Зовут его Анатолий Иванович, вернее звали в прошлой жизни. Сейчас он просто Толик.
Всегда ходит в замызганной, неопрятной одежде и растоптанных, будто с чужой ноги, башмаках. Сальные волосы выбиваются из-под видавшей виды кепки, а на носу очки, одна дужка которых обмотана изолентой.
Я каждое утро наблюдал за ним с балкона, пока пил кофе перед работой. Толик катил впереди себя тележку набитую всяким хламом: бутылки, жестяные банки, картон, железки. В общем, всё то, что можно сдать в обмен на гроши.
Но однажды я сломал ногу и был вынужден несколько месяцев сидеть дома. Находиться в четырёх стенах двадцать четыре часа в сутки невыносимо, поэтому я кое-как спускался с лестницы и примерял на себя роль бабулек, сидящих на лавочке у подъезда. Роль эта, надо сказать, не очень-то и завидная, но раз случилась такая беда, то и посидеть на лавочке хоть какое-то развлечение. Зато я узнал всех соседей в лицо, а с некоторыми даже познакомился.
Познакомился я и с Толиком, когда тот катил свою тележку, на которой лежал ржавый холодильник. Он поравнялся с лавочкой и, виновато улыбнувшись, спросил:
— Не разрешите ли присесть подле вас, уважаемый? Его манера говорить меня удивила. Такой контраст между внешним видом и речью вызывал приятное недоумение.
— Конечно разрешу. Лавка-то вон какая большая, двоим места с лихвой хватит, — ответил я, убирая свои костыли в сторону.
Толик приладил свою тележку подальше от дороги и, вытерев пот со лба грязным носовым платком, присел на краешек лавки. Он сидел прямо, так, как учила меня бабушка, каждый раз хлопая ладонью между лопаток, когда я, делая уроки, сгибался в три погибели.
— Где холодильник-то добыл? — спросил я, чтобы нарушить неловкое молчание.
Толик тут же оживился и, поправив на носу очки, ответил:
— Да через три дома отсюда. Наверно, новый купили, а этот выбросили. Вот радость-то у людей. Новый холодильник, это хорошо. Еда не портится, да и вообще, когда в доме всё новое, это хорошо. Мой-то давно сломался. Плохо. Особенно летом плохо. Вот, забрал этот, привезу домой, посмотрю, может какая запчасть пригодится. А железо сдам, все же какая никакая, а копейка.
— А ты что, в холодильниках разбираешься?
— Да как же в них не разбираться, если я всю жизнь на заводе по их изготовлению проработал. Как после училища пришёл, так до конца и работал, пока завод не обанкротился.
— А где же ты сейчас работаешь?
— Да так, где придётся. Да и кто такого, как я на работу возьмёт. Инвалид я. Пенсия по инвалидности маленькая, да хоть столько, и то хорошо. А так, иногда дворником меня берут, да вот тару, макулатуру, железо сдаю. На хлеб, да на еду Мурзику хватает. Иногда люди книжки выбрасывают. Странные люди. Ведь это же книги, с ними нельзя так. Но мне хорошо. Я их забираю домой. У меня уже целая библиотека.
— Любишь читать?
— Страсть как люблю. Когда работал, то часто в библиотеку ходил. Книги мои лучшие друзья. А сейчас кто меня туда пустит. Говорят, что я людей пугаю. Да я не в обиде, понимаю всё.
И он поднялся. Не глядя мне в глаза поблагодарил за беседу и, шаркая растоптанными башмаками, покатил тележку дальше. А я смотрел ему в след и думал, как же тесен мир. Мне на том заводе как-то тоже приходилось работать несколько лет. И, вполне вероятно, я сталкивался с Толиком, но не придавал этому значения.
На следующий день я сидел на лавочке, а рядом лежала стопка книг, которые жена как раз хотела выбросить. А я, вспомнив слова Толика, не позволил.
— Как ты можешь, это же книги, с ними нельзя так, — сказал я ей, забирая стопку.
Ответом мне был недоуменный взгляд и палец у виска. Да я не в обиде, жены они такие.
Пока ждал Толика разгадывал кроссворды.
— Здравствуйте! — раздался знакомый голос.
— Привет!- ответил я обрадовавшись.
— Не разрешите ли присесть подле вас? — спросил Толик в своей вежливой манере.
Я засмеялся, очень уж это было неестественно комично и мило одновременно.
Он присел и, заметив у меня журнал с кроссвордами, проявил интерес. И в течении сорока минут мы с увлечением начали их разгадывать. Меня поразило каким Толик был умным. Он знал ответ на каждый вопрос, мне даже было как-то неловко выказывать перед ним свое тугодумство.
А когда пришло время прощаться, то я вручил ему стопку книг, за которую он благодарил меня, широко улыбаясь, как ребёнок.
Мы стали часто с Толиком встречаться. И это неизменное: Не разрешите ли присесть подле вас? стало его визитной карточкой.
Как-то раз я его очень оскорбил. Было это уже после того, как у меня сняли гипс и я вышел на работу. Садясь в машину я заметил Толика с тележкой и поздоровался с ним. Мне очень захотелось помочь этому человеку. А как помочь, если не деньгами, я не знал.
— Вот, купи себе и Мурзику чего-нибудь, — сказал я, протягивая Толику купюру.
Ох, как же он тогда оскорбился, покраснел, руки затряслись и он, заикаясь сказал:
— Зачем ты так? Мы не нищие.
Долго я потом Толика не видел. Видимо от обиды ходил другими дворами.
А сейчас заметил его тележку на той стороне улицы и даже обрадовался. Добрый он и с чувством собственного достоинства.
Надо книжек купить и подойти с повинной головой. Книжки он возьмёт, они его лучшие друзья.
