— Деньги или любовь? Чего тебе больше хочется? – шутливо спрашивали взрослые и очень веселые тети за столом на празднике у маленькой Любочки.
— Деньги! – радостно отвечала она, на что взрослые женщины, уже очень веселые, начинали громко хохотать, заливаясь нетрезвым смехом. Казалось, рыжеволосая девочка Люба, которой было шесть лет, сказала что-то не то. Или что-то ну очень смешное.
— Ну ты и дурoчка, ну совсем дурoчка! – говорили они, улыбаясь. — Ничего. Вырастишь, все поймешь…
…Прошли годы. Любочке было уже не шесть, а шестнадцать. Она уже не сидела с матерью и её подругами за скудно накрытым столом на кухне, а пережидала в своей комнате в надежде на то, что они скоро уйдут.
– Любк, а Любка, иди-ка к нам, – захмелевшим голосом звала мама Любочки.
Девушка откладывала учебники и плелась на кухню, где женщины, ну очень веселые, смотрели на неё красными от дешевого вина глазами и улыбались жирными от шпрот и салатов с майонезом ртами.
— Ну-ка, Любк, скажи тетке Маше, есть у тебя женихи-то? – спрашивала самая крайняя женщина за столом.
Она меньше всего была похоже на своих подруг. Не такая веселая, как остальные, что ли. Наверное из -за неизменных синяков под глазами. Вот и сегодня под левым глазом у нее красовался солидный фингал. «Видимо издержки семейной жизни» — подумала Любочка.
— Нет, – сквозь зубы отвечала Любочка, уворачиваясь от дыма, летящего прямо ей в лицо.
— А чего это?
Но Любочке ответить не дали. Вмешалась её мать – Галина – невысокая дамочка с редкими волосами мышиного цвета, маленьким мутными глазами и тонкой потрескавшейся кожей на морщинистых руках от тяжелой работы.
— Дак она вон все время в книжках своих сидит. Читает, пишет, в школе днями пропадает. Хоть раз бы гульнуть пошла. Или пьяненькая заявилась, – кривым ртом улыбнулась Галина. – Вот это я б поняла. Дык нет. Тьфу. Себя вспоминаю в её годы… А эта… Так и вся жизнь насмарку пройдет…
Женщина махнула рукой, но ей подруга – веселая и без фингала – возразила, высоко подняв длинный палец с обломанным красным ногтем.
— Она у тебя ученой растет. Глядишь и образование получит. Может получше нашего жить будет.
— Да какой там, – махнула рукой Галина. – Сейчас что надо, чтобы хорошо жить? Мужик нужен хороший, богатый. А эта… Ни кожи, ни рожи, ни хватки. Только и умеет, что в книжках своих…
Женщина с фонарем толкнула подругу и начала с ней спорить. Галина что-то отвечала, размахивая грубыми руками с облезлым маникюром и кивая в сторону дочери. Любочка их уже не слушала. Она давно абстрагировалась от окружающего мира и делала вид, будто всего этого не существует.
Если бы ей сейчас задали тот самый вопрос, заданный в шесть лет, то она вновь, не задумываясь, ответила бы, что самое главное в жизни — деньги. Не потому что она была меркантильной или мечтала богато жить. Нет. Она мечтала купить себе хорошие наушники, чтобы не слушать криков матери. А ещё лучше отдельную квартиру. Платье на выпускной, школьный альбом, цветы учителям и хотя бы одну пару туфель, а не купленных за пятьсот рублей на рынке кед…
Любочка и сама работала. Да, не так, как взрослые. Она работала няней, сидя с соседскими детьми, а некоторым даже помогала с домашней работой. В этих домах ее кормили, поили и иногда даже давали побольше денег. Там она не слышала завываний матери и могла спокойно заниматься.
Любочка больше всего на свете мечтала поступить в ВУЗ, она усердно занималась, участвовала в олимпиадах и конкурсах, но боялась, что не хватит баллов на бюджет. А платить за учебу, естественно, было нечем.
Почему Любочка хотела именно в ВУЗ? ВУЗ был в другом городе с общежитием, а в колледж или техникум она могла поступить только в своем городе и жить опять с матерью. Ведь местным общежитие не выдают. Она была готова потерпеть ещё два года, лишь бы окончательно уехать.
Галина не всегда была такой. Вернее, она была такой, сколько её помнила Любочка, но до Любочки – по рассказам соседей – она была совсем другой. Отец девочки и её старшего брата, в девяностые связался с бандитами, его yбили, а под горячую руку попался и сын…
Галина осталась одна с годовалым ребенком. Работы у неё не было, она никогда не работала – доход приносил муж, – а образование было самое никчемное. Из того, что получали после школы, где аттестат выдали из жалости. Женщина начала часто выпивать, приглашать подруг и всеми силами портить жизнь дочери.
И если первые годы она хоть как-то старалась ухаживать за девочкой, то чем старше та становилась, тем сильнее она хотела от неё избавиться. А однажды очередной хахаль Галины ломился в комнату Любочки. Девочка закрылась на замок, придвинув тумбочку, и всю ночь молилась, чтобы он не сломал дверь. Это была самая ужасная ночь в ее маленькой жизни…
…Но ей повезло, у нее хватило баллов и она поступила на бюджет! Поступила в ВУЗ и уехала без сожаления из постылого отчего дома…
…Когда Любочке исполнилось двадцать, она уже училась на третьем курсе ВУЗа, работала администратором в кафе и жила в другом городе. Домой она вернулась лишь однажды, чтобы узнать, как дела у матери…
Любочка поднималась с тяжелыми пакетами по лестнице, направляясь к приоткрытой двери, из-за которой раздавались громкие звуки и даже что-то похожее на песни. Как только девушка подошла, то почувствовала знакомый с детства запах, в котором можно было отличить перегар, запах жареной картошки и дешевых сладких духов. Такими пользовалась материна подруга — женщина с вечным фингалом под глазом. Любочка могла отличить этот запах из тысячи. Женщина, повеселев после возлияния, всегда лезла к ней обниматься и после неё приходилось стирать вещи, пропахнувшие ее потом и духами…
Любочка остановилась около двери на несколько минут и сглотнула горькую слюну. Она должна была. У неё больше нет семьи. Со стороны отца, если кто-то и был, то она никого не знала, а со стороны матери все давно умeрли. Кроме двоюродной тетки, которая жила где-то на Урале. С ней Любочка виделась однажды, когда ей было восемь. Тогда тетя Лера подарила ей новое платье, пару красивых туфель с бантиком, игрушку в виде розового слоника и большую плитку шоколада.
Тогда, очень давно, маленькая девочка пообещала самой себе, что станет такой тетей, которая будет приезжать и раздавать подарки детям и помогать тем, кто в этом нуждается. У Любочки до сих пор хранились то платье с туфлями и тот слоник. Плитку шоколада она ела долго, тщательно отмеряя дневную дозу, чтобы она не закончилась быстро. Впрочем, упаковку от неё Любочка тоже сохранила.
Когда девушка наконец-то решилась сделать шаг за порог родного дома, то ахнула от удивления. За то время, что её не было, Галина успела вынести из дома почти все вещи и продать их. Не было обувной полки в коридоре, большого зеркала. Проходя дальше, Любочка считала потери. Старенький советский телевизор, электрический чайник, диван из зала и её шкаф, который она сама лично в пятнадцать лет тащила с мусорки и реставрировала…
Девушка всхлипнула.
— Мам?…
Галина повернулась, напугав своим видом дочь. Она выглядела на несколько лет старше, под глазом у неё красовался огромный синяк, а губа была похожа на нечто раздутое и резиновое.
Их, как и тогда, в ее детстве, было трое. Галина, ее подруга, которая всегда беспричинно хохотала и женщина с вечным фингалом. Они стали еще старше, толще и уродливее. Женщина-веселушка, как всегда, покрасила длинные, грязные ногти в красный цвет и обломала их. Женщина — фонарь также смотрела угрюмо. Новшеством было только то, что они были одеты уже не в платья, как раньше, а в засаленные халаты.
— О, Любка моя приехала, – улыбнулась Галина, обнажая ряд редких зубов. – Какими судьбами? Ох, глядите какая цаца.
Галина вскочила со своего места и пьянo закрутила дочь на месте, трогая её сумку и вещи.
— Богатой что ли стала? Мужика нашла хорошего?
Любочка покачала головой.
— Ну и дурa. А сама ты, своим горбом, ничего не добьешься. Мозгами не вышла, рожей не вышла. Чего с тебя взять. Не то что твой брат-то старший. Вот только недавно поминала его… Ну так что, дочурка, деньжат-то подкинешь? Матери, а?
Любочка нахмурилась, она смотрела на мать с таким разочарованием, что не могла даже скрыть свои эмоции. Она надеялась, что та хотя бы обрадуется.
Одна из подруг вдруг возразила.
— Гальк, да ты чего? Смотри, Любка вон продуктов привезла.
Галина отмахнулась от продуктов и замечания.
— Лучше бы ты выпить привезла. Сама же знаешь, что у матери трубы горят!
Любочка молча достала кошелек, вытащила оттуда несколько последних купюр и кинула в лицо матери. Затем она развернулась и молча ушла, по дороге схватив из комнаты ту самую коробку с детским платьем, туфлями, слоником и оберткой от шоколада. Это была для нее единственная ценная вещь в этом доме.
Галина даже не пошла вслед за дочерью, она лишь кинулась собирать упавшие купюры, а её верные подруги полезли в пакеты…
А Любочка больше никогда не возвращалась в прошлое. Да, ей было тяжело, отпечаток ребенка aлкoголика преследовал ее всю жизнь. И она еще долго проживала и прорабатывала детские травмы. Но что она знала совершенно точно, это то, что она никогда не будет такой, как ее мать. Никогда…
