Никитична давно жила одна, мужа похоронила три года назад, дети разъехались кто куда. Про мать вспоминали редко, да она и не навязывалась. Никто не знал, как её звали на самом деле, Никитична, да Никитична. Ей было уже порядка девяносто три года, но, несмотря на свой преклонный возраст, выглядела она моложе своих лет, и сама содержала свой дом и своё хозяйство в порядке. Никитична была чистоплотной, всегда чистая с белым платочком на голове и непременно с белым накрахмаленным передничком. В деревне у неё были самые вкусные молоко, сметана и творог, даже городские иногда приезжали к ней за экологически чистым продуктом. А Никитична и рада была, куда ей столько одной, а так хоть какой никакой заработок.
— Никитична! Я за молоком!
— Проходи, Зина! Только что подоила, парное ещё.
— Никитична, да как ты справляешься то? Ведь не молодая уже?
— Ой, Зиночка, не спрашивай… Я как встану по утру, как вспомню, что скотинка у меня не кормленная стоит, так на душе тошно станет, так сразу же и подскакиваю, откуда только сила берётся.
— Продала бы ты скотину свою, Никитична, отдохнула бы на старости лет.
— На том свете отдохну, Зина, а сейчас некогда!
— Твои то хоть звонят?
— Дочка намедни звонила, я ей посылку передала, так она недовольная была. Говорит, больше не посылай ничего, у нас в магазинах есть всё. А разве сравнится магазинное с домашним? У меня же всё свеженькое, без химии.
— Да я знаю, Никитична. Зря что ли к тебе городские наведываются.
— Ладно, Никитична, спасибо, засиделась я у тебя, пойду по делам.
— На здоровье, Зина, приходи ещё. Ты там Ларисе передай пусть за яйцами зайдёт, я набрала ей с десяток, она просила.
— Хорошо, Никитична, передам.
Ой, заболтала меня Зинка, сколько времени потеряла, а ещё надо скотину напоить, да огород прополоть. Никитична, быстро просеменила к выходу. Огород у неё был большой. Там, у самого забора – картошка с морковью, здесь, чуть ближе – кабачки, помидоры, огурцы и перцы, а у самого подступа к дому зелень. Ни один клочок земли не пропадает задаром. И когда только поспевает всё? Соседи тоже сначала пытались выведать тайну вечной молодости у Никитичны, да всё зря.
— Какая тайна? Нет никаких тайн! Просто я живу ради других! Я чувствую, что я нужна, а покуда я нужна кому-то я не могу сдаваться. Мне и скотиной присмотреть надо, и деткам в город кое-чего насобирать отправить. Нет мне времени стареть.
А она и не старела, в свои девяносто три выглядела едва на шестьдесят. Ей богу, кто взглянет – не поверит. Крепкая, ладная, разбитная старушка. А какие пироги печёт… Никитична, многим помогала в деревне и вдовым, и сиротам, и инвалидам. Кому продукты занесёт, кому деньгами, добрая у неё душа была. Не могла она спокойно есть, если знала у кого-то беда, или кто-то голодает. А за своих детей, как переживала, как услышит, что кто-то в город собрался, так сразу насобирает овощей свежих, яиц, творога, сметанки и отправляет. А на каждые праздники старалась всем денежку выслать, чтобы внукам подарки купили от её имени. Сама поехать в город она не могла, скотину не могла оставить, да и не звали они её, слишком все занятые – не до матери им было. А сколько звала она их к себе, хотя бы летом приезжайте, на каникулы или в отпуск. Куда там! Сейчас это не модно по деревням отдыхать. Невдомёк им было, что материнское сердце не железное, что она тоскует, пусть не обижается, но всё равно по ночам горькие слёзы льёт. Хорошо, хоть к дому котёнок прибился, так Никитична его отмыла, накормила и назвала Одуванчиком. Уж сильно на одуванчик был он похож – рыжий, пушистый, а какой игривый, загляденье. Никитична вечером присядет, а Одуванчик тут, как тут, начинает ластиться, прыгать, бегать развлекать хозяйку. Какая никакая, а всё же живая душа.
— Никитична! Ту мой в город собирается! Своим что-нибудь передавать будешь?
— Ой, как хорошо! Я как раз пирогов напекла! Сейчас милая, я всё насобираю!
— Хорошо, не торопись, Никитична! Я не спешу.
— А что это Валерка снова в город засобирался? Ведь недавно ездил.
— Так кабанчика своего забили, хочет в город свезти, мясо продать. Ты бы тоже, Никитична, постепенно свою скотину распродавала. Негоже тебе одной с таким хозяйством – не по возрасту. Хоть бы дети твои за ум взялись и тебя к себе позвали.
— Не смогу я в городе жить, там всё чужое, а здесь и воздух чище и вода слаще. Вот насобирала я: эту корзинку пусть Борису передаст, а эту Серёжке, Светке ничего не надо. Она намедни мне звонила, ругала, что у них всё есть. Валерке твоему спасибо передай. Дай бог ему здоровья! Выручает он меня.
— Что ты, Никитична! Ты нам сколько помогла, мы во век перед тобой в долгу!
— Ой, не мели ерунду, иди давай! Валерка наверное уже заждался!
— Хорошо, Никитична. Из города что-нибудь нужно?
— Нет. Что там есть такого, что у нас не найти? А я пойду кое-чего насобираю и к Надьке снесу. Жаль мне её, вдовая, четверо по лавкам, работает с утра до ночи. Мужа бы ей хорошего…
— Хорошая, ты Никитична! Добрая у тебя душа! Ну, я пошла.
— Иди, с Богом!
Вот так Никитична и жила, то по хозяйству, то соседям поможет, то детям своим. Только однажды Никитична слегла что-то. То ли старость, то ли болезнь какая, неизвестно. Еле как подоила корову Милку, покормила и напоила скотину, собрала яиц и легла. В этот самый день и приехал к ней сын Борис.
— Ну, здравствуй, мама! Что же ты сына своего не встречаешь?
— Здравствуй, Боренька! Проходи… Что-то я занемогла… Погоди я чаю поставлю.
Еле как встав с кровати, Никитична поплелась на кухню, поставила чай, открыла банку с вареньем, нарезала хлеб.
— Сынок! Проходи на кухню, будем чай пить!
— Не густо у тебя мама, не густо!
— Приболела я, коли бы знала, что ты приедешь, то обязательно чего-нибудь да приготовила… Хочешь яичницу пожарю, как ты любишь, со шкварками.
— Нет, мама, не надо. Я тут проездом, дай думаю зайду мать проведаю… А тут мне не рады… Ни пирогов тебе, ни борща… Принимаешь, так будто к тебе соседка за солью забежала.
— Что ты такое говоришь, Боренька. Занемогла я. Ты посиди, я сейчас тесто поставлю, пирогов напеку, борща наварю…
— Мне пора, и так я у тебя засиделся… Пока, мам.
— Боренька, что же ты даже чаю не попьёшь?
— В следующий раз, мам. Я опаздываю.
Борис уехал, а Никитична снова легла. Как стыдно то, в кое то веки сын приехал, а она не смогла встретить его, как следует… Что он подумал? Вечером пришла соседка с корзинами, мрачнее тучи.
— Никитична, ты на меня не обижайся, но я как есть, так и скажу!
— Говори, что случилось?
— Отвёз Валерка твои гостинцы, только не приняли они, назад всё вернули.
— Ну хорошо, одну корзину возьми себе, вторую отнеси Надьке отнеси, у неё дети, пусть кушают.
— Что-то ты Никитична неважно выглядишь… Случилось чего?
— Нет, всё нормально… Просто устала я.
После этого случая Никитична серьёзно занемогла. Она уже не могла, как раньше ухаживать за скотиной и огородом, поэтому позвонила соседке.
— Наденька, приходи срочно ко мне!
Надя пришла быстро, она очень любила Никитичну. Никитична всегда ей помогала, где деньгами, где продуктами.
— Никитична! Я пришла!
— Проходи, Надя. Разговор есть.
— Что-то случилось?
— Надя, приболела я что-то. За скотиной и огородом смотреть не могу. Ты приходи, дои мою Милку, и скотину корми. Молоко, яйца всё себе забирай. У тебя дети, а мне столько не надобно.
— Что ты, Никитична! Я и за так помогать тебе буду! Ты нам столько добра сделала!
— Слушай, что я тебе говорю! Всё забирай, тебе детей кормить надо, а у меня это всё пропадёт.
— Так детям в город отошлите.
— Отсылала, только вернули они мне всё… Не хотят от меня ничего принимать.
— Ой, не берите в голову, молодо-зелено! Одумаются ещё!
— Какое молодо-зелено? Не нужна им мать и посылки от матери тоже не нужны.
Теперь Никитична каждый день варила маленькую кастрюльку борща и пекла небольшой пирог, на тот случай, что вдруг кто из детей к ней приедут. Ждала она их сильно, но никто не приезжал. Когда она совсем занемогла, она позвонила детям:
— Детки мои что-то я совсем плоха стала, вы приезжайте, обговорить всё надо. Может кто меня заберёт к себе?
Только дети не спешили приезжать, у всех свои дела и заботы. Никитична свою скотину распродала, а корову и пятнадцать курочек Наде отдала, какая никакая помощь будет. Вечером Никитична почувствовала себя хуже. Негоже помирать ей, столько дел не сделано. Она поставила тесто, прибрала в доме, каждое движение давалось ей с трудом. Искупалась, поменяла бельё, вот только на стирку сил уже не оставалось. Никитична испекла свой фирменный пирог с капустой и прилегла. Ой, мне надо ещё деньги приготовить, чтобы потом не искали. Собрав все свои сбережения, Никитична поделила их на равные стопки. Она взяла лист бумаги и ручку и села писать письмо:
« Милые мои детки! Вы знаете, как я вас сильно люблю! После моей смерти не деритесь, не ругайтесь, берегите друг друга. Вот деньги, их немного, но всё же. Я поделила их поровну, купите себе что-нибудь от меня на память. Если дом будете продавать, иконы заберите, они всегда помогали мне, когда я молилась. И кота моего, Одуванчика не оставьте, пропадёт он один.
Любящая вас всех мама. »
Никитична положила письмо вместе с деньгами на стол возле пирога и от усталости решила вздремнуть на диванчике. Только спустя несколько дней соседи спохватились, что давно невидно Никитичны. Хоронили Никитичну всем селом, много хорошего она сделала людям. Дети приехали только к вечеру, после похорон. В доме их ждал чёрствый пирог на столе, письмо, деньги и рыжий кот Одуванчик.
