Не мачеха, а мамочка

— Поворачивай лошадь. Не пойду! – увидев, сколько детей высыпало на крыльцо, Агафья перехватила у Ефима вожжи.

Только дети уже облепили повозку, вцепились ей в юбку:

— Мамочка, не уезжай!

Девушка смотрела на них, растерявшись, и мужчина легонько подтолкнул:

— Ну, чего ты? Иди в дом, он теперь твой.

 

Агафье было 28 лет, Ефиму – под пятьдесят. Семья у него была большой, многодетной. Казалось, живи и радуйся – крепкий хозяин, хозяйственная жена. Но вскоре после родов жена заболела и через два месяца умерла, оставив сиротами грудного младенца и шестерых ребятишек.

— Сынок, у меня нет больше сил помогать тебе, – однажды призналась старенькая мать, – хоть и мало времени прошло с похорон, но – женись. Детям мамка нужна.

— Где ж мне взять ее? – Ефим сокрушался не на шутку, понимая, что за такого многодетного вдовца пойдет далеко не каждая женщина, и в сердцах сказал: – Лучше головой в петлю…

— Свят, свят, – перекрестилась испуганная старушка, – ты что Бога гневишь? Выкинь такие мысли из головы. Поспрашивай у людей, может, есть у кого на примете добрая женщина. И я схожу к соседке, она многих в округе знает. Может, подскажет кого.

— Ефимушка, – мать вернулась от соседки радостная, – нашлась мамка нашим деткам!

Видя, что сын смотрит с недоумением, знаком показала ему, чтобы сел на лавку:

— Знаешь Агафью из соседнего села? Сироту.

— Ну знаю, – Ефим все еще не мог понять, к чему клонит мать. – С ее отцом были знакомы.

— Так вот, соседка сказала, что Агафья до сих пор не замужем, хотя девушка добрая и покладистая. Посватайся к ней!

— Ты что, мать? Она ж совсем молодая, зачем ей старик с кучей детей?!

— Какой ты старик?! Тьфу на тебя, – мать аж сплюнула, не скрывая недовольства. – А то, что молодая, так это хорошо – еще своих детей родит.

В ту ночь Ефим долго ворочался без сна, думал и так и сяк, но под утро решил попытать судьбу, посватавшись к Агафье, – а вдруг согласится. Через несколько дней, одевшись понарядней, запряг лошадь и отправился в соседнее село.

Услышав предложение, Агафья растерялась. Ефима знала понаслышке – когда тот общался с отцом, была маленькой. То, что жена у него умерла, слышала. Бабы ахали у колодца:

— Это ж столько детей остались сиротами!

У Агафьи сердце заходилось от сочувствия – сама с девяти лет росла круглой сиротой. Сначала умерла мать, а через несколько лет – отец с мачехой. Тогда в деревне много людей умерло, говорили, какой-то мор напал. Девочку взяли к себе родственники, и она была фактически прислугой — нянькой для детей и рабочей силой. Ей даже указывать было не надо, что делать, – хваталась за все.

— Агафья, ну что? Каким будет твое решение? – не услышав ответа, спросил Ефим. – Понимаю, отважиться трудно, но со своей стороны обещаю, что никогда тебя не обижу.

— Хорошо, я согласна, – встретившись с ним взглядом, просто сказала Агафья. – Приезжай за мной через несколько дней, буду готова.

В пути коротко перебросились несколькими фразами, больше молчали – оба волновались. Ефим думал, как молодая девушка справится с такой оравой. Она переживала, сможет ли стать детям матерью. Уже подъехали к дому, когда на крыльцо высыпали дети, и Агафья испугалась. Схватив за вожжи, умоляюще посмотрела на мужчину:

— Поворачивай лошадь. Не пойду…

Но дети уже облепили повозку, вцепились ей в юбку:

— Мамочка, не уезжай!

И женское сердце дрогнуло. Так на всю оставшуюся жизнь она осталась мамочкой для семерых детей Ефима и семерых собственных, которых затем родила один за другим. Для нее все они были одинаковыми, никого не делила на своих и чужих.

— Как тебе повезло, сынок, с Агафьюшкой, – незадолго до смерти сказала Ефиму мать. – Я ухожу спокойной за вас, а ты береги жену.

Он и берег, и помогал, хотя в деревне это было не особо принято. Жалел свою Агафьюшку, которую называл только так – ласкательно. Когда началась война, большинство детей уже были взрослыми. Сыновья ушли на фронт, а они с дочками, невестками, внуками старались держаться вместе и тогда, когда выгнали в беженцы, и когда вернулись в сожженную деревню.

Как выжили, никто не знает. Болели тифом, лежа вповалку без сознания, и только Агафья, которая первая встала после болезни, шатаясь, обходила всех по очереди и смачивала губы ледяной водой. После кризиса всем хотелось есть, но еды не было. Женщина чудом раздобыла где-то сухарики из черного хлеба, размачивала их в сырой воде и давала тем, кто шел на поправку…

Когда старшие внуки окрепли, Агафья ходила с ними по окрестным деревням, собирая милостыню, – так выживали многие. Однажды нарвались на немцев и те заподозрили, что они собирают хлеб для партизан. Закрыли в сарае, обложив его соломой и намереваясь поджечь. Спасло только вмешательство местного старосты – ему удалось убедить немцев, что это беженцы, и хлеб собирают для себя.

В родную деревню после освобождения вернулись первыми – домов не было вообще, высились только полуразрушенные печные трубы, валялся битый кирпич и кругом все заросло бурьяном. Ефим, вспомнив места, где оставлял добро, стал копать. Почти все ямы были пустые, только в одной чудом уцелела одежда, и это стало праздником для них, обносившихся и раздетых.

Ефим с внуками-мальчишками раскапывал бункеры, хотя сил уже было мало, – возраст и военные тяготы сделали свое дело. Удалось заготовить бревна для дома и поставить сруб, а вскоре с фронта вернулись два сына, комиссованные после ранения, и новоселье большая семья справляла первой. Не важно, что спать приходилось на голых лавках или соломе, – у них был дом, крыша над головой.

А как радовались первому урожаю! Картошку сажали, когда женщины еще были одни, – четверо таскали плуг, две сменяли друг друга за плугом. Дети бережно клали в борозды кожуру с глазками или дольки с тонким росточком – посадочным материалом это можно было назвать с натяжкой.
Но природа, видимо, брала реванш за годы войны – посевы радовали глаз, картошка уродила на удивление.

Однако они остались без урожая. Его весь пришлось отдать в счет оплаты за сруб, который уже поставили.

— Не переживайте, – успокаивала Агафья невесток и дочерей, – самое страшное пережили, переживем и это.

Она научилась печь хлеб из всего, что попадалось под руку, – шелухи, головок клевера, лебеды, разных кореньев. И хотя муки там было – кот наплакал, хлеб был более или менее съедобным. А из перемерзших клубней, что собирала на прошлогоднем картофельном поле, пекла оладьи. Не раз оказывалась на волоске от гибели – отступая, немцы заминировали окрестные поля. Их семью Бог миловал, а некоторые соседи подрывались на минах, погибали или оставались инвалидами.

— Отдай бабушке, – почтальонка, не войдя в дом, однажды протянула старшей внучке три конверта, а сама быстро пошла прочь.

Агафья, увидев в руках долгожданные письма – на фронт ушли все пятеро ее собственных сыновей, обрадовалась.

— Детка, читай быстрей, – заторопила внучку – сама была неграмотная. – Может, скоро вернутся мои сыночки.

Они еще не знали, что это были казенные письма, – из них семья узнала, что два сына погибли смертью храбрых, а один пропал без вести. Почтальонка опасалась напрасно, хотя знала, какую новость таят подобные конверты, – Агафья после прочитанного словно окаменела. Женщины рыдали, дети, глядя на них, плакали, а она сидела, оглушенная, и только обводила всех сухими, горячечными глазами.

Ей не повезло – все пятеро сыновей, которых родила она, с войны не вернулись. Никто не видел, чтобы мать и бабушка плакала. Только однажды старшая внучка, заскочив в дом, где Агафья пряла, услышала ее горькие причитания, от которых перевернулось сердце…

Мирная жизнь вошла в свое русло – кто из детей, вернувшись, остался в деревне, кто уехал в город. Семьи были крепкие, жили хорошо – у всех со временем появились дома или квартиры. Ефим, несмотря на тяжелую жизнь, прожил 102 года – по настоянию детей им с Агафьей даже справили золотую свадьбу.

— Спасибо тебе, что тогда, давно, не сбежала, – сказал супруге, которую, как нередко говорил, ему послал сам Господь Бог.

— А могла бы! – шутливо ответила Агафья, глядя с любовью на своего Ефимушку, – вот уж не думала, соглашаясь выйти за него замуж из жалости, что полюбит всем сердцем.

Век Агафьи тоже был долгим – 98 лет. После смерти мужа она жила в семье дочери. Много лет спустя, рассказывая о ней, внучка говорила:

— Бабушка у нас была святая, – и поясняла: – Абсолютно неграмотная, она была отличным психологом и учителем по жизни. Как-то моя дочь, которая училась хорошо, получила за четверть тройку по русскому языку. Мы, родители, дома отругали по полной программе, и она пошла к бабушке с прабабушкой.

Там внимательно выслушали, бабушка Агафья, как ее все звали, помолчала, потом стала рассуждать:

— Вот ты вырастешь, нужно будет письмо написать или изложить свои мысли, а для этого надо быть грамотным человеком. Ты же не захочешь делать ошибки, правда?

Утирая слезы, девочка согласно закивала головой. В следующей четверти оценку исправила, и в аттестате по русскому языку у нее стояло «отлично».

— Не поверите, – сказала мне внучка Агафьи, – но со своими бедами и проблемами и мы, а потом и наши дети шли исключительно к бабушке. И конфету, которой, бывало, кто-то угощал, несли не отцу с матерью – ей.

Почему же не поверю? Верю. Не зря ведь считали ее святой.

Кстати, заинтересовавшись именем, я узнала, что Агафья означает «добрая, хорошая». Нужно что-то добавлять? По-моему, нет. Кроме одного — прозорливые у нее были родители!

источник

Понравилось? Поделись с друзьями:
WordPress: 9.38MB | MySQL:47 | 0,658sec