Максим вышел из автобуса и осмотрелся. Белый снег ослеплял. «Иди вдоль улицы, от дома из красного кирпича сверни направо и увидишь церквушку. Неприметная, но не пройдёшь мимо. Там икона чудотворная. Помолись ей, поможет», — вспомнил он наказ соседки и издалека увидел красный кирпичный дом. Торопился, а ноги разъезжались в мокром подтаявшем снегу.
Максим не верил в Бога, как большинство молодых мужчин. Пока жена не заболела. Операция, уколы, от которых ей только хуже становилось, облегчения не принесли. Два месяца, как не встаёт с постели. Похудела, ослабла. Сначала до туалета по стеночке всё же ходила. А потом сам стал относить её на руках.
Уходил на работу, надевал памперс на жену. Анна Матвеевна, соседка, присматривала за ней, заходила покормить. Только почти не ела Оксана. Вечером возвращался с работы, менял памперс, обмывал. Жена сначала смущалась, пыталась сама всё сделать. Потом просто закрывала глаза.
А какая была красавица. Друзья завидовали ему. Да он и сам не верил своему счастью. После рождения Коленьки Оксана стала быстро уставать, часто ложилась отдохнуть. Он поначалу раздражался. Столько дел по дому, ребенок маленький, а она лежит. Только стал замечать, что бледная ходит, подурнела, словно потухла. Заставил сходить с больницу. И как гром прозвучал страшный диагноз. Оксана не поверила. «Ошиблись врачи, здоровая я, молодая, просто беременность и роды много сил отняли». Но становилось всё хуже.
Коленька рано в сад стал ходить. У Оксаны сил не было управляться с ребёнком, а Максиму нужно работать.
Кто-то из сослуживцев спросил, если бы знал наперёд, что заб0леет красавица жена, женился бы? Он задумался. Любил так, что дышать без неё не мог. Мать не одобрила невесту, когда привёз знакомиться. Говорила, что намучается с такой красавицей, выбрал бы кого попроще.
Только другой не надо ему. Если бы кто сказал, разве поверил бы он? Потому и ответил, что женился бы всё равно. Хорошо, что не можем знать заранее, что ждёт нас. Иначе не жизнь была бы, а ожидание в страхе будущих испытаний.
— Другой бы ушёл давно, а ты ухаживаешь, — говорили женщины на работе.
— Если бы со мной что случилось, она не бросила бы меня. Поправится, нам ребёнка растить надо, – говорил Максим и сам верил в это.
Но с каждым днём надежда на выздоровление таяла.
Анна Матвеевна и рассказала про икону в храме. Когда жена уходит в иной мир, чему угодно поверишь. Только на чудо и осталось надеяться.
Скорее не из веры, а из чувства самоуспокоения, что все сделал, все средства испробовал для спасения жены, пошёл в храм. Всю дорогу повторял про себя:
— Помоги, не оставь Коленьку без матери. Мне одному с ним не управиться.
Почему никто не научил его молиться, верит в Бога? Мать принципиальная очень, сильная, такой Бог не нужен. Она работает, Коленьку взять сразу отказалась, да и не отдал бы он. Надеялся, что ради сына Оксана поправится.
Мамы Оксаны не стало рано от сердечной недостаточности. Отец быстро женился снова. Ему нет дела до дочери, не общаются. Неоткуда помощи ждать. Лекарства, травы, заговоры – всё испробовали. Разъезжаются ноги на мокром снегу по дороге к последней надежде, к иконе чудотворной. И так хочется верить в чудо. Что вернётся он домой, а Оксана сидит на кровати, улыбается и просит поесть…
Жарко. Рванул ворот куртки, сорвал шарф с шеи. Вот и церквушка стоит. В крупных храмах двери не закрываются, народ туда-сюда ходит. На ступеньках две-три старушки сидят с тарелочками у ног, милостыню просят. А тут никого, только несколько следочков на снегу у двери.
Потянул на себя ручку и попал в полутёмный притвор. Прошёл дальше. «Какая из них чудотворная?» Спросить некого. Огляделся. Вон у той, за стеклом на нитке золотые украшения висят. Наверное, она. Подошёл ближе. Грустные глаза Богородицы глядят прямо в душу.
— Молодой человек, может, помочь чем? – Оглянулся и увидел худенькую маленькую старушку.
— Сказали, здесь икона чудотворна есть. – Смущённо теребит шарф с шапкой в руках.
— Пойдём, покажу. – Старушка засеменила к противоположной стене.
— Я думал, что эта. – Максим идёт, оглядывается.
— Болеет кто, если икону ищешь? – Старушка мельком взглянула на него, остановилась.
— Да, жена. – Вздохнул Максим.
— Горе-то, какое. – Старушка перекрестилась. — А звать-то её как? Помолюсь тоже.
— Оксана.
— Ксения, значит. Вот она. – Старушка показала на маленькую, тусклую и неприметную икону, похожую на ту, с золотыми украшениями на верёвочке.
— Не смотри, что мала. В революцию храмы разрушали, иконы сжигали, её не тронули, не бросилась в глаза, не заметили, или посчитали слишком маленькой. В войну во время бомбёжек все дома вокруг разбомбило, а в церквушку ни один снаряд не попал. Многие приходили, плакали, просили помощи у неё.
— И помогала? – спросил с недоверием Максим.
Постоял перед иконой, собрался с мыслями. Слова рвались наружу, путались. Он торопился, боялся не сказать что-то важное. Получалось сумбурно и непонятно. Чем дольше смотрел на богородицу, тем глаза её становились темнее и грустнее. «Прости, не умею ни молиться, ни креститься. Только не забирай жену».
Последний раз взглянул на Богородицу с младенцем Христом на руках, развернулся и вышел на улицу. Постоял, прислушиваясь к себе, глядя на голубоватый снег в сумраке.
Домой спешил, через две ступеньки по лестнице поднимался. Замер перед открытой дверью квартиры.
— Анна Матвеевна, Коленька — это я! Почему дверь открыта? – крикнул с порога.
— Папа! – Сын бросился к нему, уткнулся в ноги.
Максим медленно вошёл в комнату и всё понял.
— Не успел. – Дышать стало нечем, грудь сдавило железным обручем.
«Куда бежать? Что делать? — Растерянно оглядывался по сторонам. — Не надо было уходить. Последние минуты с ней провёл бы, простился бы лучше. Не услышал Он меня. Да и есть ли Он?»
— Я тебя ждала, не вызывала врача засвидетельствовать смерть, – Анна Матвеевна сокрушённо покачала головой.
И неслышно зашевелила одними губами. «Не сказала Коленьке, что уме»рла мама».
Увела мальчика к себе. А Максим сел возле кровати, взял ещё тёплую руку жены и понял, что заплакать не получается. Слёзы пропали. А внутри – замерло, заледенело всё.
Время летело, подобно ветру. Казалось, только что в слезах, на трясущихся ногах провожал гроб с Оксаной на клад»бище, а уже два года пролетели.
Сначала пить начал, но внутри тоска не унималась, ещё хуже стало от чувства вины. «Бросил сына чужим людям, вместо того, чтобы опорой ему стать. Слабак». Словно ткнул его кто в спину, заныло сердце, не помнит, как до дома добрался, но больше не пил.
Коленька, хоть и маленький, вопросов не задавал. Может, и сказал ему кто про маму, а может, и сам понял.
— День, сегодня, какой! Идём на санках кататься. – Предложил сыну Максим
— Пойдём. — Коленька не запрыгал от радости, только согласно кивнул.
Сердце Максима зашлось от жалости.
Забрались высоко, на самую крутую гору в парке. Максим взял на руки Коленьку, сам сел на санки. От яркой белизны снега не видно конца пути, словно не вниз поедут, а вверх, к снежным вершинам.
— Раз, два, три-и-и-и! – командует Максим, отталкивается, и летят они с сыном вниз, только от ветра глаза слезятся.
Вдруг видит, внизу, прямо на их пути девушка стоит. Закричать – не успеет отойти. И только подумал, как санки наткнулись на что-то и перевернулись. Лежит Максим на снегу, прижав Коленьку к груди, а напротив – милое лицо и большие серые глаза с поволокой, как у Оксаны. Чуть не закричал. Хорошо, что дар речи от красоты потерял.
Поставил сына ноги, сам встал и руку девушке протянул. Легко поднял её, словно пушинку. Отряхнули снег, смеясь.
— Простите, задумалась. Солнце слепит в глаза, не видела вас. – От голоса её мурашки по спине пробежали у Максима.
Смотрит, глаз оторвать не может. Она смущается. Познакомились. И имя у неё необыкновенное – Надежда.
А осенью расписались. Спустя время вспомнил, что встретились они в день смерти Оксаны. А ведь тогда корил небо, что забрало жену. Теперь вот, подарило Надежду. Стыдно стало за свои злые слова, за неверие. Простит ли Господь?
А вы как думаете?
