Максим вышел из офиса и почувствовал страшную усталость. Что-то у них не клеилось в отделе, все нервничали и работу не закончили до конца этой недели, как собирались. Пришлось отложить на понедельник.
А сейчас нужно обо всем забыть, укрыться где-нибудь в тихом уютном уголке и отдохнуть. Решение он принял сразу. Позвонил жене, сел в машину и, не заезжая домой, направился прямо к трассе, ведущей из города в его родную деревню. К маме.
Ноябрьский вечер, стемнело рано, дорога мокрая от дождя. А он всю ночь плохо спал из-за неполадок на работе. Глаза начали слипаться.
«Нет, это не дело. Съеду-ка я на обочину, отдохну чуток», — подумал Максим и при первом удобном съезде так и сделал. Еще раз глянул на дорогу, которая бежала вдаль и вела к его старенькой маме.
Вспомнилась ее теплая улыбка, родной до боли взгляд, нежные руки. Сколько же они не виделись? Месяц, полтора? Сын, называется. А она всегда ждет его, радуется, бежит навстречу, счастливая такая:
— Сыночек, Максимушка, приехал!
И ведет в дом. А там тепло, чисто, уютно. Вот уже закипает самовар, электрический по нонешним временам. На столе угощение, пахнет мятой, мелиссой и еще чем-то родным, несравнимым с городскими ароматами из дорогих супермаркетов.
Мама… Откуда в ней эта энергия, это тепло, это счастье? Старенькая, одинокая, давно потерявшая мужа, а потом и сына. Как уехал в город на учебу, так и не вернулся больше. Все наездами, да летом иногда, как на дачу с женой и сыном.
Глаза закрыты, легкий сон окутал Максима будто нежной паутиной. А память не дремлет и ведет его по закоулкам прошлого.
Вот он маленький еще, лет восемь-девять. Таскает воду в баньку ведрами из колодца. Сегодня его батя будет веничком хлестать и приговаривать:
— Это за двойку по арифметике, это за то, что с урока пения сбежал, это за то, что маму не послушался, в лес удрал…
И так все его грехи за неделю припомнит, и хлещет с душой, но как приятно! А потом домой идут, там мама уже пирог с малиной испекла, чай пьют.
Потом погладит его по голове и в постель уложит, а сама рядом сидит:
— Спи, соколик, отдыхай. Намаялся за неделю-то.
А вот он уже подрос. Батя на работе в поле, а мама просит дрова сложить в сарае.
— Некогда, мам! – отвечает Максим. – Я другу обещал… велик посмотреть.
И убегает к Нинке Соловьевой. У нее дома никого. Они сначала книжку рассматривают, огромную такую, «Галерея Уффици» называется, там картины художников старинные. А потом он вдруг целует Нину в щеку, она книгу в сторону и обнимает его. Сладко так. От нее ягодами пахнет. Потом домой бежит, ног не чуя.
А вот он повзрослел совсем, лежит на кровати к стенке лицом, подушка мокрая от слез. Мама подходит, по голове гладит, а он ворчит:
— Оставь меня в покое! Все вы женщины одним миром мазаны.
Это когда Нинка замуж вышла за его дружка. И девушку потерял, и друга.
— Все хорошо будет, Максимушка, — тихо так говорит мама. – Встретишь еще свою любовь…
А он вскакивает и убегает. Сначала в магазин за бутылкой, а потом один в лес, на озеро. На их любимое с Ниной место. Там и проспал всю ночь.
А на рассвете мама его разбудила. Плачет, всю ночь глаз не сомкнула, полночи искала, по деревне бегала. Потом Нина посоветовала на озеро сходить. И вот нашла.
Привела домой, накормила, напоила и уложила в кровать, как маленького.
— Поспи, Максимушка. Обойдется все, сыночек…
А вот он уже взрослый, женатый, отец семейства. Приехал с двумя сумками продуктов.
— Куда столько, сынок? – спрашивает мама, всплеснув руками.
— А как сама мне в общагу по три сумки возила, помнишь? – смеется он и выгружает на стол банки, пакеты, коробки.
Мамин чай любимый, пастила, и сыр, и колбаса. А холодильник маленький у нее. Еле-еле распихали все по полкам.
— Ну как Галочка, как внучок мой? Хоть бы привез его, Максим. Скучаю я. Подрос наверное?
— Растет. Хулиган стал. Привезу следующий раз, — говорит Максим и выходит на крыльцо.
Воздух родной деревенский, хоть ножом режь, густой, настоянный на цветах и травах. И все-то у нее ухожено, цветы цветут с ранней весны до поздней осени, сменяя друг друга.
Медовым запахом веет от белых флоксов. Радуют глаз розоватые цветочки турецкой гвоздики, и маленькими солнышками ромашки вокруг. Так спокойно, так хорошо! Все проблемы отступают, и усталость уходит, кажется, навсегда.
— Ты когда успеваешь за огородом-то смотреть, мам? – спрашивает Максим.
— Соседка Зина помогает. Мы с ней на пару и за цветами, и за ягодами смотрим. Варенья с собой дам, крыжовник у меня уродился в этом году такой крупный, не поверишь!
Дальше память метнулась в его зимний приезд. Печка горячая, протоплена хорошо. В доме тепло так, что он в одной футболке за столом сидит, а мама у печи хлопочет.
— Сейчас, Максимушка, вот пирожок поспел. Потерпи чуток.
— А печка-то не дымит, мам? – спрашивает он.
— Да было дело. Захара пришлось звать. Он прочистил дымоход, трещинки глиной замазал. А мы с Зиной побелили. Теперь как новая, — радостно сообщает мама.
— Ну, а мне-то почему не сказала? – расстроился Максим. – Приехал бы, все сделал не хуже Захара.
— Да что ты, сынок! Ты вон занятой какой, семья у тебя, работа. А Захару лишняя копейка не помешает. У них картошка своя уродилась, они мне полмешка отдали, почти на всю зиму хватило. А еще Матрена целый трехлитровый бидончик земляники принесла. Я варенья наварила, заберешь Галочке и Ромке. Как он, вырос? Уж в пятом классе ведь, да?
— В шестом, мам. Приедем на Новый год, точнее, после, числа третьего. Новый год-то с друзьями встречаем, а потом сразу к тебе.
— Ну и добро. Ждать буду, — говорит мама и незаметно так утирает слезу краешком платка.
«От радости, наверное, всплакнула, что внук любимый приедет», — думает Максим.
И вдруг картина меняется, Максим видит маму, лежащую на кровати, веки прикрыты, лицо бледное, из-под платочка седая прядь на подушке.
А рядом соседка Зина, дядя Захар и тетка Матрена. Стоят рядышком и головами качают.
— Ох, дождалась бы сына-то, горемычная, — говорит одна из женщин.
— А ну, не каркать, — прикрикивает на них дядька Захар. – Раскудахтались. В дороге он. Не ближний свет от города-то добираться!
— А мог бы почаще приезжать, а не два-три раза на год. Сын всеж-таки. Она истоскуется вся, бывало. А он приедет, ему и виду не подаст.
Кольнуло в сердце у Максима. И тут резкий гудок, яркая вспышка встречных фар, огромная фура пронеслась мимо, и он подскочил на своем сидении, будто обожгло его чем! Что это было, сон или явь?
— Мама, мамочка, родная моя! – прошептал он и выехал на трассу. – Прости за все, дурака. Я тут, я еду!
Мчится на полной скорости и думает:
«Все в моей жизни хорошо, все ладится благодаря тебе и твоим молитвам. Знаю, что ждешь всегда, всю жизнь ждешь меня, нерадивого сына».
***
Вот и дома на пригорке показались, родная деревня, вон в конце улицы забор маминого дома. Остановился, выбежал. В палисаднике в высокой траве еще цветы проглядывают, освещенные мягким светом из окна. Пьянящий запах детства, беззаботного счастья, аромат материнской любви.
— Мама! – зачем-то кричит Максим, торопясь отрывая калитку. Руки дрожат, не слушаются.
И вдруг скрипит дверь, а на крыльце она, мамочка его. Живая, здоровенькая, улыбается, идет навстречу по деревянным мосткам прямо к калитке.
Он обнимает ее, прижимает к себе такую хрупкую, такую родную. Слезы катятся из глаз.
— Максимка, сыночек! А я ждала тебя, сердце подсказало, что ты приедешь в эти выходные. Ты один?
Мама приподнялась на цыпочки и посмотрела ему через плечо.
— Один, прямо с работы.
Так в обнимку они и зашли в дом, в тепло материнского уюта, в уголок любви и счастья, который не заменит ни одно место на земле. Только бы мама была всегда, а он будет приезжать часто, да хоть каждую неделю. Это Максим не просто понял, он это нутром ощутил.
Мама! Милое, святое,
Замечательное слово!
Освящённое любовью
Чудо-сердце золотое!
Мама! Нежная, родная,
Ты – единственное чудо,
Нет другой такой, я знаю,
Да и взяться ей – откуда?
У тебя, моя родная,
Обо мне всегда забота,
Если рядом ты – я знаю, —
Все печали мимолётны!
