— Не смотри на меня так!
Катя зыркнула на кота так сурово, как только смогла. Даже бровь подняла, хотя мама всегда запрещала ей так делать. Слишком уж грозно смотрелись в детстве густые, сросшиеся на переносице, бровищи Екатерины свет-Алексеевны. Брови у Катюши были в папу, а ей хотелось, чтобы в маму. У мамы бровки были тоненькие, выщипанные в ниточку, и совсем не страшные.
Конечно, брови свои Катя давным-давно привела в нужный ей порядок, да и годиков ей было теперь вовсе не мало. Кот об этом прекрасно знал, а потому на Катин грозный вид реагировать отказался. Сидел на подоконнике, глазея на хозяйку изумленно и слегка презрительно, изредка отсвечивая зеленым, загадочным и немного жутковатым, глазом, когда свет от ночника, горевшего в прихожей, все-таки проникал на кухню. Дверь, приоткрытая Катей для создания иллюзии возможности отступления, изредка чуть похлопывала от сквозняка. Но совсем закрываться, отрезая всякие пути к возвращению Катерины в реальность, не желала. За это Катя на дверь злилась. Ей хотелось, чтобы та уже захлопнулась, наконец, и дала бы Кате полное право открыть другую дверцу. Холодильника…
Катерина поерзала, устраиваясь поудобнее на полу у стеночки, где сидела уже больше часа, и снова уставилась на холодильник, гипнотизируя его взглядом.
Конечно, она знала до последней сосиски все, что лежало на недавно отмытых ею до блеска полочках. Ведь, именно Катя занималась закупкой продуктов в семье, что частенько служило поводом для шуток.
— Катерина, а зачем нам каперсы? Кто их ест в нашей семье? – потешался муж, крутя в руках небольшую баночку. – Зачем ты их купила?
— Вкусные же.
— Понятно. Ну придумай тогда, как их употребить в пищу и не надорваться.
И Катя придумывала. Изобретала какое-нибудь несколько странное блюдо, ведь готовить по рецептам у нее никак не получалось. На получившийся у нее шедевр вся семья взирала поначалу с подозрением, а потом сметала со стола все до крошки, требуя добавки.
Вся семья. Кроме Кати.
Она просто не умела есть то, что готовила. Вообще не умела!
Процесс приготовления пищи захватывал ее целиком, даря минуты вдохновения и счастья, но как только очередной кулинарный шедевр обретал окончательную форму и был готов к употреблению – случалось страшное! Приходила та самая бабушка непонятного роду-племени, не имеющая к Кате никакого отношения, которая что-то там шептала, бубня себе под нос и цыкая единственным оставшимся зубом, ехидненько усмехалась на прощанье, и оставляла после себя совершенно голодную хозяйку, которая даже смотреть не могла на собственноручно приготовленное блюдо.
Катя от этого страдала и заедала все эти страсти чем-нибудь вкусненьким. Главным критерием того, что еда была для Катерины подходящей, было отсутствие необходимости ее готовить. Милая сердцу колбаска и сыр со слезой, булочки, конфетки, вафли и печенье, которое Катерина иногда тайком таскала даже у собственного маленького сына. Ей казалось, что детское печенье куда больше подходит под понятие «здоровое питание», и тогда ее не очень мучили муки совести. Катя уговаривала себя, что бережет таким образом свое здоровье.
А здоровья Кате недоставало.
Она не была толстой. Вовсе нет. Все съеденное уходило в топку вечного круга жизни, ведь у Кати было трое детей, муж, кот и дом. И все требовали ее неусыпной заботы. А еще была работа, которую Катя уважала и даже иногда любила, в зависимости от того, как та позволяла ей сосредоточиться на главном – заботе о близких.
Да и вообще, жаловаться на здоровье Катя не привыкла, еще в детстве усвоив одну нехитрую истину, которую донесла до нее мама.
Само пройдет!
Да, именно так говорила Катюшина родительница, когда дочка начинала жаловаться ей на свое самочувствие.
— Катенька, что ты выдумываешь?! Нет у тебя температуры! Ах, ты мерила… Хорошо! Умница, дочка! Выпей чаю с малиной, и ложись! Само пройдет!
Волшебная фраза мамы сопровождала Катю все ее детство, и она истово верила, что все проходит само-собой и прилагать усилия к тому, чтобы привести здоровье в порядок, вовсе необязательно.
Возможно, именно поэтому, несмотря на свою профессию и четкое понимание того, что мамины установки совершенно не работают, после рождения первого ребенка Катя даже значения не придала неполадкам в организме. Подумаешь! Времени нет! Вот! Само пройдет!
Со втором сыном все было куда сложнее. Катя с огромным трудом просыпалась, слыша детский требовательный крик, но и тут мужу старалась не жаловаться. Какая она мать, если о ребенке позаботиться не может?!
Кирилл, муж Кати, все понял и без ее объяснений.
— Катюша, давай-ка, я сам! — отбирал он у жены младшего сына, и выпроваживал из комнаты старшего. – Мы мужичками как-нибудь разберемся! А ты – поспи! Тебе отдохнуть надо.
Катя проваливалась в темноту и спала часами. Вот только, просыпалась она вовсе не отдохнувшей, а уставшей и разбитой. Ее грызло чувство вины перед мужем и сыновьями.
Что она за женщина такая, если от нее ни толку, ни пользы?
Задумайся Катерина хоть раз о том, откуда растут ноги у ее мнительности, и все встало бы на свои места. Не могла быть довольной и счастливой женщина, живущая под девизом: «ты немножко не такая»…
Увы, но этим девизом в свое время наградили Катю мама и бабушка.
— Катенька, сядь ровненько! Что ты скукожилась, как скрипичный ключ?! Выпрями спинку, детка! Аня! Что ты молчишь? У ребенка будут проблемы со здоровьем! – всплескивала нежными ухоженными ручками Катина бабушка, Лидия Ивановна.
— Мамочка, ты думаешь, я этого не понимаю?! Но ей же бесполезно что-то говорить! Она меня не слушается! Все дети как дети, а Катя себе на уме! Ты посмотри на нее! Мам, мне приходится прятать еду! Она все время что-то ест! Разве так можно?! И никакие уговоры не помогают! Я даже пробовала ее наказывать! Ничего! Представляешь?!
Пятилетняя Катюша, в которой веса было не больше, чем в котенке, садилась «ровненько», роняла слезы в тарелку, не трогала больше приборы, и боялась лишний раз поднять глаза.
Мама и бабушка были, конечно, правы! Она не такая…
Почему в ее семье был такой культ худобы и звонкости, Катя поняла гораздо позже. Уже подростком, полноватым и прыщавым, закомплексованным до такой степени, что даже визит в школу был для нее настоящим бедствием, хотя одноклассники ничем от Кати не отличались, она нашла старые альбомы с фотографиями. На них была мама… И Катин мир разбился на множество хрустальных осколков.
За что мама с ней так?! Почему она ругает ее за каждый кусочек и смотрит с упреком? Ведь, сама…
С фотографий на Катю смотрела полненькая ясноглазая девушка, которая была так похожа на нее саму. Вот и пятнышки на лице – наверняка же следы от прыщей! И талия у Кати даже уже, чем была у мамы в молодости…
Тогда за что с ней так?! Почему и мама, и бабушка все время упрекают ее?!
Ответ на свой вопрос Катя получила.
— Ты не понимаешь, что ли?! В зеркало на себя посмотри! Кто тебя замуж возьмет?! Я, вон, даже не надеялась, пока в руки себя не взяла! Маме – спасибо! Поняла меня! Даже отцу не готовила, чтобы меня не соблазнять лишний раз. Всей семьей сидели на диете.
— Мам, а дедушка когда ушел от бабушки?
— Что это еще за вопросы?! Неужели ты думаешь, что это как-то связано?! Нет, разумеется! В родителей моих были неразрешимые противоречия. И потому, они разошлись. Как и мы с твоим отцом! Так бывает. Не всегда люди понимают друг друга.
— Мам, а как можно не понимать человека, с которым ты столько лет прожил?
— Катя! Сколько можно?! Я не буду отвечать на твои глупые вопросы! Иди! Займись делом!
Каким делом нужно было заняться Кате было понятно без объяснений. Она надевала старенькие кроссовки и шла на школьный стадион. Правда, там девушка не бегала и не прыгала, если было еще светло и мальчишки играли в футбол или болтались на турнике. Катя тихонько сидела на любимой скамейке под раскидистой липой и размышляла о жизни. И только когда все уходили со стадиона, а сумерки вступали в свои права, пробегала несколько кругов, ругая себя за лень и медлительность.
Размышления перед пробежками не прошли даром. Катя так много думала о всяко-разном, что решила – если она некрасивая и замуж ее все равно никто не возьмет, то нужно заняться чем-нибудь полезным, чтобы люди не смотрели на нее косо. Она давно уже поняла, что если человек что-то из себя представляет, то на внешность его внимания почти не обращают. Никакой роли не играет, как ты выглядишь, если всем от тебя что-то нужно. И желательно, чтобы это «что-то» было только у тебя или в дефиците. Тогда вопросов не будет вовсе.
— Мама, я буду врачом.
— С какого это перепуга? Катя, с твоими способностями…
— А что не так с моими способностями? Это же не внешность. Я хорошо учусь.
— Ну, не знаю… Как хочешь! Врач – вполне приличная профессия. Не хуже прочих.
— Разумеется! – Катя старалась не ликовать слишком уж явно, прекрасно понимая, что мама может и передумать.
Врачом Катя стала. И очень хорошим. В ее жизни было так мало личного, что оставалась масса времени на учебу. И Катя этим временем воспользовалась с умом.
Мама на ее старания взирала тяжело вздыхая, но не вмешивалась особо. Ей хватало своих проблем. Катина бабушка болела, и за ней нужен был уход, а потому девушку на какое-то время оставили в покое.
Но не насовсем.
— Она никогда не найдет себе мужа сама! Одна учеба на уме и больше ничего! Нужно заняться этим вопросом.
Бабушка, хоть была уже совсем плоха, снова взяла дело в свои цепкие маленькие ручки.
Благодаря ее хлопотам, в доме Кати появилась сваха.
Откуда она взялась и как ее нашли, так и осталось загадкой. Но эта женщина, невысокая, чернявая, страшно суетливая и многословная, со своей задачей справилась довольно быстро.
— Девочка у вас – просто персик! И умница, и красавица! С такой проблем не будет точно!
Катя, услышав о себе столь лестные речи, открыла рот от удивления.
Кто красавица?! Она?! Да не смешите! Лишний вес, конечно, немного ушел, а лицо стало куда чище, но проблемы оставались. Катя давно уже смирилась с ними, научилась пользоваться косметикой, и почти ничем не выделялась среди девчат на своем курсе. Но красавицей уж точно себя не считала.
Жених для нее, впрочем, нашелся быстро.
Катя, увидев его впервые, смолчала с большим трудом. Невысокий, весь какой-то нескладный, угловатый, он не знал, куда деть руки и все время отводил глаза, разговаривая со свахой и Катиной мамой.
Впрочем, Катерина девушкой была воспитанной. Обижать кого-то просто так не привыкла, а потому попыталась держать лицо, понимая, сколько усилий приложили близкие, чтобы устроить ее судьбу.
Чаепитие, устроенное матерью, с целью знакомства Кати с женихом, прошло вполне спокойно. И было назначено первое свидание. На которое Катя явилась с большим опозданием. Ее задержали в университете, и к кафе, в котором ждал ее «жених», она мчалась так, словно за ней гнались. Она влетела в зал, поискала глазами уже знакомую, чуть нелепую фигуру, и весьма удивилась, не обнаружив ее на означенном месте. Это Катерину удивило, но не слишком. Вздохнув, она направилась уже было к выходу, но ее окликнули.
— Девушка, а вы не Катя, случайно? – официант улыбался ей так открыто, что девушка не выдержала и улыбнулась в ответ.
— Катя.
— Вам записку оставили. Молодой человек, который вас ждал, очень нервничал. Даже стакан разбил. А потом ушел. Вот!
Записка была коротка и лаконична. «Не ищи меня!»
Катя не выдержала и фыркнула:
— Да и не собиралась!
Ей показалось, что какая-то огромная тяжесть свалилась с ее души. Теперь, когда она понимала, что у нее есть аргумент против маминых попыток устроить все так, «как положено», Кате стало куда легче. Ее бросили! Вот так, лихо и сразу. Прямо на первом свидании. Да, она опоздала, но, вроде как, девушкам это и положено. Не так ли? А тут какие-то нервы, истерики… Зачем ей такой муж? Всю жизнь нянчить человека, который тебе даже не особо-то и приятен, не говоря уже о любви? Ну уж нет!
Официант, который стоял рядом, конечно, разобрал, что было написано в записке. Нахмурился, разглядывая Катю, а потом снова улыбнулся.
— Девушка, а что вы делаете сегодня вечером?
Катя и сама не поняла, что на нее нашло. Она машинально скомкала листок, посмотрела внимательно на официанта, и спросила:
— Как вас зовут?
— Кирилл.
— Скажите, Кирилл, вы меня жалеете?
— Нет. С чего вы взяли? – улыбка сбежала с лица Кирилла, и он посмотрел на Катю уже серьезно и задумчиво.
— А, если нет…, — Катя пытливо вглядывалась в лицо Кирилла, пытаясь отыскать одной ей понятные признаки того, что и для этого человека она может стать «не такой». – Я жду вас сегодня у входа в сквер, что неподалеку от медицинского университета.
— Я знаю, где это! Спасибо! – Кирилл просиял так, что Катя почему-то ему поверила – не жалеет.
Первое свидание свое Катя запомнила отчетливо, в деталях, и даже спустя время могла повторить чуть ли ни каждое слово, сказанное в тот вечер ею или Кириллом. Ей было настолько легко с этим человеком, словно она знала его многие годы. Оказалось, что оба любят джаз и терпеть не могут творог. Мечтают завести кота, и никогда не хотели бы иметь собаку, так как времени, чтобы воспитывать пса и гулять с ним столько, сколько положено, все равно не будет. Оба хотели свой дом и построить карьеру, в которой основой была бы польза людям, а не просто материальный интерес. Словом, совпали так, будто судьба решила, что хватит двум половинкам скитаться по свету без присмотра, и, наконец, объединила их в одно целое.
Катя с Кириллом встречались больше года.
А мама Кати хваталась за голову и уговаривала дочь одуматься.
— Он тебе не пара!
— Почему же, мамочка?
— Потому, что…
— Официант?
— Да!
— Ты же знаешь, что Кирилл учится, а в кафе лишь подрабатывает. Хотя, что плохого в работе официантом, я не понимаю совершенно, уж прости.
— У него больная мать и пятилетняя сестра на попечении. Зачем тебе эта обуза?!
— А тебе не кажется, что это показатель того, что Кирилл хороший человек, мама? Он заботится о своих близких. Значит, позаботится и обо мне, если нужда придет.
— Катерина! Что это за разговоры?! Какая нужда?! И вообще, уважать себя надо хоть немножко?
— Мам, я только этим теперь и занимаюсь, поверь. Пытаюсь научиться себя уважать… И вообще, я не пойму, чего ты хочешь от меня? Не ты ли твердила, что мне нужно замуж? Я тебя услышала. Кирилл уже сделал мне предложение. Чего тебе еще?
— Ничего! Я хочу, чтобы ты думала о себе!
— А я и думаю…
Свадьбу, конечно, пришлось отложить.
— Катюша, я не знаю, что буду делать, если мамы не станет…
— Как это что? – Катя удивленно смотрела на жениха. – Воспитывать Ирочку!
— Думаешь, справлюсь?
— А есть варианты?
Катя помогала Кириллу ухаживать за его мамой, но все усилия оказались тщетны. Когда стало понятно, что времени осталось совсем мало, Катя с Кириллом просто пошли в загс и подали заявление, никого не ставя в известность об этом. А спустя положенное время расписались, взяв с собой в качестве свидетеля только Иришку.
— А вы теперь семья? – внимательно слушавшая регистратора Ирочка сделала свои выводы из происходящего.
— Да.
— А я?
— И ты наша семья.
— Это хорошо!
Сказано это было так серьезно и так вдумчиво, что Катя поняла – этот пятилетний ребенок понимает куда больше, чем они с Кириллом думали.
Свекровь Кати ее поступок, конечно, оценила.
— Спасибо тебе, девочка! И за Ирочку спасибо, и за Кирилла… Прости, что придется тебе нести такую ношу. Я так хотела бы, чтобы она была моей еще долгие годы…
— Не о том думаете! – Катя гладила исхудавшие, почти прозрачные, сухие руки свекрови. – Выздоравливать будем? Или жалеть себя веселее?
— И за это тебе тоже спасибо, Катюша! – улыбалась свекровь. – Знаешь, ведь, все, а меня ободрить пытаешься… Будем выздоравливать! Будем…
Мать Кирилла ушла через месяц после их свадьбы. Катя организовала проводы и как могла утешила Ирочку.
— Маме больше не больно? – девочка жалась к Кате, ища поддержки.
— Нет, Иришка… Больше она не будет плакать…
— И уколы ей делать больше не надо?
— Нет. Теперь уже не надо…
Катя сама готова была реветь, как эта маленькая девочка в ее руках, ведь свекровь, такая же теплая и светлая, как Кирилл, за короткое время завоевала ее сердце. И теперь Катерина от души жалела, что времени, отмеренного им для общения, было так мало.
Мама Кати, узнав, что дочь вышла замуж, даже не уведомив ее об этом, обиделась.
— А как же свадьба? Я для этого тебя растила? Чтобы ты вот так со мной поступила? Не сказав ни слова! Даже без праздника!
— Мам, ты же понимаешь, что не до этого было!
— Ничего я понимать не хочу! Моя единственная дочь вышла замуж и ничего мне не сказала! Это я знаю. Все остальное… Даже знать не хочу!
Катя, понимая, что виновата, пыталась объясниться с матерью, поговорить, но все было бесполезно. А потому, она решила просто взять паузу и дать маме успокоиться.
Но пауза эта затянулась на несколько лет…
Конечно, Катя приезжала к маме, помогала ей по хозяйству и занималась всеми вопросами, которые касались здоровья Анны. Но все это было в таком официально-протокольном тоне, что казалось, будто встречаются совершенно посторонние люди. Как ни старалась Катя наладить отношения с матерью – ничего не получалось.
В конце концов она не выдержала.
— Мама, у тебя есть еще дети?
— Что за глупые вопросы? Разумеется, нет!
— Тогда я не понимаю, почему ты так стремишься потерять еще и меня? – Катя, отложив в сторонку тонометр, с которого начинала каждый свой визит к матери, пожала плечами. – Я никогда тебя не спрашивала об этом, но мне очень интересно – за что ты так меня не любишь?
Реакция матери Катю поразила. Всегда собранная, строгая, даже в чем-то суровая, Анна вдруг повела себя настолько странно, что Катя не сразу поняла как реагировать на ее слезы.
— Мамочка, ты что?! Не плачь, пожалуйста! – Катя заметалась по комнате, ища аптечку и проклиная себя за несдержанность. – Сейчас! Где у тебя валерьянка?!
Это был первый раз, когда Анна отчетливо продемонстрировала дочери, что ее чувства вовсе не так поверхностны, как могло бы показаться.
Чуть успокоившись, она приняла у дочери стакан с водой, и вздохнула.
— Люблю я тебя, Катюша… Конечно, люблю! Просто… Не учили меня выражать свои чувства. Мама говорила, что детей нельзя баловать. Нужно общаться с ними, как со взрослыми. Говорить все, как есть – без купюр и прикрас. Иначе, ребенок, столкнувшись в жизни с жестокостью или обманом, не сможет правильно отреагировать на такое. Она твердила, что я не должна быть наседкой, которая только и делает, что квохчет над своим единственным цыпленком. И я училась этому. А получается, что потеряла больше, чем могла бы обрести… Ты выросла в хорошего человека как-то незаметно для нас и… сама… Без моего участия… Я видела, что сказанное мной проходит мимо тебя… Ты не слушаешь… А теперь я даже рада, что это было именно так… Но как же обидно, что ты так далеко ушла от меня… Мне иногда кажется, что я буду кричать, звать, а ты меня не услышишь… И мне от этого очень страшно…
Катя, как могла, успокоила мать, но сказанное не давало ей покоя. Больше всего на свете она боялась повести себя так же со своими детьми. И хотя Иришка и сыновья льнули к ней, требовали внимания, и доверяли даже больше, чем Кириллу, со всеми своими детскими проблемами приходя сразу к Кате, она все равно сомневалась, правильно ли воспитывает своих детей… Теперь у Кати появился еще один страх. Она боялась сделать ту же ошибку, что и ее мама. Не дать детям столько любви и поддержки, сколько было нужно. А поскольку это «нужно» было величиной абсолютно неизвестной, Кате все время казалось, что в ее отношениях с детьми чего-то недостает.
Кирилл, видя, что у жены на душе скребут кошки, пытался поговорить с нею и как-то помочь, но Катя почему-то решила, что это только ее дело. И вовсе не потому, что не доверяла мужу. Просто ей казалось, что в этой проблеме разобраться сможет только она сама.
Вот почему она иногда часами просиживала по ночам перед холодильником на кухне. Здесь ей почему-то легче думалось. И ее вполне устраивала компания в виде кота и белого большого друга, в недрах которого таились вкусные вещи, к которым Кате столько лет был ограничен доступ.
Она анализировала свою жизнь, отношения с мамой и бабушкой, и приходила к весьма неутешительным выводам.
Не молчи она столько лет, скажи маме о своих чувствах раньше, и все могло бы быть иначе. Хорошая девочка Катя могла стать чуть похуже в глазах окружающих, но приобрести куда больше уверенности в себе…
С одной стороны, это понимание ее радовало, а с другой… Кате становилось не по себе, когда она понимала, сколько времени ей понадобилось на то, чтобы понять, казалось бы, очевидные вещи.
Дверь в кухню открылась, Кирилл вошел, не глядя на жену и кота, открыл холодильник и достал сыр, помидоры и зелень. Примостившись рядом с женой, он молча обнял ее и протянул сделанный бутерброд.
— Кусай!
— Кирюша, я скоро ни в одну юбку не влезу, если буду есть по ночам.
— Кусай, я сказал! – Кирилл показал пример жене и подмигнул коту. – Будешь?
Кот, конечно, возражать не стал. Спрыгнул с подоконника, принял у хозяина предложенный кусочек сыра, и устроился у Кати на коленях.
— А я тебя все равно люблю… — Кирилл смотрел, как Катерина ест и улыбался. – И даже если ты будешь весить тонну — мне до лампочки. И ты это знаешь. Кать, можно я спрошу? Что не так?
Катя дожевала бутерброд, уткнулась носом с такую знакомую ямку на шее мужа, и погладила кота.
— Все так… — наконец выдохнула она и сама себе поверила. – Только, тонну не надо, Кирюша. Мне и так хорошо. Сорок шестой размер для женщины моего возраста – это вполне себе ничего.
— Еще какое ничего! Я красивее женщины не видел…
— Говори мне об этом почаще, а?
— А ты тогда перестанешь гулять по ночам от меня к холодильнику?
— Кирилл!
— А что я сказал-то, а?! И вообще! Пойдем-ка уже спать, женщина!
И Катя с радостью подаст руку мужу, который поможет ей встать, а потом обнимет его, молча благодаря за то, что он ее понял, хотя никаких объяснений она и не дала толком. И пообещает себе, что обязательно расскажет Кириллу о том, что тревожило ее все это время.
— Кать?
— Аюшки…
— А мы ждем еще одного малыша?
— Как ты догадался? – Катя удивленно глянет на мужа.
— Ох, женщина! Я тебя, что, первый день знаю?! И все эти ночные посиделки мне тоже уже знакомы. Срок какой?
— Три недели.
— Ура! – Кирилл обнял жену, а она шлепнула его ладошкой по губам.
— Тише! Мелких разбудишь!
Кот проводит хозяев до двери спальни, а потом вернется на кухню, снова запрыгнет на подоконник, и свернется калачиком, слушая тишину.
Пройдет совсем немного времени, и тишина станет привычным гостем на кухне по ночам. Ведь, у Кати появятся новые хлопоты, а кот покинет кухню вслед за нею, возвращаясь туда лишь для того, чтобы поесть. И пусть он будет иногда тосковать по ночным посиделкам с хозяйкой на кухне у холодильника, ему куда больше будет нравиться спать в детской, у новенькой, пахнущей молоком и младенцем, кроватки, чем на жестком подоконнике…