— В словах, Люсенька, большая сила кроется, но сила эта зависит от того, что ты чувствуешь, когда эти самые слова произносишь, — Клавдия Никитична положила подпорченное яблоко обратно на витрину и задумчиво посмотрела на правнучку, прикидывая, не слишком ли сложное объяснение она для пятилетней правнучки придумала. — Ну вот, к примеру, если ты просто пожелаешь кому-нибудь доброго утра, по привычке, как всегда делаешь, то день у этого человека будет самым обычным. А если частичку своей души в такое пожелание вложишь, любви немножко и искренности, то утро и правда добрым получится. Поняла?
— Угу, — кивнула Люська, забросив в корзину шоколадку. — Я поняла, бабуль. А если плохое пожелаешь и плохо думать будешь на человека, то и утро будет плохим, да?
— Умница, — погладила Люську по голове старушка. — Ну? Всё мы на яблочный пирог купили?
— Ух ты, какое яблоко! — Люська восхищённо потянулась к большому краснобокому яблочку, лежащему на самом видном месте. — Давай его тоже в пирог положим?
— Ну давай и это положим, — согласилась Клавдия Никитична, расплатилась за покупки на кассе и повела правнучку домой, по пути продолжая лекцию: — Но мысли и чувства всё равно сильнее любых слов, Люсенька. Вот я иногда ворчу на тебя, браню за шалости, но по-доброму, с любовью, потому как недобрая мысль даже при добрых словах навредить может. Поняла?
— Ага, — радостно кивнула девочка. — Я тебя тоже люблю и не обижаюсь, когда ты на меня ворчишь.
— Ну вот и славно. Вот так, милая моя, ко всем относиться надо — с добротой, с пониманием и с любовью.
Не объяснять же юной колдунье, что если она даже мысленно пожелает кому-нибудь копыта отбросить, то потом с ума спятишь, пока исправлять это пожелание будешь. Люська хоть и мелкая, но силища в ней такая, какой у них в роду ни у кого не было. Поди уследи за такой, чтоб не набедокурила чего ненароком.
Пришли домой, разложили по полкам в шкафах и холодильнике покупки и занялись приготовлением пирога. Люська вся-вся в муке измазалась, поэтому Клавдия Никитична её переодеваться и умываться отправила, а сама яблоки чистить и на кусочки резать начала.
Отмылась Люська от муки, платьице чистенькое на себя натянула, перед зеркалом покрутилась и побежала в кухню перед прабабушкой отчитываться, что справилась с поставленной задачей. Глядь — а в кухне соседка сидит, бабушка Маша. Наверное, пришла, когда Люська в ванной в порядок себя приводила. И не просто сидит, а яблоко в руке держит — то самое, большое, которое Люсенька для пирога сама выбрала. Отрезает ножом маленькие кусочки и не в миску к другим яблочкам их кладёт, а в рот себе. И бабушки Клавы в кухне нет, чтобы остановить это безобразие.
От возмущения и обиды у Люськи аж шея вытянулась и слёзы на глазах выступили. Но жадничать ведь нехорошо. И плохо думать на человека тоже нехорошо. Надо быть доброй, любящей, вежливой, культурной и понимающей девочкой, как бабушка Клава учила. Проглотила Люська слёзы обиды, насупилась…
— Приятного аппетита, бабушка Маша!
Вроде бы вежливо получилось.
— Спасибо, Люсенька, на добром слове, — отозвалась соседка, отрезала от яблока ещё кусочек, поднесла его ко рту, застыла так ненадолго, а потом положила отрезанное в миску. — У вас праздник сегодня, да?
— Ты разве не знаешь, что у бабушки Клавы День Рождения? — удивилась Люська. — Ей целых восемьдесят лет!
— Ничего себе! — неискренне удивилась соседка, потому что всё прекрасно знала и даже заранее приглашена на это торжество была. — А меня в гости пригласите?
Люська на миску с яблоками покосилась и подумала, что некрасиво будет бабушкину подругу в гости не позвать.
— Ладно, приходи, — махнула рукой и убежала обратно в комнату, потому что бабушка Клава как раз вернулась из чулана с миской овощей, а подслушивать разговоры взрослых нехорошо.
Вскоре соседка ушла, Люська помогла имениннице почистить варёные яйца для салатика, вместе они испекли румяный пирог, накрыли праздничный стол и стали ждать гостей. Все пришли, кто приглашён был: и Люськины мама с папой, и другие бабушки и дедушки, и друзья, и соседи. Человек двадцать за столом собралось, и все шумят, радуются, бабушку Клаву поздравляют.
Марья тост в честь именинницы сказала, сок за её здоровье из бокала отхлебнула, положила себе в тарелку пюре картофельное, мяса жареного два кусочка и салатика овощного немного — всего по чуть-чуть. Зацепила вилкой мясо, ко рту поднесла… и обратно на тарелку положила. Выловила огурчик из салата, хотела съесть… и передумала. И так любая еда — вроде и выглядит аппетитно, но в рот не лезет. Даже хлебушка кусочек проглотить не смогла, подавилась.
— Марусь, ты не заболела? — нахмурилась Клавдия Никитична. — Что-то ты не ешь ничего.
— Да аппетита что-то нет, — пожала плечами Марья. — Пойду-ка я, а то вдруг и правда прихворала.
* * *
Прошло три дня, а лучше Марье не стало. Откроет дома холодильник, посмотрит в него задумчиво и снова закрывает. Сходила к доктору на приём, а тот с такими заковыристыми названиями лекарства выписал, что даже покупать их страшно было. Пошла к соседке за консультацией — Клавдия-то в травках разбирается, может, подскажет чего.
— Череду для аппетита пить надо, — сразу же насоветовала подруге Клавдия Никитична. — Только недуг твой неестественный, я вижу, что кто-то пожелал тебе недоброе. Не заметила раньше. Сиди тут, я сейчас воск принесу, отливать тебя будем.
А Люська в комнате притихла, в альбоме цветочки рисует и волнуется — вдруг бабушка Клава по воску поймёт, кто беду сделал. Это ведь она не от чистого сердца приятного аппетита пожелала, вот наоборот и вышло. Ей хоть и пять лет, но ума хватает, чтобы понять свою ответственность за недобрые дела.
— Люсенька, ты в кухню не ходи пока, хорошо?
— Хорошо, бабушка. А по воску можно узнать, кто виноват?
— И не подслушивай, — покачала головой старушка.
Ну как не подслушивать, если совестно и любопытно? Подкралась Люська на цыпочках к двери, которую Клавдия Никитична за собой закрыла, потянула за дверную ручку осторожно, приоткрыла чуток, чтоб незаметно было, и ушки навострила.
— Не-а, не получается воском, — донёсся с кухни голос бабушки Клавы.
— И что делать? — грустно спросила бабушка Маша.
— Ну, есть один способ… Нехороший он. Сделанное обратно вернётся, и тот, кто делал, с голоду окочурится.
— Не хочу кочуриться! — выскочила Люська из комнаты. — Бабушка, это я виновата! Она моё яблоко ела, и я на неё плохо подумала, когда приятного аппетита желала.
У Марьи челюсть отвисла, а Клавдия Никитична только вздохнула сокрушённо, глядя на ревущую девчонку.
— Ты бабушке Маше зла желаешь?
— Не-е-ет, — прорыдала Люська.
— А добра и здоровья?
— Да-а-а…
— Ну тогда перестань реветь и проси прощения. И добра желай всякого, какое на ум придёт, чтобы ошибку свою исправить.
Люська вытерла кулачками слёзы, посмотрела на соседку виновато, сделала глубокий вдох…
На следующее утро Марья проснулась со зверским аппетитом, не чувствуя ставших уже привычными болей в суставах, бодрая, жизнерадостная и счастливая, хотя особых причин для этого не было. Помолодела лет на пять, лишние килограммы и возрастные недуги куда-то испарились, а на выходных целых сто тысяч рублей в лотерею выиграла. И сосед, который ремонт делал, перестал по вечерам дрелью жужжать, потому что Люська от всей души пожелала бабушке Маше исполнения всех её желаний, а Марья пожелала соседу, чтоб у него дрель сломалась.
Пришлось и эту оплошность исправлять, потому что меру в добрых пожеланиях маленьким феям тоже знать надо.
