Мы ехали вместе. Тяжёлый день. Ранний подъём, три часа в пути, другой город. Она по своим делам, я по своей работе. Обратно ехали молча. Сил не было. Да и о чëм говорить? Мы с водителем были обижены на других пассажиров, мы их ждали пять часов, а другие, вдвоем, уставшие. Долго работали, их задержали.
Только выехали из города и затренькали телефоны. Женщины. Кто-то ждёт ужин, а мамы нет рядом. Кто-то не может решить задачку, а папа на улице баню топит. Мамы всегда решают все вопросы, ну или, почти всегда. А кого-то надо просто проверить — всё ли сделал, не забыл ли позаниматься, приготовил ли уроки на завтра.
В салоне стало тихо. Слышно как дворники работают, мокрый дождь со стекла смахивают.
Рядом со мной заплакала женщина. Тихо, незаметно. Но я то знаю, слышу, что она плачет. Как можно не узнать эти незаметные слëзы?! Как часто сама в детстве так плакала, чтоб не взбесить сильнее пьяного отца?!
Я подслушала её разговор. Она долго объясняла, перечисляла наши имена (пассажиров), разъясняла суть нашей работы и рассказывала сколько детей у водителя. Может быть в другой раз, и не заметила. Но когда ты в замкнутом пространстве, и рядом сидишь, невольно становишься свидетелем семейного разговора по телефону.
— Нет, не принимают. Вот так, говорят переделывайте. Причём тут это? Все районы переделывали. Сверяли общий план. В холодильнике есть пельмени, ну пусть сварит Аня, раз ты не можешь! Часа через два. Да, недавно выехали из города, пробки. Какие мужики? У нас один водитель, и женщины, полная машина. Хорошо, ждите. Поужинаем в двенадцать ночи. Я приеду и приготовлю тебе плов, хорошо, пюре с подливом.
Было ясно, муж ревнует. Обесценивает работу жены. Недоволен, жена должна быть на кухне, ужин готовить, а не приезжать, когда дети спать укладываются.
Разговор длился минут десять. И всё это время женщина спокойным тихим голосом говорила и обьясняла, как ученику-двоечнику. Только тому не нужны эти знания, у него своя правда, «жена — плохая».
Я заëрничала. Стало некомфортно. Вот только мой муж сказал встретит меня, и в духовку поставил курицу, которая два часа мариновалась. Уроки у сына проверил. Пожелал лёгкой дороги и я успокоилась. Это было лучшим завершением длинного дня.
И рядом такое. Словно в детство попала. Я слышу, женщина плачет. Но у меня нет слов её поддержать, да и нужны ли они ей?! Я для неё другая, везучая. Муж у меня что надо, «коврик мне стелет», ухаживает. А ей это и не снилось, все силы уходят на оправдывания себя перед тираном. Поэтому обидно. Другие могут жить, по-другому, но только не она.
Мне знакома эта ситуация. Я выросла в ней. Пьяный отец, разборки, ревность к каждому столбу, и мать, тихая, мелодичным голосом объясняющая, что белое — это белое. Она до сих пор так живёт, привыкла. А меня окунули в старые запрятаные воспоминания. Ужасно.
Мне не хочется ей помогать, успокаивать или вмешиваться. Не знаю, наверное, потому что, моя мама всегда оправдывала отца. Ей нравилось, хотя она никогда в этом не сознавалась, её это грело — что «без неё не могут», она незаменима. А я так не хочу! Я хочу, задержалась на работе, а тебя горячий ужин ждёт, потому что это приятно, и мужу не сложно, жену порадовать.
Мы вышли из машины. Мой муж меня ждал. Женщина одна пошла домой. Её ждут дома, ждут когда ужин приготовит после длинного тяжёлого дня и плевать, что уже ночь. Я смотрела ей вслед, и мне становилось грустно. Почему промолчала? Могла же, хотя бы передать носовой платок. Нет, не сделала, промолчала, жалея.