— Я даже не знала, что у тебя есть ребенок, Кать! — удивленно произносит подруга.
— Да, Маше уже… три года, — произношу я с запинкой. — Ты не волнуйся, Наташ, я надолго у вас не задержусь.
— Да брось! У нас с Сергеем огромная просторная квартира. Места всем хватит!
Наташа садится напротив и понижает голос:
— А отец Маши кто? Ты ничего о нём не рассказала.
Мне хочется сквозь землю провалиться. Потому что папа моей дочки — это ее муж, который в данный момент сидит напротив и не сводит с меня взгляда. Жизнь подкидывает мне сюрприз за сюрпризом. Мы с Сергеем так сильно любили друг друга, но он отказался от ребёнка, потому что на первом УЗИ у плода выявили пороки развития. Я сбежала, даже успела выйти замуж и развестись, а он женился на моей подруге.
— Мясо пережаренное, — свекровь брезгливо кривит лицо и отпихивает себя тарелку. — Подошва, ей-богу. Игорь, как ты вообще его жуешь?
Я сильнее сжимаю вилку от обиды. На приготовление этого стейка я кучу времени потратила. С Машкой мы встали ни свет ни заря и час тряслись в маршрутке, чтобы успеть к открытию рынка. Еще сорок минут там бродили, пока выбирали куски получше. В нашей семье мясо готовил папа, поэтому я в нем не слишком хорошо разбираюсь. Продавец меня убедил, что это самое лучшее.
— Жестковато, но терпимо, — хмыкает Игорь, погружая ломтик в рот. — Не ресторанное конечно.
Обидно до слез. Я может быть и лучший повар, но это все-таки ужин в честь моего рождения.
— На говядине экономить не нужно, — наставляет свекровь. — И руки жалеть нечего — отбила бы колотушкой как следует, было бы нежным.
— Вкусно, мам! — звонко выкрикивает Маша и улыбается своей задорной детской улыбкой со своего высокого королевского стульчика.
На душе сразу становится легче. Мое четырехлетнее солнышко. Всегда меня поддержит.
— А тебя не учили, что взрослых перебивать нельзя? — рявкает свекровь, поворачиваясь к дочке. — В школе таких как ты учителя сразу в коридор выгоняют.
У меня душа на части разрывается. Если нападки Риммы Геннадьевны в свой адрес я могу стерпеть, то за Машку готова бросаться в бой. И Игорь… Ну хотя бы раз за нас вступился. Жует «подошву» и делает вид, будто его происходящее не касается. Все потому что дочь моя ему не родная. Да и я. видимо, родной никогда не стану. Для чего только замуж мне предложил? И я тоже дура, согласилась. Это потому что ухаживал он красиво, а Машке нужен был отец.
— Римма Геннадьевна, на мою дочь голос повышать не смейте, — едва сдерживая гнев, прошу я. — Она перебивать вас и не думала, а просто решила меня поддержать в мой день рождения. — Улыбнувшись, я подмигиваю Маше: — Никто ее в школе в коридор выгонять не будет. Учителя будут Марию обожать.
Голубые глазки моей девочки восторженно загораются. Она спит и видит, когда пойдет в школу. Даже рюкзак уже себе выбрала, розовенький, с котятками. Она у меня настоящая леди: джинсов и брюк не признает. Только юбочки, платья, сарафанчики. Этим она точно не в меня пошла.
— Это ты в доме моего сына рот мне закрывать вздумала, Катерина? — понизив голос, шипит свекровь. — Совсем оборзела. Игорь тебя, нищенку, с улицы подобрал, да еще и с прицепом. Сидела бы уж тише воды, ниже травы. Чего удивляться, что у тебя ребенок ни грамма не воспитанный.
Все пылает от несправедливости. Это меня-то Игорь с улицы подобрал? Я хорошую квартиру снимала и добросовестно трудилась секретарем. Миллионов не зарабатывала, но на жизнь и воспитание дочери хватало. Это же он сам, когда на место коммерческого директора пришел, прохода мне не давал. Цветами задаривал, звонил, в рестораны звал. И женитьба — его идея. Почему только молчит сидит? Знает ведь свою мать. Она если заведется — не остановишь.
Я проглатываю оскорбление и смотрю на мужа.
— Игорь… — сама на себя злюсь, потому что губы от обиды трясутся. — Может быть, ты хотя бы что-нибудь в мою защиту скажешь?
— Что например, Кать? — равнодушный взгляд мужа застывает на моем лице. — У нас ужин семейный. Сделай так, чтобы он обошелся без скандала.
Нет, это просто невозможно больше выносить. Я ведь живая! Работаю пять дней из семи, разрываясь между хозяйством и кружками для Машки. Я ведь стараюсь! Все делаю, чтобы быть хорошей женой: стираю, готовлю, убираю, а в перерывах стараюсь и волосы успеть покрасить и маникюр делать, чтобы на женщину быть похожей. Но всего этого недостаточно. Просто я дефектная в их глазах, потому что дочь воспитываю одна. «Нагуляла», — так однажды свекровь ляпнула соседке.
— Машуль, — натянув на лицо улыбку, я поворачиваюсь к дочке. — А хочешь мы с тобой в кафе-мороженое пойдем? Прямо сейчас?
Машка начинает ерзать на своем стульчике в предвкушении. Конечно она хочет. Сладости она обожает, а вот этих двоих, что сидят напротив нее — нет.
— Это дурдом какой-то, — тут же возмущается свекровь. — К ней на празднование пришли, а он уходить собралась. Игорь, и ты просто так это оставишь?
Но мне на ее возмущения уже наплевать, и на то, что скажет Игорь — тоже. Дурой я была, что согласилась за него выйти. Очень уж сильно хотелось снова в сказку поверить. Дать себе второй шанс на счастье, а Машке — возможность обрести любящего отца. Не везет нам с этим. Ну ничего. Прорвемся. Я ни одной живой душе не позволю моей девочке детство испортить.
— Катя, сядь, — властно распоряжается Игорь.
— Не сяду, — с улыбкой парирую я, подхватывая дочку на руки. — Мы идем праздновать мой день рождения вдвоем. А вы с Риммой Геннадьевной жуйте жесткое мясо и перемывайте мне кости. Мне к счастью уже все равно. Через два часа я вернусь и соберу вещи. Жить в доме, где мне нельзя открыть рот, я больше не буду.
— Мама, мы правда отсюда уедем? — вкрадчиво спрашивает Маша, когда мы выходим в подъезд.
— Да. Вернемся в город, где я родилась. В Москву. Ты ее не помнишь, потому что слишком маленькая была, когда мы из нее уезжали. Это столица. Она очень красивая и большая.
— Тогда почему мы уехали оттуда? — недоумевает дочь.
Я тяжело вздыхаю. В этот богом забытый городишко мы сбежали от Машиного папы.
