Юрка улыбается во весь рот, не может сдержать эмоций, он вернулся в свой родной городок.
Идёт Юрка, смотрит по сторонам и сердце у Юрки поёт.
Вот домик знакомый, а вот магазин.
Вон женщина со знакомым лицом, а вон и сосед Федька едет на мотоциклетке, увидел его, Юрку и затормозив развернулся, выставив вперёд ногу.
-Юрка, ты что ли?
-Я, что ли!
-Здорово, ну ты вообще, а я еду, ррраз…думаю, что ли Юрка, ха-ха-ха, здорово дружище. Ну ты как? На побывку или насовсем?
-Не знаю ещё, не думал, только вот с поезда.
-Ну ладно, Юрка, бывай, ехать надо. Увидимся, забегай вечерком.
-Ага, Федя давай, поезжай.
Эххх, хорошо -то как.
Идёт Юрка, ноги выкидывает в разные стороны, вразвалочку немного, словно старый Морской волк.
Ха, Настька, ну точно! Настька же.
-Привет, Настька!
-О, Юрец, ну привет, сколько лет, сколько зим…Какими ветрами занесло к нам? Помнится уезжал, говорил, что тёмные мы, а тут гляжу, потянуло к тёмным -то. Что? Со светлыми не ужился, а Юрец?
-Ох, язва же ты, Настюха.
-Ладно, Юрка, рада тебя видеть, серьёзно, давай, увидимся ещё.
-Давай, Наська.
Идёт Юрка, вот и дом…Открывает калитку, покосилась, петли из старой резины совсем протёрлись, дом стоит, улыбается чисто вымытыми до синевы стёклами.
Вылез заспанный Дружок из-под крыльца, ухо одно задрано, забрехал хриплым голосом, ковыляя к калитке.
-Дружок, Друня, чего ты? Неужто не признал?
Ластится старый друг, упал на спину, лапами дрыгает, просит извинения за то, что не признал, что облаял.
Лезет целовать своим шершавым язычком Юрку, поскуливает, будто спрашивая, где же он Юрка был так долго.
Подошёл к дверям, толкнул, те с лёгким скрипом открылись, чуть пригнувшись вошел в хату.
Огляделся, всё осталось по-старому, чистота, кухонная клеёнка с цветами, тюль и подшторники на окнах, герань, дальше горница, диван, трюмо, на стене фотографии, вон и он Юрка стоит на комоде, не сам конечно, а фото его, в форме советского солдата…
-Здравствуй, тёть Маша.
-Здорово, коль не шутишь, есть будешь?
В этом вся она, тётка.
Не виделись сколько, а она и удивления не высказала, будто он во дворе что-то делал и зашёл на обед.
Не обняла, не приласкала, суровая женщина Юркина тётка, но он не обижается, привык уже.
Хотя что там говорить, обижается конечно.
Хочется и ему Юрке, чтобы обняли, приласкали, спросили, как он? Ведь не чужой, племянник родной, так нет же…Суровая она, Мария Поликарповна.
А ведь из всей родни у неё только Юрка и есть, и она у него, одни на всём белом свете.
С малолетства воспитывает тётка Юрку и вот всегда такая, неласковая. При этом ведь любит, любит же, Юрка чувствует,
Хотелось в детстве, конечно, прижаться, на руках посидеть, да не такая она.
Кормила, учила, одевала- обувала, воспитывала.
Юрка, он не такой, ему хочется схватить тётку, на руки, кружить по хате, расцеловать щёки её, от солнца и ветра задубевшие, но…Садится степенно Юрка за стол и ждёт еды, как в детстве.
-Чего уселся, а руки мыть кто будет?
Ну точно, словно в детство окунулся.
Едят, молчат, за столом не принято болтать, это Юрка на всю жизнь уяснил.
-Ну, насовсем, али ишшо погуляешь?
Тётка, когда хотелось съязвить, всегда переходила на такой говор, в детстве Юрка знал, пощады не жди, если тётка так заговорила, весь мозг выест, но вложит в голову бестолковую как делать нельзя.
Не знаю, думаю остаться? А что я делать буду?
-А тама чавой делал?
-Я механик хороший, тёть, — сказал примирительно.
-Ну, — говорит уже нормально тёть Маша, -неужели здесь нет для механика работы? Да для хорошего?
Ну позови, скажи, чтобы остался, просит мысленно Юрка, надоело по свету блудить неприкаянному.
Обними, скажи, что он, Юрка, единственная отрада твоя.
Молчит тётка, со стола невидимые крошки смахивает.
-Пройдусь пойду.
-Пойди.
Всё у него в жизни как -то не так, у Юрки. До пяти лет в детском доме был, как туда попал не помнит, а как тётка приехала за ним, то помнит.
Он тогда на придумывал себе, что будет у него теперь своя мамка, ох и заживут, да не так всё…Сложно.
Верит Юрка, что любит его тётка, не может не любить.
Он единственная живая душа на всём свете кто любит её, да, любит Юрка тётку…
Ноги сами привели к заветному дому.
Милка.
Её любил Юрка, да и любит до сих пор, а она…Они предатели с Пашкой, пока Юрка в армии был, они…
Предатели, Пашка друг лучший, Милка…Предатели, ненавижу.
Из-за них, из-за них уехал Юрка, предатели.
Уже уходить собрался, чего стоять -то? Когда услышал Пашкин грубый голос, он кого-то отчитывал, Милку что ли? Прошёл немного вперёд Юрка и увидел, что стоит перед Пашкой пацан, сын видимо, а тот его кроет разно, за ухо пацанёнка схватил и поволок в дом.
Сжал кулаки Пашка, зубами заскрипел, так и дал бы леща. Пацанёнок худенький, маленький, чем-то его, Юрку напомнил в детстве, беззащитный.
Постоял Юрка, покачался с пятки на носок, успокаиваясь и пошёл домой.
Вечером поужинав, сидел на крыльце, курил, смотрел на покосившийся забор, потом поддавшись чувству неведомому, взял молото и гвозди в сарайке и пошёл латать забор.
-По-хорошему, Юрка, его весь ба, разобрать, да новый сделать, столбы -то я ишшо ставил.
-Здорово, дед Саня.
-Здорова, Юрка, забор грю, нада бы па харошаму та…
-Та я понял, это так, временно хоть.
-Усё- то у вас временно у молодёжи, итить вашу за ногу, а знаешь ли ты Юрка, што нету ничаго постояннее чем временный забор, а? Ты поставил от так подпорки, быдто временно, а они так и будут, постоянно.
-С чего бы это? Завтра и займусь.
Не спится Юрке, ворочается лежит, всё вспоминает как Пашка пацану ухо выкручивает, а тот присел от боли и молчит, гад, может морду ему набить пойти? А что? Ну да, здоровше Пашка Юрки и что? Большой шкаф с большим грохотом падает.
Фу ты чёрт, не уснуть никак, так и стоят перед глазами глазёнки парнишкины.
Утром проснулся от вкусного запаха, тётка блины печёт.
Сидит Юрка, ест блины и так ему хорошо, да радостно на душе стало, что не удержался, встал и чмокнул тётку в щёку.
А та не отстранилась, как всегда, не вытерла рукавом щёку, а улыбнулась отвернувшись, но Юрка успел поймать тёткину улыбку.
Весь день в делах был Юрка, договорился, привезут столбы новые, штакетник, тётка хмурится, зачем мол, вот помру, делай что захочешь, ежели опять не сбежишь.
-Не сбегу, тёть Маша и тебе умереть не дам.
— Ну это уж точно, спокойно с тобой не умрёшь.
Копает новые ямки Юрка под пристальным взглядом деда Саньки, сам старик работать уже не может, но советов надавал, видит, пацанёнок на велике едет, маленький, пацанёнок -то, а велик большой, с рамкой.
Он изогнулся весь, под рамкой-то и едет, счастья столько, засмотрелся что -то и бац, упал, прямо возле Юрки.
Не плачет малец, Юрка помогать кинулся, поднял мальчишку, так и чуть не бросил на землю, словно себя в зеркале пятилетнего увидел.
Вот такого тётка и забрала его.
-Ушибся, — спрашивает хрипло. Пацан головой машет, глаза слёз полные. Колено до крови разбито, капает кровь эта алая на песок, а кажется Юрке, что в самое сердце попадает, прожигает там дырку.
Схватил пацана в охапку и в дом.
Тётка всё видела, уже воду налила, отмыла, обработала.
-Ну что же ты так Серёжа неаккуратно?
-Да я, бабушка Маша, на камешек налетел, — отвечает мальчишка, а у Юрки ножи сердце пронзают, острые.
— Осторожнее надо, теперь вот хромать будешь.
— Да не, на мне всё как на собаке заживает, я же ущербный.
-С чего бы? — хрипло спрашивает Юрка, — какой же ты ущербный, ты вон какой живой, весёлый…
-Отец так говорит и бабушка Аня, мать его.
Резануло по уху это взрослое слово, отец, разве не должны маленькие мальчишки называть родителя папой, папкой? Может принято у них так, подумал…А может…
Уже уехал мальчишка на своём большом велике, а Юрка всё отойти не может, он вдруг вспомнил…
Юрка вспомнил, где он жил до детского дома и с кем, и как…
Никогда не вспоминал, а тут вдруг вспомнил.
Но он с этим потом разберётся, а пока…
-Тёть Маша, мой пацан?
-А я знаю? — помолчала, — от людей не скроешь, был бы родной, стал бы Пашка издеваться?
-А Милка чего молчит? Родное дитя же.
-Поди у ней спроси, фырчит на всех, словно кошка драная, ещё двоих Пашке родила, так тех в .опу целуют, а этого…Куда ты?
-К ним.
-Не ходи, не ходи, Юрочка, сынок, не ходи…Покалечит он тебя и пацану достанется.
Юрка так и сел.
Юрочка, сынок…Это точно тётка?
-Сядь, скажу чего… прости меня, Юра… я любила тебя, да не понимала этого, в возрасте Серёжиным ты был, чуть помладше, когда я тебя увидала…Ты Юра не племянник мне…
-А кто?
-Никто, по крови никто, а по документам я тебе матерью числюсь, я же тебя усыновила. Знал бы ты чего мне это стоило.
Думала никогда не смогу тебя полюбить, а как уехал ты тогда, обиженный на весь мир и на Милку с Пашкою, так и поняла как дорог ты мне, сынок, как люблю тебя.
Жила только от весточки до весточки от тебя.
Эх, дура я, дура.
Бог мне дал шанс, а я его упустила, своих детей я не могла иметь, так тебя мне послал на старости лет, а я.…От то, не стой того Пашки, злость обиду, ревность свою, на дитё вымещала, на тебя, Юрочка.
Прости уж ты меня.
Поздно, я знаю, да что поделаешь…
Мы с Петром Иванычем, отцом твоим родным, с детства вместе, холод, голод, всё пережили. В одном детском доме были, поле бомбёжки нас собрали всех детей и вывезли, так и шли по жизни.
Всё у нас хорошо было, да только бог детей не давал.
Смирились и жили себе, да только перед самым уходом, заболел сильно Петя, не вылечили его, так вот и рассказал он мне тайну свою великую, что в командировке связался с одной…
Сына она родила, Юрочку.
Ничего не просил, я сама поехала, убедиться хотела, что это не так.
Да как увидела, так и обомлела, вылитый Петя, папка твой, ты сынок.
Мать твоя пьяная, мужики какие-то, обижают тебя.
Ты ручонками в меня вцепился, и спрашиваешь, когда я ещё приеду.
Я неделю ревела, неделю думала, а потом решила.
Это я всех на уши подняла, чтобы лишили Зинку, мать твою, прав родительских на тебя, а потом чтобы мне отдали.
Всё боялась, что не дадут, Пети уже не было.
Доказывала, что Петя твой отец, даже письмо подделала, будто Петя просит тебя забрать.
Везде люди сидят, не у всех человеческое отмерло, помогли…
Привезла тебя, а что делать не знаю…
Думала не полюблю никогда, решила одевать, обувать, растить, воспитывать, в память о Петруше, хоть он и предатель оказался, папка- то твой.
Вот так.
Вот так, Юрочка, это я лишила тебя родной матери.
-Ты моя мать, ясно. И любишь ты меня всегда, и любила.
Ты мама моя, поняла.
А Серёжку мы заберём.
-А как сыночек?
-У тебя опыт есть, а я слышал в Москве такой анализ делают, можно доказать, что это мой сын.
-Дорого стоит?
-Найдём на это дело.
Анализ делать не пришлось, и Милка, и Пашка, с радостью прошли процедуру в суде и отдали Серёжку родному папке.
Права тётка оказалась, везде люди сидят.
Милке даже плевать было что осудили её все, да и правда, что люди? посудачили и забыли.
А родные люди воссоединились.
Идёт Юрка по городку, радостный, сына в первый раз в школу ведёт, тот на одной ноге скачет, не может радости скрыть, с папкой любимым за руку идёт, а бабушка Маша какая хорошая, самая лучшая на свете.
Папкавелосипед купил, «Школьник» называется.
И Серёжа теперь школьник.
Мама? А он её видит, в гости ходит, там же братья, да и отец говорит, чтобы приходил.
Вот так у Серёжи, отец есть и папа, папочка.
Мишка, друг Серёжин, говорит, что мамка с отцом предатели, Серёжа так не считает, просто они временно растили Серёжу, пока папка на заработках был.
А ещё у Серёжи такая учительница хорошая, вот бы она папке женой стала, а ему бы мамой, Наталья Сергеевна.
***
-Сынок, подожди меня немного, я сегодня пораньше домой, вместе пойдём.
-Хорошо, мама, — говорит Серёжа и садится на скамеечку, ждать свою маму, Наталью Сергеевну.
И это не сон, и не мечта.
Папа с мамой поженились, два года назад.
Теперь у Серёжи два комплекта родителей и бабушка Маша, а скоро братик или сестричка будет.
Он, Серёжа, счастлив.
