Маленькая Иринка плакала с самого утра, а Нина Георгиевна, чтобы не слышать надрывных воплей внучки, играла на пианино. Иринка громче — и та громче.
Когда малышка успокаивалась на время, Нина Георгиевна вставала и подходила к окну.
— Вот где ходит уже полтора часа? Ребенок брошен! Не кормлен! Не гулян!
Заслышав голос бабушки, девочка снова принялась голосить.
— Ну что тебе? Что раскричалась? – недовольно склонилась над крохой Нина Георгиевна. – Сырая, что ли? Сейчас мать твоя непутевая придет и переоденет.
Она брезгливо посмотрела на груду ползунков на гладильной доске, потом с любовью на свой маникюр, поиграла пальцами в воздухе и снова уселась за пианино.
Она работала преподавателем в музыкальной школе. С мужем давно развелась, уж лет пятнадцать назад. И одна (одна!) вырастила сына. Человека из него сделала и образование дала. Между прочим, высшее. Ее Димочка окончил авиационный институт, что само по себе было очень престижно. Правда, в Питере остаться работать не разрешила, домой велела вернуться. А как она тут одна? Одной тяжко. В музыкальной школе платят гроши, а сына она зачем поднимала, учила? Он должен теперь свой сыновний долг выполнить и жить с ней до скончания века. Так она мечтала.
Да не тут-то было. Пришла беда откуда не ждали. Послушный сынок вернулся, устроился на местном заводе инженером, а через полгода взял да и женился. И что, негодник, вытворил! Даже с матерью не посоветовался! Вот так просто однажды привел домой эту Лену, чтоб ее…
Недолюбливала свекровь свою невестку и скрывать это особо не пыталась. Ну во-первых, потому что та мечты порушила, во-вторых, сына отобрала, тот ведь только что пылинки с нее не сдувал, а уж как есть садились, так он все старался вкусный кусочек со своей тарелки ей переложить.
— Ешь, Аленка, а то что-то совсем ты у меня худенькая стала.
— Ну так это же хорошо, — встряла Нина Георгиевна. – А то ведь как бывает? Вышла замуж, да и располнела, как корова.
Дима рассмеялся:
— Ну это точно не про мою Аленку, да? – посмотрел он на молодую жену.
— Ага, ты погоди годков пять, увидишь, вот родит, не приведи Господи, — проворчала Нина Георгиевна.
Лена краснела и только вздыхала. Она все терпеливо сносила. И то, что свекровь поучает все время, и то, что ругает за чашку с чаем, забытую на тумбочке в гостиной. Никогда не оправдывается, а молча выполняет все, что ей скажут. Потому что Димку своего любит больше жизни! А он ее. Она нежно глянула на мужа.
Димка перегнулся через стол и чмокнул жену в щеку:
— Мам, зачем ты так? Ты хотела невестку худенькую? Вот я выбрал такую. А родит, так это же здорово! Будет у меня сын или дочь, а у тебя внук или внучка. А там сразу и второго, а Лен? Ты как?
Лена снова покраснела и опустила глаза в тарелку, ее уже месяц как тошнило, но она пока мужу не говорила, хотела сначала к врачу сходить.
— Да ты с ума сошел! – ужаснулась Нина Георгиевна. – Один ребенок — это тяжелое бремя, поверь, я знаю, что говорю. А уж двоих иметь не в наше время…
— Да что ты, мам! Что ты такое говоришь? – ужаснулся сын.
И вот спустя восемь месяцев родилась внучка.
Димка, как привез из роддома, целый день не отходил, сидел рядом с кроваткой, глаз не сводил с дочки и глупо улыбался. Пухленькая, хорошенькая, ручки-ножки словно ниточками перетянуты, и премилая ямочка на левой щечке, точь-в точь, как у Лены.
Нина Георгиевна склонилась над кроваткой и, посюсюкав немного, сказала:
— Ирочкой назовите.
И вот прошло еще восемь месяцев, Иринка подрастала, крепла и громко кричала, все время чего-то требуя.
Нина Георгиевна обернулась, глянула искоса на внучку — вроде уснула, устало закрыла крышку пианино и встала. Надо бы пойти поесть чего-нибудь, пока не проснулась.
Пошла в кухню, открыла холодильник. В одну кастрюлю заглянула, в другую.
— Все вчерашнее, — скривилась она. — И этим она собирается мужа кормить? Вот интересно, чем целыми днями занимается? Непонятно.
Нина Георгиевна достала кастрюлю с борщем, налила большую миску, разогрела и села за стол, накрытый белой, накрахмаленной скатертью. Увидев желтоватое пятно, покачала головой.
— Вот чертовка, ведь испортила скатерть. А это ведь натуральный отбеленный лен! Мать мне из Москвы еще в советские времена прислала. И сколько можно терпеть? Ведь никаких сил нет!
Нина Георгиевна прихлебывала горячий, наваристый борщ и думала, как было бы здорово, если бы ни невестки, ни Иринки не было в ее жизни!
Наконец послышался скрежет ключа в замке, и через пару минут в кухню вошла Лена, предварительно проведав дочку.
— Обедаете, Нина Георгиевна? Приятного аппетита. А я вот, телятины парной достала, да помидоры настоящие, азербайджанские. Димка их очень любит.
Лена, счастливо улыбаясь, выкладывала продукты на стол.
— На ужин отбивные сделаю, да салат — помидоры со сметаной. Иринка давно спит?
— Да, — коротко ответила свекровь, без подробностей.
— Спасибо, что посмотрели. Пришлось на рынок ехать, а там столько народа! Такая очередь была в мясной лавке, пришлось такси взять, чтобы побыстрее обернуться.
— Ну зачем же ты на такси тратишься? Дима работает с утра до ночи, а ты только тратишь, — упрекнула Нина Георгиевна.
— Так я же…
Лена хотела сказать, что для семьи, для мужа старается, но свекровь не дала оправдаться, перебила.
— Леночка, сядь, пожалуйста, — медовым голосом произнесла она и отодвинула пустую тарелку.
Та, почувствовав неладное, села на краешек стула и испуганными глазами посмотрела на свекровь.
— Послушай меня, девочка. Ты не будешь счастлива с моим сыном, — торжественно-скорбным голосом произнесла та.
— Почему? – искренне удивилась Лена и широко распахнула красивые, васильковые глаза.
— Да потому что он умный, воспитанный. И родители у него — интеллигенты в третьем поколении. Да, да. Я, не где-нибудь, в гимназии училась, — между прочим заметила Нина Георгиевна и тяжко вздохнула. – Да пойми ты, глупая! Жена ему нужна интеллигентная, с образованием. А ты, безусловно, хорошая девушка, добрая, но, прости, совершенно не образованная. Не пара ты ему, понимаешь?
— Я учиться пойду, — твердо сказала Лена и опустила глаза. – Вот Иринка подрастет, в сад отдам и пойду.
— Ага. Пойдет она, — поджала тонкие губы свекровь. — А кто ее в сад отводить будет и забирать? На меня не надейся, я работу не могу бросить, мне надо себя обеспечивать, потому что сын все тратит на тебя, да не ребенка.
Лена хотела возразить, что сама со всем справится, как, собственно, до сих пор и было. И хотела напомнить, что Нина Георгиевна ни копейки не дает на питание, Дима всех кормит. Но она как всегда промолчала. Ее, может, и не в гимназии воспитывали, но такт и терпение у нее от природы. И несмотря ни на что свекровь она уважала. Не любила, нет. Но уважала и даже восхищалась.
Нина Георгиевна очень тщательно следила за собой. Всегда подтянутая, с высокой учительской прической, с идеальным макияжем и маникюром. Лена тайком глянула на свои короткие, поломанные ногти и тут же стыдливо спрятала руки под стол. Каждый день стирка, готовка, уборка, какой уж тут маникюр? Она снова глянула на свекровь. И одежда всегда красивая, платья, костюмы разные…
И все-таки не хотелось Лене стать похожей на Нину Георгиевну. Пустая она какая-то, без души, хоть и красивая. Вот у нее мама совсем простая, зато и посмеяться от души может, и поругать…
— Так вот, милая. Не буду больше ходить вокруг да около, — продолжила свекровь. – Дима сам не может тебе сказать, меня попросил. Забирай Иринку и уезжай.
— Что? – вскинулась Лена.
— Уезжай, говорю.
— Так куда же я поеду?
— К матери, в поселок свой, — без обиняков заявила Нина Георгиевна.
— Как же я к ней с маленьким ребенком? Вы же знаете, там мои сестры с братом живут… Младшие, — Лена склонила голову, чтобы свекровь не заметила набегающих слез.
— Вот именно. Семеро по лавкам, голодранцы невоспитанные, — брызнула ядом свекровь. — Одним больше, одним меньше… Так что, поезжай.
— Я сначала с Димой поговорю, — уперлась Лена, — вот сейчас придет с работы, пусть сам мне все и скажет.
— Глупая, он не может, неудобно ему. Как ты не понимаешь?
— Да почему неудобно? Если разлюбил, пусть так и скажет.
— Да не может он тебе сказать! – рассердилась свекровь. – Он интеллигентный, воспитанный мальчик. Будет терпеть, жизнь свою губить с тобой, а никогда не скажет. Ты же знаешь, какой он благородный. Если ты его любишь, то помоги ему. Уйди сама.
Лена кивнула, смахнула слезу и встала.
— Хорошо, я вас поняла, Нина Георгиевна.
Через полчаса, собрав кое-какие вещи, Лена усадила в коляску Иринку и ушла из дома.
Лена сидела в электричке и вытирала слезы, непрерывно текущие по щекам. Иринка хныкала, копошилась в коляске и просилась на руки. Лена переодела ей ползунки и дала бутылочку с жидкой овсяной кашкой, которую наспех сварила перед уходом. Грудного молока у Лены уже давно не было, она с двух месяцев прикармливала дочку, потому что Иринка неохотно брала грудь, капризничала, выплевывала, пока совсем не отказалась от кормления. Врач сказала, что молоко несытное, поэтому ребенок его не ест, и велела ввести прикорм. Молока становилось все меньше, а потом и вовсе пропало.
Свекровь, конечно, рассудила по-своему:
— Не хочешь ребенка кормить, так и скажи. Сейчас молодые мамаши все такие, хотят грудь сохранить красивой, упругой, а толку-то, все равно обвиснет.
— Мама! – остановил Дима, услышав такое. – Что ты говоришь? При чем здесь грудь?! И вообще! Ты же сама рассказывала, что меня манной кашей кормила с двух месяцев.
Та зыркнула с упреком на сына:
— Так раньше времена другие были. Я не доедала, вот молоко и было несытное. А ей-то чего? Как сыр в масле…
— Не слушай ее, — Димка обнял притихшую Лену, — родители на все со своей колокольни смотрят.
Молодая мамаша, прижавшись к мужу, молчала, лишь губу закусила до боли, чтобы не расплакаться.
Лена глянула в окно, стараясь отвлечься от неприятных воспоминаний. Посмотрела на мелькающие мимо поля, на небо, затянутое августовскими кучными облаками, и вздохнула. Еще часа два ехать, а там час на автобусе до поселка. Она снова расплакалась. Вот куда едет с маленьким ребенком? На что жить будет?
Мама, конечно, не выгонит, примет ее с внучкой, хотя им самим впятером тесно в доме. Но Лена ведь даже не может пойти на работу, потому что Иринку оставить не с кем. Ничего, Лена в очередной раз вытерла слезы, справятся как-нибудь.
***
— Мам, привет! – крикнул Димка прямо с порога. – А чего коляски нет? Аленка с Иришкой гуляют, что ли?
— Да, гулять пошли, — выглянула свекровь из кухни. – Сейчас, сынок, накормлю тебя.
Она достала кастрюлю с супом и поставила на плиту.
— Так чего ж меня не подождали? – заглянул к ней Димка. — Я бы поужинал и с ними пошел.
Свекровь нахмурилась.
— Сынок, ты сядь на минутку. Мне поговорить с тобой надо.
Димка залез в холодильник, схватил кольцо краковской колбасы и тут же откусил.
— Ну что же ты делаешь? – остановила заботливая мать. — Сейчас борщ подогреется. А пока руки помой.
— Ой, жрать хочу! – невнятно пробормотал Димка с набитым ртом. — Мы сегодня в порту целый день проработали, корабль за кораблем принимали, все оборудование на завод везут. Представляешь?
— Дима! Что значит «жрать»?! – грубое слово сильно резануло музыкальный мамин слух. — Ты уже совсем, как твоя Лена, стал!
— Что? Да в чем дело? – осекся тот и сел наконец за стол. – Мам, о чем ты хотела поговорить? Что-то случилось? Что-то с Леной? С Иринкой? Ну что ты молчишь?
Нина Георгиевна сделала свое любимое скорбное лицо:
— Сынок, Лена тебя бросила. Она сказала, что больше тебя не любит.
Дима едва не подавился.
— Как это? Не может быть.
— Да ты так не переживай, — широко улыбнулась мамаша. — Разе это плохо?
— Мам, ты чего!
— Не ровня она тебе, — твердо сказала Нина Георгиевна, прихлопнув ладонью по столу, словно поставила точку.
— Что? Не ровня? Да что ты такое говоришь? – вскочил Димка.
— Ой, только не делай из этого трагедии! — мать схватила сына за руку и усадила обратно. — Девочка молодая, глупая, необразованная. Зачем она тебе?
— Мама. Лена поумнее тебя будет, чтоб ты знала! – огрызнулся сынок.
— Что?!
— А то! Если она молчит, это не значит, что она глупая. Она просто тактичная. А ты знаешь сколько раз она помогала мне с чертежами? Оказывается, в школе по черчению у нее было «отлично»! Да не в этом дело. О чем это я? Скажи, она ушла? С Ирой ушла?
— Я же говорю, сказала, что не любит тебя, собрала Ирочку и ушла.
Димка снова вскочил и побежал в их комнату. На первый взгляд все вещи были на месте, только Лениной сумки не было, да Иринкиной коляски.
Дима обернулся и с упреком посмотрел на мать, стоящую в дверях.
— Мама, где они? Куда они ушли, Лена не сказала тебе?
Мать невозмутимо пожала плечами:
— Сказала, гулять пошли.
— Во сколько это было?
— В четыре.
— Так времени уже семь.
Нина Георгиевна снова пожала плечами и ушла к себе.
Димка накинул куртку и выскочил за дверь. Он обошел все скверы и парки в городе, съездил на другой конец города к подруге Лены. Но так их и не нашел.
***
— Не переживай ты так. Ну подумаешь, девчонка попалась непутевая. Она мне сразу не понравилась.
— Мама, замолчи! Что ты такое говоришь? Лена самая лучшая!
Дима второй день лежал на диване, на работе взял отгул и заливал свое горе вином.
— Перестань, — успокаивала Нина Георгиевна, поглаживала сына по спине и уговаривала, — вот пройдет месяц, другой ты ее и забудешь.
— Да как ты не понимаешь! – вскочил Дима. — Я люблю ее! Я по дочке скучаю! И как Лена одна, без денег?
— Так может, она мужчину себе нашла, — подала идею Нина Георгиевна.
— Что? – обескураженно посмотрел Дима на мать.
— А что? Ты целыми днями на работе, и я тоже, а она одна. Что она тут одна делает? Неизвестно.
— Она не одна. С Иринкой, — неуверенно возразил Дима.
— Ой, разве ребенок помеха? Точно тебе говорю. Другого она нашла.
— Нет, она не могла. Я бы почувствовал. Она не могла так обманывать, — Димка закрыл лицо руками. – Не могу поверить!
— Ой, не знаешь ты нынешних девок. Могла, еще как.
— Мама! — вскинулся сын. — Да как ты можешь?! Я переживаю за них, мне надо поговорить, убедиться, что с ними все в порядке. Вот где они могут быть?
— Да не переживай ты за них. В крайнем случае, у нее мать с отцом есть.
Димка вдруг вскинул голову:
— Точно, они там! Только ведь это триста километров от нас. Как же она добралась с маленькой Иришкой?
— Успокойся, ложись спать. Завтра тебе на работу.
— Нет. Я должен проверить.
Димка решительно встал и пошел в ванную, чтобы привести себя в порядок.
Нина Георгиевна, ругая себя последними словами, что брякнула про родителей Лены, побежала следом.
— Ну куда же ты на ночь глядя? Не надо ехать! Имей гордость! Раз ушла, значит, не нужен ты ей!
— Мам, ты не переживай. Я только поговорю и вернусь, — уже обуваясь в прихожей, твердил Дима. — Если все, как ты говоришь, то значит, так тому и быть. Подам на развод.
продолжение завтра в это же время
