— Оставь ты его, оставь! В роддоме о нём позаботятся, передадут куда надо, может и лечить будут! Давай оставь и будем жить дальше как раньше жили! Ещё попробуем ребёнка завести! — умолял жену Михаил, сидя рядом с ней на скамеечке в приёмном покое роддома.
— Как же мы его оставим, Мишенька? Он же наш, родной! Ну и что, что синдром этот, как его? Дауна? Он такой хорошенький! Ты как его увидишь, сразу поймёшь, что нельзя его тут оставлять! Я его и кормлю уже, и он всё-всё понимает! — плакала над словами мужа Катерина.
— Катя, ты подумай, позор-то какой! Как я его в деревню к родителям привезу? Как по улице с ним пойду, с таким уродцем? Видел я таких! Они все на одно лицо, и нашего потом от других не отличишь! И не лечится это, а только вечная мука на всю жизнь, — сокрушался Михаил, повесив голову и утирая сползающую слёзу. Он так хотел и так ждал сына!
Катя тоже плакала, но не соглашалась с доводами мужа.
А Михаил в одиночестве квартиры, пока Катя была в роддоме, горестно вспоминал, как он полюбил свою Катюху, как у них было всё хорошо и горячо в постели, как он три года до рождения «этого» ни на кого и смотреть кроме жены не мог, да и сейчас не хочет.
Работали Катя и Михаил вместе на стройке: он мастером, а она штукатуром-маляром. Там и познакомились! И на свадьбе гуляли всей бригадой, и через год от директора РСУ ключи от новой квартиры получили, и ребёнка радостно ждали. Всё у них с Катей было мирно и ладно! И вдруг такое! Да что он мужикам на стройке скажет?
Забирал Михаил их из роддома с тяжёлым сердцем, не пожелав взять тёплый свёрток из рук медсестры. Катя решила пока не обращать на это внимания и не драматизировать ситуацию: привыкнет и полюбит сына. Она была уверена в своём муже, понимая как ему тяжело принять больного ребёнка.
Но за несколько месяцев, которые Михаил ещё жил с ними, ничего не изменилось. С утра он уходил на работу, а возвратившись домой молчал, не беря ребёнка на руки и почти никак не помогая Кате.
Женщина терпела и ждала перемен. А мальчик рос спокойным и на редкость дисциплинированным. Он улыбался во весь рот, расцветая как при виде матери, так и замечая в комнате отца. Но Михаил, глядя на специфическую внешность сына, отводил глаза и хмурился, не отвечая на его улыбки.
Михаил решил не дожидаться, когда сын начнёт сидеть, а потом ползать и вставать, и ушёл к молоденькой бухгалтерше, с которой познакомился, бывая по делам в здании РСУ. Когда ребёнку исполнился год, он подал на развод и оформил алименты, которые платил исправно.
Если бы не сын, ради которого Катя теперь жила и дышала, она бы не вынесла развода. А так, что сказать? Слабым её Мишенька оказался, и это надо было признать!
Пока Серёжка рос, потихоньку стало меняться отношение к таким детям, и их даже стали называть «солнечными». Катя была с этим полностью согласна, купаясь в сыновней любви и нежности. Не всегда сынок мог контролировать свои эмоции, но позитива в его поведении было в разы больше, чем негатива.
Серёжу не сразу, а только в пять лет, но все же взяли в младшую группу детсада, где он стал главным помощником нянечки Любы, которая, как она говорила, «без него и стола не накроет и не уберёт». И поручения воспитателя Серёжа тоже радостно ковылял исполнять. Все дети в группе его просто обожали, а большинство родителей поддерживали Катю в её стремлении развивать сына через общение со сверстниками.
А Катя так любила сына, что и не размышляла на тему «кто что скажет, и что подумает». Выйдя через пять лет на работу в бригаду, она узнала, что Михаил теперь трудится в РСУ, и иногда бывает на стройках с инспекциями и проверками. Про сына он никогда не говорит, и все время хмурится, стараясь показывать себя ответственным начальником.
Девчонкам из бригады Катя рассказала про проблемы сыночка, и её поступок многие одобрили, осудив Михаила.
ТАК ПРОШЛИ НЕСКОЛЬКО ЛЕТ!
Серёжа уже ходил в специализированную школу: учился по адаптированной программе, но всё же учился! И тут Катерине принесли весть, что Михаил во время очередной инспекции на стройку оступился и упал с высоты, повредив позвоночник, и что лежит теперь один в больнице, что стал неподвижным, и забирать его некому, а его моложавая бухгалтерша почти сразу ушла от него, узнав, что ему грозит глубокая инвалидность, детей у них не народилось. Родители Михаила в деревне уже умерли, больше у него никого и нет.
Катерина размышляла недолго и пошла проведать Михаила в больнице. Он лежал в палате на специальной кровати уже несколько месяцев, но улучшения не наступало, и врачи рекомендовали домашний уход.
Домашний так домашний! Катерина решила забрать Михаила к себе домой. Серёжа уже подрос и многое по уходу за собой может делать сам. А когда она на работе, всё же не один мальчик будет дома: отец-то родной, хоть и неподвижный теперь.
Сергей при известии, что с ними будет жить его отец, разулыбался и стал радостно повторять, что «любит и ждёт папу».
Наконец в квартире установили специальную кровать, и Михаила перевезли из больницы. Первый день он лежал, отвернув лицо к стене, не глядя на Катю и сына, а Серёжа, присев рядом, гладил отца по руке и по голове, не отходя от него.
Потом у Михаила случилась истерика. Он мучительно с завываниями рыдал, и ловил руку сына, стараясь её поцеловать.
— Папоська, тебе больно? Где болит, папоська? — спрашивал мальчик, гладя отца по голове, — Папа, я могу тебе масазик сделать, я умею! Только не плась! Мы з мамой тебе помозем! — лепетал Серёжа, не все слова правильно выговаривая и сильно пришепётывая.
— Душа болит, сынок! — мучительно выговорил Михаил, задыхаясь после долгих рыданий.
Катя сидела на кухне и молча плакала.