Натальей уехали, в местной больнице просто ошалели от счастья, когда он устроился туда работать почти сразу после переезда.
— Не смог, Ирочка, без дела сидеть. Неправильно это все-таки. Если я имею знания, то обязан их применить. А тут такое поле для деятельности, что только успевай поворачиваться! Город маленький, люди в основном в возрасте, и некоторые до сих пор помнят моего отца, представляете? И как я могу им не помочь? Немыслимо!
Старый дом, наполненный шепотками стертых половиц и застенчивым говорком льющейся из старых кранов чуть солоноватой воды, стал для Ирины почти родным. Ей всегда были здесь рады. И хотя приезжала она не часто, ей казалось, что живет она здесь давным-давно и каждый темный коридорчик или царапина на перилах старой скрипучей лестницы, ведущей в мансарду, ей знакомы.
Олег же почему-то ездить в гости к Наталье отказывался.
— Ириш, давай сама, а? У меня дел полно, да и вообще.
— Что вообще, Олег? Ты не хочешь видеть моих родных?
— Да не то чтобы… Просто мне там неуютно. Прости!
Ирина не спорила. Она уезжала к матери на несколько дней и ловила себя на том, что ей так даже больше нравится. Нравится приезжать потом домой и понимать, что там ждали…
Только теперь никто ее там не ждет…
Олег выразился предельно ясно. И для нее это не было новостью. Его точку зрения Ирина знала давно. Он не раз говорил, что не готов воспитывать больного ребенка.
— Я не герой. И не вижу смысла это скрывать. Кто-то способен на такой труд, но я не вижу в этом необходимости. Зачем мучить и себя, и ребенка? Зачем портить жизнь человечку, который даже не понимает, что с ним происходит. Не понимает, что его ждет. По мне, так те, кто рожает больных детей – это преступники.
— Странно ты рассуждаешь, Олег. А если у ребенка небольшие проблемы со здоровьем? Все-таки экология и все такое.
— Любые! Они ему не нужны, понимаешь? Это эгоизм, думать, что ты дашь жизнь и это главное. Нет! Главное, чтобы эта жизнь была жизнью, а не вечной каторгой, на которую ты обрекла своего ребенка.
В тот момент, когда Олег перешел на личности, Ирина вздрогнула, подумав, что это ведь и правда может коснуться ее. Хотя никаких особых предпосылок к рождению больного ребенка у нее не было, страх этот все равно угнездился в душе, не давая покоя. А вдруг?
Она ругала себя, сравнивая с бедной Эльзой из старой сказки, но ничего не помогало. И, когда врач, проведя очередное обследование, нахмурился и что-то долго писал, не поднимая глаз и не отвечая на ее вопросы, Ирина даже не особо удивилась. Просто поняла – ее страхи стали реальностью.
— Насколько все плохо?
— Пока не могу сказать. Есть определенные отклонения. Я бы рекомендовал вам пройти еще одно обследование и уже после решить.
— Что? Что решить?
— Вы же сами все понимаете. Поверьте, все, что смогу, я сделаю. Но я ведь не Господь Бог. Я обычный врач. И пока, то, что я вижу, мне не нравится. Скрывать от вас я это не имею права. Вы должны знать, что ваш ребенок скорее всего родится нездоровым. Сердце. Сами понимаете – это серьезно.
Повторное обследование не подтвердило и не опровергло прежние подозрения. Вопрос повис в воздухе, не давая Ирине спать по ночам. Она ходила по темной квартире и гадала, нужно ли сказать мужу сейчас или подождать еще немного… Вдруг, что-то изменится? Вдруг все это окажется просто плохим сном? Мало в жизни чудес, но они ведь случаются? Хотя бы изредка…
Олег догадался обо всем сам.
— Нам нужно поговорить, Ира. Серьезно поговорить. Я же вижу, что ты сама не своя. Давай сегодня встретимся во время обеда, и все обсудим.
— Почему не дома?
— Так будет лучше. Поверь.
Теперь Ирина понимала, что он был прав. Так действительно было лучше. Не нужно прятаться друг от друга по комнатам, слушая тишину и гадая, что на душе у того, кого любишь…
Смахнув ставшие злыми слезы, она решительно зашагала дальше по улице.
Не дождется! Справится она! Никуда не денется! Если есть вопрос, то будет и ответ. А поскольку его до сих пор нет, значит ничего пока и неизвестно. И хватит строить из себя бедную Эльзу. Если бы да кабы… Есть проблема и нужно ее решать. А из пустого в порожнее переливать все горазды…
Олега дома не было. Ирина быстро собрала необходимые вещи, окинула взглядом квартиру и набросала пару строк на листке, вырванном из ежедневника.
Кажется, все. Теперь можно туда, куда посоветовала ей цыганка. Правильно это или нет, Ирина решила не думать. У нее не было другого места, где ее ждали бы. А значит, надо ехать.
Наталья, открыв поздно вечером дверь дочери, не удивилась.
— Заходи!
— Мам…
— Все потом. Ты же синяя от холода! Почему не оделась по-человечески? Не лето ведь, Ира!
Ирина грела ладони о кружку с горячим чаем и ревела.
— Не плачь! Ребенку вредно!
— Мама, ты понимаешь, что я не знаю, что мне делать? Как быть?
— Понимаю. Ты же для этого сюда приехала? Чтобы разобраться?
— Да… Мамочка…
— Что родная?
— Держи меня за капюшон… Как в детстве, помнишь? Мне так страшно сейчас…
— Буду. Крепко, как только смогу. Мы справимся, дочь. Разве ты сомневаешься?
— Я не знаю… Но у меня нет других вариантов. Надо! Так будет правильно, мам, да?
— Да.
— А если…
— Нет никакого «если». Есть ты и твой ребенок. Ты готова к тому, чтобы отдать его?
— Нет!
— Тогда не охай! Пей чай и ложись спать! Утро вечера мудренее. Завтра будем думать.
Сергей Иванович найдет врача, возьмет под контроль все вопросы, связанные с назначениями и обследованиями, и сын Ирины появится на свет точно в срок. Он родится в маленьком городке на Волге, удивив тех, кто его примет, своей крикливостью и весом.
— Вы посмотрите на него! Богатырь!
Ирина сожмет кулаки и будет ждать приговора врачей. На это уйдет не один месяц. Будет много вопросов и споров, но в конце концов все наладится и операция, которой она так боялась, не понадобится.
И скоро маленькая шустрая радость затопочет по старым половицам, от души радуясь их скрипу, а потом начнет штурмовать лестницу, доставляя маме и бабушке с дедом немало беспокойства. А еще чуть позже, радость эта будет сидеть рядом с дедом на старом причале, шикая на маму:
— Не пугай рыбу! Бабушка сказала без улова домой не возвращаться! Коты голодные.
И Ирина, потрепав по макушке сына, подумает о том, что быть правильной – это все-таки хорошо. Потому, что правильно дарить жизнь, а не отнимать ее. Правильно принимать сложные решения, несмотря на то, что они могут отобрать у тебя часть свободы. Потому, что свобода эта будет вовсе тебе не нужна, если взамен придется отдать то, что дороже всего на свете. А еще правильно не спорить с теми, кто на жизнь смотрит иначе. Правильно не обижаться на них. Ведь обида отберет часть твоей свободы, заставив думать о себе. Будет теребить за душу, не давая радоваться тому, что имеешь. И это станет только твоей проблемой. Тех людей, которые станут причиной этой обиды, все это не коснется. Ведь им тоже дано право строить свою жизнь так, как считают нужным. Делать свой выбор. А будет ли он верным – покажет время.©
Автор: Людмила Лаврова