— Проснись! Пора, Аня, просыпайся! Я, между прочим, хочу есть!..
Кошка, толкнув дверь в Анину комнату, зашла внутрь, аккуратно ступая мягкими, в белых носочках лапами, села на коврик напротив кровати и стала молча смотреть на спящую хозяйку.
Аня даже не пошевелилась. Ну конечно, вчера к ней приходила та женщина, Валерия. Они сидели на кухне, Анюта извинялась, что у нее опять нет еды, гостья поджимала губы и говорила, что у Аньки всегда так – что в работе, что в жизни один сплошной бардак.
— Ты даже в своей квартире порядок не можешь соблюдать! — презрительно говорила та, которую Аня называла Лерой. — Моя бы воля, я бы тебя давно отсюда выперла, раз живешь, как на помойке!
— Лерка, перестань! Бабушка оставила эту квартиру мне, значит, я тут хозяйка. Даже не мечтай что–то отсудить! Завещание есть, там черным по белому…
— Брось! На старости лет бабушка была просто очарована тобой, ты же у нас девочка–припевочка, всегда сюсюкала, все прихоти ее исполняла, старалась, видно, за квартирку! Ну, как ты это сделала, а? Уговорила, пригрозила, умаслила? Она же завещание написала за неделю до смерти, и, надо же, всё досталось тебе…
— Она чувствовала, что уйдет. Я ей ничего не говорила. Лера, тебе мало своей квартиры? Вы с мужем живете в большой, просторной трешке, что тебе еще надо?!
— Мне нужна эта. Я старшая, мне и забирать лакомые кусочки. Ну хочешь, я тебе денег дам, а? Сколько ты хочешь?
— Нисколько. Лер, или пей чай, или уходи. Сил нет с тобой ссориться!
— Так разве мы ссоримся? А я знаю, почему баба Ира тебе квартиру завещала.
— Почему? — Аня села напротив сестры, покрутила в руках конфету, положила ее обратно в вазочку.
— Да потому что она понимала, что большей бездарности и посредственности на свете нет. Ты бы сама никогда ничего не добилась, вот и оставили тебе крышу над головой, чтобы по улицам не слонялась. Знаешь, баба Ира всегда хвалила меня за ум, а тебя… Тебя за косички, фартучки… В общем, как юродивую, чтобы не обижалась. Ну, подлинность завещания я еще поставлю под вопрос, а ты ищи себе съемное жилье. Только вот с кошкой кто ж тебя возьмет, да еще с такой бестолковой?!
Лера скривилась, кивнув в сторону комнаты, где сидела запертая Шанти. Лера всегда приказывала еще и закрывать дверь на кухню, чтобы кошка не топтала своими грязными лапами по столу. Но Шанти так уже давно не делает! Котёнком она, конечно, запрыгивала на стул, вытягивалась, нюхая калейдоскоп ароматов, доносившийся из тарелок, потом, улучив момент, отталкивалась задними лапами и, оказавшись на столе, утаскивала особенно понравившийся кусочек. Ей нравилось, как взвизгивает от такой вольности хозяйка, нравилось бегать от Ани по всей квартире, поскальзываясь на паркете и заваливаясь набок, не вписавшись в поворот. Начиналась веселая возня, Анюта ползала на коленках за Шанти, та игриво припадала на лапки, мотала головой и дергала хвостиком. Если бы она была собакой, то оглушительно тявкала бы, но кошки все делают тихо – тихо любят, тихо ненавидят, тихо, замурчательно радуются… Уходят тоже тихо…
Мать Шанти умерла, едва котятам исполнилось четыре месяца. Шанти помнила, как она тихонько дотронулась до детей лапой, потом встала и ушла в другую комнату, оставив дремавших ребятишек одних. А утром ее уже не стало… Тихо… Тогда стало совсем тихо. Рядом не стучало сильное, уверенное сердце. Замолчал весь мир, только собратья Шанти пищали, ища мать. Но она не придет… Этот мир больше не для неё…
Хозяева еще подержали у себя детенышей, потом стали раздавать. Шанти никто не брал, уж очень она была «неинтересная». Именно так про нее сказали приехавшие выбирать котенка мужчина с женщиной.
— Нет, эту пристроить не получится, наверное, — покачали они головами. — Окрас, глаза – всё обычное, совсем дворовое.
Хозяйка согласно кивала.
— И что же вы с ней будете делать? — просили гости, тиская на руках угольно–черного брата Шанти.
— Ну, подожду немного, потом отдам в приют, — пожала плечами женщина…
А через месяц муж хозяйки сказал, что не намерен больше ждать, и Шанти отправилась на улицу. Не в приют, не в «добрые руки», а в промозглый, дождливый октябрь. Она помнила, как брезгливо он бросил ее на тротуар, как потом захлопнул дверь, даже не обернувшись…
Тогда Шанти возненавидела мужчин. Она не чувствовала, что в них живет такая же любовь, как в женщинах, она боялась их, они предатели, они делают больно и уходят, оставив тебя одну.
… Промыкавшись весь день во дворе и продрогнув до косточек, Шанти спряталась под машину, свернулась комочком и уснула. Ей снилась мать, вылизывающая мягкие, пуховые шерстки, ее урчание и теплое молоко, приятно утяжеляющее животик.
Но тут в сон ворвался какой–то резкий звук. У автомобиля, где пряталась брошенка, лаяла собака. Она рвалась с поводка, рычала и ныряла мордой под машину, силясь уцепить зубами лежащий там комок.
Шанти припустилась бежать, а пёс еще долго брехал ей вслед, прогоняя из этой жизни.
Шанти бежала так быстро, что обратной дороги не нашла. Она хотела вернуться к подъезду, где живет хозяйка, подождать ее у двери, вдруг она все же вернется за своим маленьким, «неинтересным» котенком… Но все дворы, дома и улицы были похожи друг на друга, мокры, покрыты опавшими листьями и наполнены запахом бензина.
Кошка забилась в какую–то нору у входа в подвал, притихла.
Ее нашла дворничиха, принесла к себе в каморку, вытерла тряпками, накормила, а потом, увидев в окошко, как к подъезду идет Аня, велела котенку ждать и вышла навстречу девушке.
— Анют! Подойди! — замахала дворничиха рукой.
— Теть Поль, я помню про вашу Катеньку. Пока нет времени, но на следующей неделе обязательно! — быстро заговорила Аня, поправив ремень фотоаппарата, то и дело сползающий с плеча.
Полина Федоровна, подрабатывающая на пенсии дворником, как–то попросила Аню сфотографировать ее внучку, Катьку, хотела сделать портрет и повесить на стену в рамочке. Аня была совершенно не против, Катюша девочка покладистая, проблем не будет, но вот со временем беда!..
— Да Бог с ним, с фотоаппаратом твоим! Надо ждать, так подожду. Тут другой вопрос. Котенка я нашла, под трубой сидел, в выщерблине. Жалко… Я взять не могу, чешусь вся от этих кошек. Может, ты заберешь, а? Ведь одна живешь, квартира у тебя большая, так не помешает же тварь божья, без приюта осталась, а видно, что умненькая!
Про великий ум Шанти тётя Поля тогда сказала наугад. Ничего было не видно по этой грязной, со слипшимися усиками мордочке, абсолютно ничего – ни ума, ни того, что, полюбив однажды, Шанти на всю жизнь выберет себе хозяйку и уже не отпустит от себя никогда.
Аня помялась, с сомнением покачав головой. Животных у нее никогда не было, она не знала, как с ними быть. В детстве родители не разрешали кого–то заводить, хотя очень хотелось, как у других детей – то кошку, то собаку, то черепаху… А когда Аня выросла и стала наследницей бабушкиной двухкомнатной квартиры, на животных как–то и не хватало времени. Если только рыбок… Им–то что – плавают себе, корм только подсыпай, а другие заботу и ласку требуют, они, эти коты и псы, уже члены семьи, с ними надо считаться…
— Зайди, хоть погляди на неё! Забавная такая, носочки на лапках будто надеты, беленькие, мягонькие. А худющая, плакать хочется. Пойдём, покажу!
Аня вместе с Полиной Федоровной спустилась в подвальчик.
— Голову пригибай, видишь, трубы тут, жахнешься! — предупредила дворничиха.
Аня послушно скрючилась, но тогда фотоаппарат бил по ногам, пришлось поддерживать его рукой.
— Ну вот, полюбуйся! — Полина Фёдоровна распахнула дверь и показала на стол, где в одеяльце спала Шанти. — Бери, девка, кошка – она как лекарь от всего – хошь, голова, хошь, ноги, хошь, сердце – все лечит!
Аня, присев, рассматривала котенка, протянула руку, дотронулась до трепещущего бочка, отдернула ладошку, испугавшись своей дерзости. Тут малышка вытянула лапы, выгнулась и, зевнув, открыла глаза. На миг встретившись глазами с Аней, она теперь знала, кого в этой странной, холодной жизни полюбит…
Аня совершенно не умела воспитывать кошек. Шанти не драла обои, двери, не рвала коготками шторы, умела справлять дела в нужное место, но вот со столами была беда.
Кошка совершенно не стеснялась запрыгивать на них. Так делала ее мать, и мать матери, и многие поколения задолго до Шанти… И теперь животинка злилась, если Аня, ругаясь, стаскивала питомицу вниз. Не помогали уговоры, крики, строгие взгляды.
Дело решил случай. Аня только–только сварила борщ, ждала в гости сестру Валерию и, услышав, что та вошла в квартиру, разлила суп по тарелкам.
Пока сестры обсуждали что–то в прихожей, Шанти стало невероятно интересно, чем же таким странным, кисловато–пряным, лавровым пахнет из тарелок. Она привычным движением вскочила на стул, вытянула шею, едва доставая мордочкой до стекла столешницы, а потом прыгнула вверх и вперед. Свекольно–красная жидкость обдала шерсть обжигающими каплями, стало больно нос и лапы. Тарелка со звоном упала на пол и рассыпалась на сотню мелких стеклянных осколков. Аня влетела на кухню, отталкивая идущую по коридорчику сестру, схватила Шанти и потащила ее в ванную.
— Что ты делаешь, блаженная?! Оставь ее, кошки сами вылизывают свои раны! Подумаешь, искупалась в борще! Убери–ка лучше тут всё, я не могу долго ждать! Да и потом, Аня, бабушкин паркет!.. Ты скоро всю квартиру изничтожишь!
— Лера, я не могу. Тряпка под раковиной, швабра в углу. Убери! Шанти обожглась, ей больно, ты не видишь?!
— Но она сама виновата, — покачала головой Лера. — Я тебе говорила, что до добра все это не доведёт. Не отучила сразу её прыгать на стол, так теперь и пойдёт!
Но Аня не слушала, дуя на обожжённый нос питомицы и осторожно вымывая из шерстки остатки борща…
Валерия, потоптавшись на пороге залитой супом кухни, собралась и ушла. А Шанти потом еще долго нежилась с Аней на диване, укутанная пледом и совсем разомлевшая от хозяйкиных прикосновений…
С тех пор Лера велела запирать кошку в комнате, пока она в гостях. Шанти молча терпела это унижение. Она знала, что, как только Лерка уйдет, Анюта выпустит ее, затискает, загладит до умопомрачения.
А на стол кошка больше не прыгала. Урок пошёл впрок…
… И вот эта Лера опять приходила вчера, они с Аней поругались, кричали друг на друга, вспоминали какую–то другую женщину. Шанти пару раз видела ее в гостиной. Она, совсем старенькая, стояла у окошка, а когда видела, что Аня идет по тротуару домой, пропадала, растворялась в вечернем сумраке. Шанти не приближалась к незнакомке. Она понимала, что это опасно. Содружество миров – сиюминутного и вечного, — невозможно. Они могут существовать параллельно, но вмешательство одно в другое грозит стать катастрофой…
Валерия вчера ушла со скандалом.
В финале своего красочного монолога она вспомнила, что Аня ей не родная сестра, а матери – только приёмная дочь.
— Знаешь, зачем она тебя взяла?
— Мама любила меня, — тихо сказала Аня. О своем усыновлении она знала, не считала это проблемой, но Валерию всегда раздражала, отнимая, видимо, любовь, которая должна была вся принадлежать единственной родной дочери.
— Мама любила мою настоящую сестру, ту, что умерла в роддоме. А ей подсунули тебя, выкрутились… Как хорошо! Но ты чужая. И я тебя за это ненавижу! Ты у нас, Анька, как твоя кошка, – с улицы подобранная. Туда и уйдёшь!
Аня закусила губу, вздохнула, запахнулась посильнее в накинутый платок и, развернувшись, ушла на кухню. Там она гремела посудой, что–то разбила, всхлипнула, вспомнила, что Шанти заперта в комнате, побежала вызволять ее из плена… а Валерия ушла, хлопнув дверью…
Кошка смотрела, как ее хозяйка бокал за бокалом вливает в себя противную красную жидкость. Ее Шанти никогда не пробовала, но по запаху могла сказать, что ничего хорошего от такого не жди… И правда – страшные, темные сны, головная боль и такое странное, пустое чувство в душе хозяйки заставили кошку активнее проявлять свой протест против голода.
— Ну же, давай! Пора завтракать! — молча сказала питомица, терпеливо сидя рядом. Потом потерлась о Анину руку. Девушка поморщилась. Ей снилось что–то плохое, кошка это чувствовала. Шанти тоже иногда видела такие сны, тревожные, мрачные, черные, после них просыпаешься измотанная и печальная…
— Подожди, еще чуть–чуть! — прошептала Аня и отвернулась.
— Я не могу, ты же знаешь! — ответила кошка, усевшись на свое любимое место, на коврик, и буравя хозяйку глазами. — Я есть хочу! Вставай, или я разорву пакет с кормом!
Она однажды так уже сделала. Аня задержалась до утра на какой–то вечеринке, фотографировала друзей, пришла уже около девяти, опоздав на кормёжку своей питомицы. Шанти же ела строго в шесть утра и шесть вечера. Это было незыблемое правило, железобетонное, так велел врач, осматривающий Шанти на первом приёме.
— Вы сами за ней понаблюдайте, у каждой кошки свой режим, она сама вам подскажет, — сказал тогда ветеринар.
Аня наблюдала все выходные и пришла к выводу, что Шанти, в отличие от нее, «жаворонок» – вскочить пораньше, погонять по полу мячик, прыгать до одури в гостиной, ловя солнечных зайчиков, а потом ровно в шесть подкрепиться. Шанти вставала у миски и жалобно мяукала, призывая хозяйку…
Аня с трудом продирала глаза в столь ранний час, шлепала босиком на кухню, вынимала из шкафчика пакет с кормом, аккуратно отмеряла нужную порцию и ставила мисочку на пол.
Шанти быстро съедала всё до крошки, а если Аня ошибалась хоть на грамм, недовольно мяукала.
А в то утро Аня пропустила момент кормления, Шанти сама решила этот вопрос. Нажав на дверцу шкафчика лапой, она отскочила, увидев, как открывается панелька, залезла носом внутрь, нашла то, что нужно, и, недолго думая, зацепила пакет зубами. Тот порвался, рассыпался. Шанти от жадности съела слишком много. Когда Аня пришла домой, кошка едва волочила раздобревшее пузо по полу и вяло мяукала. Анька потащила ее к ветеринару, тот отругал обеих за рассеянность. Шанти тогда чуть не шлепнула его лапой! Позволить себе кричать на Аню было верхом безумства и наглости! Но сил осадить обидчика просто не было, пришлось терпеть…
— Я рассыплю корм по всей кухне, Аня, как в тот раз. Бабушкин паркет пострадает, будь уверена! — сосредоточенно думала Шанти, дергая кончиком хвоста.
— Ладно, иду, иду я, не возмущайся! — простонала Аня, села, накинула халат, потерла лицо и пошла насыпать корм…
Приняв душ, Аня опять улеглась на кровать, отвернулась к стене, потом, отыскав на тумбочке телефон, выключила его и снова погрузилась в мрачный мир собственных переживаний.
Она приёмная, приблудная, чужая. Она ни на каплю не состоит из той же материи, что и Лера, родители… А бабушка, забыв про родную внучку, вдруг завещала квартиру ей, Ане.
Анютка, пока баба Ира была жива, часто бывала у нее, любила сидеть в большом кресле, прячущимся под клетчатой накидкой, листать старые книги, что занимали три огромных стеллажа, что–то читала вслух, что–то – только шепотом, пробуя на вкус каждое слово.
Любимые бабушкины книги знала чуть ли не наизусть, читала той, пока бабушка могла что–то слушать, а когда слух почти совсем угас, просто сидела рядом. Не за квартиру, не за метры и потолки, а просто потому, что баба Ира стала родной, подобрав Аню, как котенка, пригрев и воспитав по своему образу и подобию. Валерией бабушка занималась меньше. Старшая внучка росла с матерью. Кружки, курсы, театры, прогулки по городу – Лера пила себя из материнского внимания, но ей все было мало, все казалось, что Аня получает больше. И сколько бы ее не уверяли, что это не так, Лера злилась, прогоняя Аню подальше…
Шанти прыгнула на кровать, пристроилась рядом, сунула мордочку в лицо хозяйки.
— Шантик… Девочка, а ведь ты тоже сиротка, да? Ты приёмная… Все кошки приёмные, но ведь живете, не тужите… А мы, люди, все грыземся, кусок хотим от других отхапать побольше… Молчишь? Почему ты всегда молчишь, девочка моя? Ладно, я знаю, ты умеешь разговаривать без слов…
Аня прижала к себе горячее тельце. Шанти милостиво растянулась на простыне, хотя обычно не позволяла вот так тискать себя.
— Что мне делать, Шанти? Лерка не отвяжется, она выживет меня отсюда! Может, нам поискать новое жилье? Как ты думаешь?
Шанти не знала. Она никогда не выходила за пределы этой квартиры, боялась уличных звуков. Даже на балкон не высовывалась, пряталась под столом, если Аня открывала дверь на лоджию и впускала в квартиру рокот автомобилей, лай собак и запахи… Их были тысячи тысяч – жаркие, холодные, добрые и злые, тревожные, ласковые, веселые и печальные. Мир пах своими переживаниями, и Шанти было трудно это вынести. Нет! На улицу она не пойдет! Надо жить здесь.
Аня согласно кивнула, будто подслушав мысли своей питомицы. Бабушкина квартира стала для нее убежищем от всего трудного и злого в этом мире, так как же ее можно променять, добровольно уступить, пусть даже сестре?! Лучше просто разделись между ними двумя…
Прошло несколько дней. Аня приободрилась, потому что получила хороший заказ на фотосессию, и теперь обрабатывала фотографии. Сдать работу надо уже завтра…
Дверной звонок отвлек Аню от монитора компьютера. Девушка прошла в прихожую, улыбнулась своему отражению в зеркале. Бабушка всегда говорила, что, если так сделать, то за дверью окажется добро.
Шанти тоже вышла встречать гостей, кто бы там ни был.
— Здравствуйте, вы Анна Тимофеева? Вот мои документы, — стоящий перед дверью мужчина сунул под нос Ане какую–то корочку. — Я бы хотел задать вам пару вопросов по поводу наследования этой квартиры.
— Извините, я не понимаю, какие тут еще могут быть вопросы? Завещание вступило в силу, других его вариантов нет. Так в чем вопрос? — нахмурилась Аня.
— Понимаете, к нам тут бумага пришла… Есть подозрение, что женщина, бывшая владелица, умерла не своей смертью, а вы не настоящая наследница…
— Ааа, понятно. Жалоба подписана Валерией?
Мужчина неопределенно пожал плечами.
— Да знаю я всё… Проходите! — Аня спокойно отошла в сторону, пропуская гостя в квартиру.
Шанти метнулась под стол. Мужчина! Они пришел, чтобы опять забрать их с Аней и вышвырнуть на улицу! От него пахнет также, как от того, из прошлого…
Шанти никогда не нападала на людей, но сегодня ею завладел страх. Дикий, вырастающий из сердца страх, парализующий разум и заставляющий совершать ужасные поступки.
Кошка выползла из своего укрытия, замерла на миг, а потом прыгнула на спину нагнувшегося развязать шнурки ботинок гостю. Когти зацепились за его джемпер, Шанти рванулась прочь, но вязаные петли не пускали. Мужчина, не ожидая нападения, упал на пол, растянулся, испуганно замерев.
— Что это?! У вас тигр? Вы держите здесь ягуара? Снимите его, пожалуйста! — прошептал гость. — Я могу и полежать, но свитер дорогой, жалко…
Аня, на миг замерев и глядя на обезумевшую Шанти, схватила ее, быстро освободила лапы и опустила на пол.
— Извините, она раньше так не делала… Что–то испугало её… Вы простите, пожалуйста, я заплачу за свитер! Сколько нужно?
Аня потянулась за кошельком.
— Нет, ничего не надо. Ваша сестра сполна заплатила мне за работу. Она миллиардерша? — отряхивая брюки, спросил мужчина.
— Лера? Нет, тут всё очень сложно… А хотите буженину? Я только что из духовки вытащила. Будете, Сергей Николаевич? Заодно и поговорим. Шанти! Шанти, иди сюда!
Аня строго позвала кошку, та виновато выглянула из–за угла.
— Подойди, ну! — хозяйка присела на корточки и протянула вперед руки.
Шанти нехотя подошла, позволила поднять себя. Её взяли на кухню для важного разговора, это хорошо. Но мужчина – это плохо!..
Сергей Николаевич сел за стол.
— Итак, я вас слушаю. Извините! Шанти! Шанти, не вертись, пожалуйста. Я усадила тебя на стул не для того, чтобы ты его драла когтями. Сиди и слушай, когда взрослые разговаривают.
Аня сейчас напоминала себе умалишённую кошатницу. Разница только в количестве кошек в доме: у тех их сорок, а у Аньки всего одна…
Шанти, пристально глядя в глаза хозяйке, выпустила коготки и нарочно провела ими по обивке стула. Аня сделала вид, что ничего не случилось…
— Вы ешьте, ешьте, остынет же! — пододвинула к гостю тарелку с мясом и рисовым гарниром Аня.
— Да, спасибо! Так вот… Ваша сестра… Она сомневается в подлинности завещания, потребовала экспертизу… Словом, мне нужны образцы почерка вашей бабушки. Что–то осталось? Кстати, очень вкусно! — кивнул Сергей на тарелку, с опаской поглядывая на Шанти.
— Это некстати, но всё равно спасибо. Не кормите её, она ест только свой корм! — Аня встала. — Я принесу все, что сохранилось от бабы Иры. Есть записки, письма, тетрадки какие–то…Шанти, иди за мной!
Но кошка не сдвинулась с места. Она будет сидеть, бояться, драть стул и следить за незваным гостем. И если он хоть чем–то обидит Аню…
У бабушки был свой личный стол, старинный, отреставрированный, заново покрытый лаком по заказу бабы Иры, питающей страсть к хорошей мебели. Все современные «прессованные опилки» она даже на порог бы не пустила.
Ящички запирались на ключик. Тот теперь свободно лежал на столе. Аня никогда не лазила в личных вещах бабы Иры. А зачем? Что там такого, чем бы можно было полюбопытствовать?
Но раз надо, то Аня это сделает.
Девушка стала рыться в бумагах, вынула пару листов – какие–то рецепты. Потом рука нащупала тетрадь. Толстая, на пружинке, вся исписанная мелким, бисерным бабушкиным почерком.
Аня наскоро пролистала найденные бумаги и вернулась на кухню.
— Вот. Этого достаточно? — спросила она.
Сергей не ответил. Он пристально смотрел на Шанти, а та, заворожённая его взглядом, изваянием сидела напротив.
Они играли в переглядки вот уже минут десять, словно договорившись, что кто первый отведет взгляд, тот проиграл. Тот уйдет, и всё.
— Извини, я буду моргать, — сразу упростил себе задачу мужчина.
— Как хочешь. Только ты все равно уйдешь отсюда навсегда. И дорогу забудешь, понял?
— С чего вдруг? — разговаривать глазами Сергею Николаевичу было в новинку.
— Аня и я – отдельный от вас, мужчин, мир. Вы несете зло. Не стоит больше сюда приходить, — прищурилась кошка.
— Я пришел по рабочему вопросу… Это всё ее сестра…
Сергею захотелось чихнуть, но он сдержался.
— Её сестра завидует. Не квартире. Любви. Ей ее вечно не хватало и сейчас не хватает. От нее пахнет одиночеством. Я ее понимаю. Боль от отсутствия любви или страх ее потерять одинаково парализуют мозг. Остаются только инстинкты – захват и обладание, и чем крепче, тем лучше. Валерия таскается сюда вот уже третий месяц. Знаешь, почему? — поинтересовалась Аня.
— Нет.
Сергей почесал бровь.
— Она хочет, чтобы Аня дала ей то, чего не хватило в прошлом. Приходит, ругается, кричит, а у самой на душе зияет рана. Не квартира ей нужна, а то, что было в ней, когда тут жила Ирина. Здесь была любовь. К Ане, потому что она была рядом. А Лера все бежала куда–то. Я тоже когда–то убегала, а потом потерялась. Валерия, как я. Она не остановится, даже когда получит три таких квартиры и дачу.
— Ты, что, — великий психолог? — усмехнулся Сергей Николаевич.
— Нет. Не думаю. Я просто могу ощущать чувства, вычеркивая мысли. Вы, люди, думаете одно, а чувствуете совершенно другое. Это смешно. Обманываете сами себя.
— Что я чувствую?
— Ты… Легкое волнение. Это мужское, мне трудно назвать… Аня! Всё дело в ней. Она тебе понравилась. Это, кажется, называется «увлечение». А думаешь, конечно, о работе. Ты глупый. И смени одеколон, этот не подходит!
— А вот на личности переходить не надо! — возмущенно подумал Сергей Николаевич, но тут почувствовал, как хозяйка квартиры прикоснулась к его плечу…
… — Я спрашиваю, этого достаточно? — повторила чуть громче Аня. — Что вы делаете?
— Ничего… Извините… — мужчина моргнул, перевел взгляд на лежащие перед ним листы. — Да, это вполне сгодится… Давайте оформим опись, что вы мне передали…
Он быстро что–то написал, Аня поставила свою подпись.
Сергей Николаевич встал, убрал бумаги в портфель, извинился и ушёл, обещав позвонить вечером.
Аня даже не стала его провожать, а просто сидела на стуле и вдруг поняла, как же не хватает бабушки.
Шанти села хозяйке на колени и стала ласкаться. Она знала, что такое одиночество, даже миг его отравляет…
Сергей Николаевич позвонил Валерии часа через три после того, как ушел от Ани.
— Извините, Валерия… Я был у вашей сестры…
— Она мне не сестра! Я прошу вас выбирать выражения!
— Хорошо. В любом случае, вам нужно кое–что прочитать, а уж потом решать, давать ли делу ход.
— Что? Что вы там откопали?! Это стоит вообще моего внимания?
— Поверьте, более, чем!..
Тетрадь, переданная Лере, была бабушкиным дневником. Слабая, под конец жизни рассеянная и медлительная, она сохранила разум в этих строках. Там было всё – размышления об услышанных новостях, об ужине и завтраке, о предстоящем празднике или звонке подруги, с которой не виделись много лет. Но больше всего рассказов о девочках – Лере и Ане, дорогих внучках, таких разных, но одинаково любимых.
— Ты врёшь! Не любила меня, всё для Аньки! — прошептала Валерия, перевернула страницу… И поплыла…
Бабушка писала о том, скучает по Лере, как раньше часто привозили внучку к ней на выходные, а потом перестали… Лера выросла, ей уже неинтересно с бабушкой…
— Это же неправда! Я хотела, но думала, что бабушка теперь только для Аньки!.. — растерянно пожала плечами Валерия…
«Звонила Лере, хотела позвать в гости… Но ее нет дома… Ее теперь никогда нет дома… Аня сказала, что передаст мою просьбу…»
Лера закрыла тетрадь. Последние месяцы перед смертью бабушки внучка не желала разговаривать с ней по телефону, просила мужа придумать отговорки, чтобы не отвечать… Теперь уже ничего не исправить…
И получи Лера хоть тысячу квартир, не найдет она там ту, кого искала. Или все же попробует?..
Придя с работы, Аня с удивлением увидела сестру, сидящую на ступеньках.
— Ты чего здесь? У тебя же ключи есть! — удивилась Аня. — Плакала что ли?
— Впустишь? — вопросом на вопрос ответила Лера.
— Проходи. Твоему человеку я бумаги отдала. Экспертизу, значит, затеяли?
Аня отперла дверь, впустила Леру в прихожую, нашла глазами Шанти. Сидит у комнатки, ждет, умница…
— Я сейчас корм насыплю и запру ее, ты пока раздевайся, — буркнула она сестре. Но Валерия покачала головой.
— Не надо. Не прогоняй кошку. Пусть будет рядом.
— Ну ладно, — Аня, удивленно приподняв брови, ушла, оставив Леру на кухне…
… — Ты наконец–то пришла выслушать меня, — села напротив Валерии Шанти и поймала ее взгляд.
— Да… Дневник… — мысленно ответила Лера.
— Хорошо, когда тебя любят, да? — чуть наклонила голову Шанти. — Больно узнавать об этом уже после…
— Больно… — всхлипнула Лера.
— Но любовь–то никуда не делась, хоть сто раз после… — переминалась на лапках кошка.
— Я уже не смогу ей ничего сказать… — затрясла головой женщина.
— Души умеют разговаривать без слов. Скажи, и она услышит!..
Лера прошла в гостиную, провела рукой по старенькому пианино, на котором так и не научилась играть, хотя бабушка очень хотела; посчитала слоников на полке – их пять. Двух Лера разбила в детстве, решив взять поиграть… На стенах гравюры. Бабушка покупала их у каких–то искусствоведов, очень гордилась своей коллекцией… Кресло… В нем Лерка слушала сказки. Сидела, обняв зевающую бабушку, и слушала, а она сочиняла… И ни при чем тут Аня. Сколько бы ни было внуков, детей, близких, для каждого есть место в сердце, есть свои слова и прикосновения.
Лера их упустила когда–то, а теперь прочитала в дневнике. Поздно? Да. Целительно ли? Тоже да. Как говорит Шанти, душам не нужно ничего, кроме самих себя, чтобы разговаривать. И бабушка тоже это знает…
— Бабушка! Я пришла, твоя Лера пришла…
… — Ты чего? Лерка, ты чего ревешь?! Испугала меня! — Аня встала на колени и теперь разглядывала лицо сестры. — Да что случилось?!
— Ань, не нужна мне квартира. Ты мне нужна, папа с мамой, бабуля…
Усевшись вдвоем в одно кресло, сестры шептались о чем–то, плакали, смеялись, а Шанти, лежа на подушках дивана, дремала. Она чувствовала, что завтра опять явится этот Сергей.
— Явится, явится! Ты уж приглядывай за внучкой, хорошо? — тихо попросила бабушка Ира. — Эй, Шанти, девочка, ты спишь?
Я устала, — мяукнула кошка, потянулась и легла на другой бок.
Ее никто не беспокоил сегодня. Воздух был наполнен событиями и чувствами. Но они для этих двух женщин. А Шанти нужно отдохнуть…