День был пасмурным и дождливым. Серое небо смотрело недружелюбно, словно плакало.
С высоких ступеней церкви спускался пожилой представительный мужчина с тростью. Навстречу ему от черного автомобиля уже поднимался молодой помощник.
На паперти у сверкающего крестами храма сидели просящие подаяния.
Мужчина было подал руку помощнику, но вдруг отвёл её и, повернувшись к просящим, направился по площадке объединяющей длинную лестницу, вправо.
Он достал бумажник и начал раздавать крупные купюры.
Одна из нищих старух схватила его за руку и поцеловала, а другая, стоящая с ящиком для нужд церкви, обнаружив, что купюра слишком крупная, окликнула его:
– Это много …
Но он махнул рукой.
Её лицо под тёмным платком, широко распахнутые в удивлении глаза, волевой подбородок показались мужчине очень знакомыми.
Он замедлил шаг, что-то припоминая, но решил, что ошибся, и вскоре уже, придерживаемый помощником, усаживался в кожаный салон автомобиля.
Он устал. Сегодня он уже побывал на кладбище у своих близких. Потом его привезли в храм, и он, несмотря на больные ноги, преодолел высокие ступени, постоял на службе, робко молясь, потому что никогда не делал этого, и теперь направлялся домой.
Вроде всё задуманное на сегодня сделано. Но вместо того, чтобы успокоиться и расслабиться, сердце и мысли начали работать, как заведённые.
Виной тому была эта встреча. Эта пожилая женщина, просящая милостыню. Нет, это не могла быть та, которую она ему напомнила, никак не могла, но взгляд, но подбородок …
В старости трудно перепрыгнуть с мысли на мысль. Мысли становятся приставучими, как репей – захочешь, не отбросишь.
Подъезд блистал серым вычищенным мрамором, широкая винтовая лестница блестела. По невысоким ступенькам они с помощником поднялись на второй этаж и там попрощались.
В огромной квартире, которая занимала полэтажа, сейчас мужчина жил один. Недавно он похоронил жену. Хотя в последнее время жили они уже врозь, но общие дела объединяли их по сложившейся привычке в семью, и жена тут часто бывала. Он так и считал её своей женой, тем более, что официально так оно и было.
Сын их погиб. Разбился на автомобиле, унеся с собой ещё и жизнь молодой беременной жены. Дочь давно жила в Испании и была там независима, счастлива и обеспечена. В России с внуками бывала нечасто, а вот они с женой, пока была жива та, ездили туда ежегодно, скучали по внучатам, хоть и не говорили дети по-русски.
Как только повзрослели их дети, они легко и безболезненно разъехались. Оба понимали – разводиться официально, значит портить личное дело. Зачем? Так и остались в браке.
Он — ответственный работник Министерства атомной промышленности, член Госдумы, один из лидеров главной в стране партии, а жена — директор департамента. И хоть сам себя никогда он не считал небожителем, всё же репутацию берёг. Привычка ещё со времён советских осталась.
Тогда с этим было, ох, как строго. Тогда за недостойный строителя коммунизма моральный облик могли и пинком под зад отовсюду. Само собой – из партии, а уж потом и с должностей. В низах ещё не так, а у них, в московских высоких кругах, за это не жаловали.
Когда-то на алтарь карьеры он положил свою любовь. Раньше старался об этом не вспоминать вообще. Зачем? Только сердце будоражить.
Всё он тогда сделал правильно – говорил он сам себе. Он должен был хотя бы из благодарности к Наталье, своей жене, так поступить: немного отодвинуть прошлое и всей жизнью благодарить. Ну ещё, чего греха таить, и уцепиться за нарисовавшиеся возможности.
Раньше не вспоминать получалось легко, как будто было это не с ним, а так – слышал где-то. Потому что жизнь разложила всё по ступенькам роста так, что заниматься лирическими воспоминаниями было некогда.
Когда-то по комсомольско- партийной линии он, простой парень из провинции, оказался на партийной должности в столице. Произошло это практически случайно: заболел делегат от района и направили его. Первое время он даже не собирался там оставаться, думал, что вернётся в свой район. Жил в служебной квартире временно.
Он все время думал, что все это временно, хотел уйти из аппарата, казалось, что тут он случайно. Но магическое слово «номенклатура» было посильнее писаных и неписаных Верховным Советом законов. Жизнь затягивала. Ему уже улыбалась некрасивая дочь одного из замминистров. Он отводил глаза и с болью вспоминал симпатичных сокурсниц.
И вот однажды командировали его с коллегами на Урал: строился там уникальный завод, многопрофильное предприятие по выпуску военной продукции для атомной промышленности и ещё всего прочего.
Дело серьезное, требующее партийного руководства, привлечения ответственных лиц. Поехал он туда с целой делегацией.
Работа кипела. Время не считали, планы пятилетки требовали сроков. Они слились там со сплочённым коллективом, в котором была и она – женщина-атомщик.
Так звали все тогда – Елизавету Сергеевну. Хоть по специальности и была она химиком, специализировалась на цветных металлах.
Сильная и волевая, целеустремлённая и знающая. И … красивая. Очень красивая. Светлые волнистые волосы, прямой нос, волевой подбородок, который, однако, был очень женственным. И прямая гордая осанка.
Таких женщин он никогда не встречал! Александр, наш герой, чувствовал себя рядом с ней мальчишкой, хоть и старше его она была всего на четыре года.
А ещё – она была замужем, рос сын.
Но есть в жизни такие встречи, которые нельзя предугадать, спланировать, которые вдруг перечёркивают всё. И нельзя их избежать.
Александр работал там полгода. Елизавета всегда была рядом, сначала скользила по нему безразличными взглядами, а он от этих взглядов то спотыкался, то застывал столбом, не зная, что ему делать дальше. Но знал точно – в сердце случилась беда.
Муж Елизаветы трудился тут же, был инженером. Но самое важное, что его отец – Семенчук Станислав Иванович как раз и был генеральным директором этого значимого завода.
Это ему отчитывались о проделанной работе даже приехавшие москвичи, это он докладывал на самый верх о сроках выполненных и перевыполненных.
Это делало Елизавету ещё более недосягаемой.
Но Александр не хотел отступать. И женщина это заметила.
Однажды случайно он стал свидетелем неприятного разговора Елизаветы с мужем. Говорили они о бытовом. Муж предъявлял претензии, что Елизавета мало времени уделяет сыну, дому, кухне…
Как? Как можно этой женщине предъявлять такие претензии? Она особенная. Её место точно не у плиты!
Так вышло, что Елизавета поняла, что Александр стал свидетелем неприятной беседы с мужем. Она встретилась с ним взглядом и остро почувствовала, что в их отношениях что-то меняется. Она тихо плакала, он – успокаивал.
А дальше закружило. Уже она полюбила так, как не любила никого и никогда. Не случалось подобного в её жизни. Она так привыкла быть сильной, а тут сила нахлынувшей любви превратила её в рабу этого чувства.
Когда между ними всё случилось, в порыве нежности и благодарности он взял в руки её лицо, начал его целовать и вдруг … почувствовал соленый вкус её слез. Он был удивлён – в этот момент его самого наполняло счастье.
– Ты плачешь? Почему?
– Мне страшно. Я могу потерять всё, – только и ответила она.
***
Когда между ними всё случилось, в порыве нежности и благодарности он взял в руки её лицо, начал его целовать и вдруг … почувствовал солёный вкус её слез. Он был удивлён – в этот момент его самого наполняло счастье.
– Ты плачешь? Почему?
– Мне страшно. Я могу потерять всё, – только и ответила она.
Всю жизнь Александр был окружён людьми. Одиночества не было никогда. Скорее наоборот – о нём мечталось. Его телефон всегда разрывался от количества звонков – и дома, и в кабинете. Он нужен был всем.
Но наступило время, когда перед ним с холодной ясностью открылась истина: его по-настоящему никто никогда не любил. Наталья– жена его не любила. Это было ясно с первых дней. Все вопросы она решала только с родителями, а его ставила перед фактом. И он это спокойно принимал. Он знал, что от тестя зависит вся его карьера, его дом, его семья. Он это принял и жил, как винтик, нужный этой семье.
Дочь относилась к нему хорошо, но он и сам не проявлял к ней особой нежности. Её детство и юность пришлись на самое его горячее министерское становление, детьми занималась мать.
А сын … Они вообще были в конфликте. Сын как раз вошёл в когорту той самой «золотой молодёжи», которой можно всё.
Мать и дед его баловали, а когда хватились – решили подключить отца. Это ни к чему не привело, кроме того, что сын его возненавидел. Так и ушёл сын … разбился на московской дороге.
У Александра были женщины, но ни одна не запала в душу, не стала ближе, чем просто временное увлечение.
Кроме одной … Кроме самой первой. Кроме той, которая своей силой любви тогда даже испугала.
***
Любовь Александра тогда тоже не была поверхностной, но всё же она витала в облаках. Он готов был забрать Елизавету из Свердловска с собой в Москву. Её и сына, он готов был жениться, работать и день и ночь, лишь бы обеспечить её.
Казалось: всё так просто. Они любят друг друга – какие могут быть сложности?
Её же любовь была реалистична. Разрушить её отношения с мужем было очень легко, они изначально дали трещину. Её муж был сварливым эгоистом, за которого замуж она вышла по ошибке. Сейчас она полюбила впервые и очень испугалась этого чувства.
Оно перекрыло всё: тягу к науке, к работе, страх потерять семью. И единственное, чего не могла она лишится, так это сына. Между любовью и материнством она бы выбрала материнство.
Она понимала, что идеальной матерью для сына никогда не была. Сыном занималась свекровь. Как-то сразу так сложилось, что через три месяца после родов Елизавета опять вернулась к научной работе, доверив сына матери мужа. Но безграничная любовь к сыну от этого не становилась меньше.
Но … как у Толстого … всё случилось именно так. Только порицание светского общества заменилось порицанием общества советского.
Как только её новые отношения открылись, как только она заявила, что подаёт на развод и уезжает с любимым человеком началось то, что перевернуло всю её дальнейшую жизнь.
Генеральный директор строящегося предприятия по выпуску военной продукции для атомной промышленности Семенчук Станислав Иванович , дед её сына, имел большие связи. Его жена рвала на себе волосы, не желая отдавать внука загулявшей невестке, его сын стал опозоренным ею «рогоносцем».
И он предпринял всё, чтобы сделать жизнь Елизаветы невыносимой и не отдать ей внука.
Партком с особой яростью защищал права семьи — ячейки советского общества. По жалобе мужа его члены взывали к совести провинившуюся женщину, призывали её опомниться и встать на путь исправления, подумать о сыне.
А она только о нём и думала. Но решила твердо – в этой семье не останется.
Москва, почуяв неладное, быстренько отозвала Александра из делегации обратно в столицу. Он ждал Елизавету там, надеялся, что она «отсудит» сына и всё же приедет. Такого поворота он не ожидал, он не был к нему готов, он испугался.
Александра пока не трогали. Вероятно, потому что не было такой цели ни у кого.
А в протоколах партсобрания по вопросу Елизаветы Семенчук фигурировали фразы «аморальное поведение», «прелюбодеяние на рабочем месте», «использование служебного положения в развратных целях» и самое главное «пагубное влияние на сына». Цель у деда была одна: суд должен лишить её материнства. Началось следствие.
В период следствия Елизавета потеряла ребёнка. Она была в положении от Александра. Случился выкидыш. По телефону она спрашивала:
– Ты всё ещё любишь меня, Саша?
– Конечно люблю, не сомневайся… Почему ты спрашиваешь?
– Просто, мне больше нечего терять, кроме твоей любви … Я должна отвоевать сына и своё счастье – быть с тобой. Ты только не обмани …
Самое страшное в расставании – это когда ты понимаешь, что человек без тебя сможет жить, а ты без него – нет.
Следствием было установлено, что Елизавета использовала своё служебное положение, как средство для развратного образа жизни и систематически уклонялась от материнских обязанностей. Суд, подкормленный всемогущим свёкром, был жесток. Лиза с трудом отвоевала еженедельные встречи с сыном в присутствии опекунов.
Её уволили с предприятия, лишили возможности преподавать. Она перебралась в квартиру к своей матери. Поехать в Москву к Александру тоже не могла: еженедельные встречи с сыном стали смыслом жизни.
Нет того, чего бы не выдержала любовь матери.
Сначала она моталась к Александру часто, но вскоре устроилась в лабораторию небольшого завода и ездить часто уже не могла. Александр помогал ей деньгами, но она привыкла быть независимой.
Елизавета звала его к себе.
А он …
Он всё время со страхом ждал, что отголосок этих разбирательств прилетит и к нему. Это обстоятельство не давало бросать всё и лететь к любимой женщине. Её такая преданная любовь, её страдания пугали.
Тогда он ещё не держался так сильно за место, но уже понимал, что если уедет из Москвы туда, где ему не дадут продвинуться, где придётся скатиться вниз, он уже не будет счастлив. Он уже начал чувствовать вкус власти, привык к хорошим деньгам, плодотворной и интересной работе, хотел перспектив. Он хорошо проводил время с друзьями-соратниками и довольствовался этим.
Когда она приезжала, одаривала его невероятной любовью. С ней было так тепло и благостно, как будто он попадал в детство. Её интересовало всё: над чем он работает, какие книги читает, как себя чувствует, о чём думает. Она растворялась в нём, а он наслаждался в тепле её любви. Её взгляд был таким любящим.
Эти встречи были домашними и уютными. Длились они примерно полгода.
Но вот однажды зимой он отменил такую встречу, соврав ей, что будет занят по службе. А сам направился на Волгу с коллегами, на базу отдыха.
Там, рассекая просторы покрытой льдом и занесенной снегом реки на снегоходе, на полной скорости он наткнулся на гору песка, непонятно как оказавшуюся посреди заледеневшей реки.
Его «собирали по частям». Сначала думали – не жилец. Но всё же спасли.
Елизавета долго об этом просто не знала. У его постели сидела Наталья, которая давно проявляла к нему знаки внимания.
Она и её отец «подняли на уши» всю столичную хирургию и травматологию, чтоб восстановить Александра. Это Наталья катала его по процедурам на каталке, нанимала сиделок, сама не спала ночами после многочисленных операций.
Только через месяц приехала Елизавета, сразу, как узнала. Увидев её, он понял, что здесь она ему может здорово помешать. Сейчас его выздоровление зависело от семьи Натальи. Разговаривал он с Лизой холодно, практически прощался.
А Лиза не поверила. Любовь слепа. Она решила, что не хочет он напрягать её своими проблемами, освобождает, жалеет, потому что его состояние сейчас требует ухода, потому что может остаться инвалидом.
Она вернулась к себе на Урал, уволилась с работы. Встретилась с сыном и объяснила, как могла, ему, что её близкий человек попал в беду, ему надо помочь, и она на время уезжает, но обязательно будет звонить.
Этим сразу воспользовались бывший муж и его родители: ребёнку сказали, что мать его опять бросает, что чужой дядька ей роднее … и т.д. и т.п. Мальчик поверил. Настроенный так, он уже ненавидел мать.
Когда Лиза звонила сыну с вокзала, бабушка уже отвечала ей, что сын не хочет с ней общаться, и встречаться больше тоже не хочет.
Сердце рвалось на части, но Лиза надеялась, что вернётся и всё наладит.
Она остановилась в Москве у подруги. Временно. Решила, что пока Александр в больнице, жить она будет, конечно, в его квартире, вот только ключи возьмёт … Она бросила чемодан у подруги и направилась в больницу.
Но в палате на этот раз она встретилась с Натальей. Лиза тихо посидела около Александра, как простая посетительница, которая навестила по старой дружбе.
По хозяйскому поведению Натальи, по её фразам о ходе лечения и планах, по бегающим глазам Александра, по его страху, она всё поняла.
Настоящую любовь не убивает большая разлука, она погибает от небольшой лжи.
Лиза спокойно попрощалась с обоими, пожелала выздоровления Саше и вышла из палаты с прямой осанкой и приподнятым подбородком. Больше Александр о ней ничего не слышал.
Первое время его терзали страшные муки. Он не спал ночами, его состояние вдруг резко ухудшилось, он заболел, его лихорадило. Он плакал в забытьи и звал Лизу. Он выжигал её из сердца калёным железом. Наталья была рядом и всё понимала, не корила. Ждала.
Через год он практически восстановился, женился на Наталье и стал вспоминать о Лизе крайне редко. Будоражить совесть не хотелось. Легче было думать, что у неё все хорошо, что она счастлива и тоже о нём не вспоминает.
***
С годами травмы, полученные тогда, заставили о себе вспомнить. Отказали поломанные тогда колени, не хотел держать позвоночник. С годами сердце всё больше напоминало об этом его поступке.
Вот и сейчас показалось, что женщина, стоящая у церкви похожа на Елизавету. Уже мерещится…
Весь следующий день Александр не находил себе места, а ещё через день решил убедиться, что он ошибся. Надо просто съездить опять к этой церкви, найти эту женщину! Всего скорей там она и работает, раз собирала подаяние для храма. Найти, понять, что не она, и успокоиться.
У храма её не было. Александр с помощником зашли внутрь. Шла служба. Стоять он долго не мог, присел на скамью, прислонился лбом к углу.
– Господи Иисусе Христе, помилуй мя! – повторил он за священником.
И на душе стало спокойнее и очень захотелось одного: чтобы этой женщиной оказалась Лиза. Тогда можно и умирать спокойно, только бы с ней ещё раз увидеться.
Александр сейчас думал о том, что человека можно поселить во дворце, снабдить его всеми материальными благами, а он, тем не менее, останется неудовлетворён. Это происходит потому, что он ищет чего-то более важного и высокого. И если не нашел, остаётся несчастным и одиноким.
Мы жаждем любви, хотим, чтоб любили нас. И вот. Бог дарует нам такую любовь, а мы отодвигает её ради благ других, мы не ценим этот дар.
Александр поднял глаза на образ Христа и в подтверждение своих мыслей услышал слова молитвы:
– Наш Христос есть воплощение любви, он говорил: «Идите за Мной и научитесь искренне любить всех вокруг…»
Он отправил помощника узнать: не служит ли здесь в церкви женщина по имени Елизавета? А сам, опершись на трость, пошёл ближе к певчим. Он уже не мог оторваться от дивных слов молитвы. Они были о нём.
И когда на его плечо нежно опустилась рука, он, не оглядываясь уже понял: это она, его единственная и неповторимая в жизни любовь.
– Здравствуй, Саша.
Они вышли на аллею перед церковью. Осанка её уже не была такой статной, она поправилась, лицо покрылось морщинками, но она была, по-прежнему, красива в своих темных монашеских одеяниях. Они оба были уже далеко не молоды.
– Я ведь позавчера тоже узнала тебя, ждала, что вернёшься, – сказала она так спокойно и даже ласково.
– Лиза, а как ты здесь оказалась?
– Так я тогда и не уехала. Осталась в Москве. Сын уже и видеть меня не хотел … – Елизавета помолчала, вспоминая тягостные дни.
Как в калейдоскопе, мелькали куски и обрывки её разломанной судьбы. Она вспомнила, как забрела тогда в аптеку, как тонко рассчитала дозу, как съехала от подруги, чтоб не пугать ту своими дальнейшими действиями.
А потом – скамейка в парке, таблетки в одной руке, бутылка с водой – в другой.
Она вернулась в настоящее и улыбнулась:
– Думала и жизнь-то кончилась, а сейчас вот всё очень хорошо. Уже внуков, детей сыну помогла вырастить. Ладно всё у нас. И не знаешь, порой, как судьба повернёт.
– И как же повернула?
– Ноги в церковь привели. Вернее, монахиня одна привела. Я заболела – в больницу попала, – Лиза не стала рассказывать о своей попытке самоубийства, отмаливала до сих пор грех тот, – Вот там она меня и нашла. Увидела моё отчаяние и привела. Я тебе очень благодарна за это.
– Мне? Лиза! Я виниться перед тобой должен, на коленях стоять! – он махнул рукой, – Да только вот они не гнутся…
Лицо её сбросило с себя неторопливую задумчивость, досадная морщинка перерезала лоб.
– Может потому и не гнутся, что не должен,– твёрдо сказала она, – В любой жизненной ошибке почти всегда есть что-то от Бога. Так что, не спеши себя винить. Жизнь — субстанция сложная. Надо докопаться до сути Божьего промысла и тогда поймёшь – именно так было и задумано, именно так и лучше. И спасибо Господу!
– Как не винить-то? Обманул, карьеру тебе испортил, пережить такое заставил, с сыном вот …
– А ты знаешь о случившемся там, на заводе? – спросила Елизавета.
– Ты о чём?
– Об утечке тогда.
– Слышал, я ж на должности такой был. Должен быть в курсе.
– Я знаю. Так вот там мой муж хватанул и умер вскоре. Всего скорей, и я б там была. Вот и думай, что лучше, что хуже, – Елизавета перекрестилась, – А свёкр, царство небесное, сам потом меня с сыном мирил, осознал свою вину. Друг у друга прощения просили. А ещё я с Богом давно. И это самое важное, что ты для меня тогда сделал.
Благодарна я тебе, Саша, за то, что была твоя любовь в жизни моей, так благодарна!
Люди выходили из храма, спускались с высоких ступеней и проходили мимо них, оглядывая.
На скамейке сидел пожилой представительный мужчина, он опирался на каменную ручку трости, и немолодая женщина в монашеском одеянии.
Женщина была светла лицом, но немного озабочена: она гладила по плечу плачущего мужчину. Тот быстро утирал слёзы платком, стесняясь их, и прятал его в кулак, но слёзы набегали опять.
– Ничего, ничего, Саш, поплачь, поплачь с Богом, – Елизавета жалела его.
– Я ещё приду, Лиз, можно? Мне больше нечего терять … кроме тебя.
Они попрощались ненадолго.
Он смотрел вслед её сутуловатой фигуре, и его взгляд упал на фреску Божьей матери на стене храма. Она смотрела на него любящим взглядом. Точно таким, как когда-то смотрела на него Лиза.
Богоматерь красивая. Очень красивая. Светлые волнистые волосы, прямой нос, волевой подбородок. И прямая гордая осанка.
***
Друзья, как говорил преподобный Сирин » В ком ЛЮБОВЬ, тот вместе с Богом превыше всего!»
Мы все совершаем ошибки, но великодушие и забвение обид — добродетели.
И все же любовь предавать нельзя …
