— Нина, я тебе тарелки принесла, как ты просила! А стулья Коля позже притащит! Как с работы вернется, так и… Нин, а ты чего? – Валентина замерла в дверях, глядя на подругу.
Лицо у Нины было таким, что тарелки, которые держала в руках Валя, чуть было не полетели на пол.
— Нина! Не пугай меня! Да на тебе лица нет! Что случилось?!
Валентину, наконец-то, услышали. Нина подняла темные, словно в один миг сменившие свой цвет с небесной лазури на агат, глаза, и прошептала:
— Не приедут…
Валя охнула, подошла к уже накрытому белоснежной скатертью столу, и опростав руки от ноши, обняла подругу.
— Да как же это? Неужели никто?
— Никто, Валечка… Никто… Ни дочь, ни сын… Никто не приедет…
— Но почему?!
— У всех дела, наверное. Они ничего не объяснили. Сказали только, что встречать не надо…
— Как? И Костик? Ведь обещал?
— Да соврала я тебе… Ничего он не обещал. Выслушал меня, сказал, что подумает, и трубку бросил.
Валя нахмурилась и отстранила от себя Нину.
— А о чем еще ты мне врала? И, главное, зачем?
— Ох, Валечка, разве все расскажешь… — Нина все-таки разревелась, вытирая глаза краем фартука.
Уже две недели она драила все, на что падал взор, приводила в порядок дом, и готовила. Так готовила, будто свадьбу кому-то играть собиралась. Дом сиял, двор был вычищен, и даже розы новые Нина высадила, хотя в это не было никакой необходимости. Ее розарий и так был самым красивым в поселке. Именно сюда шли парни, чтобы заполучить самый красивый цветок для своей любимой. И никогда Нина никому не отказывала. Только выбирала сама. Знала ведь местных девушек.
— Погоди, сейчас… Так! Кристинка твоя смуглая, кареглазая и как тростиночка – стройная. Вот ей чайная роза подойдет. Ну-ка? Ага! Эта! Смотри, какая красивая! Как твоя любимая! Только ты береги ее!
— Кого? Розу? – сын Вали, Артем, крутил в руках цветок, любуясь.
— Да при чем тут роза? Девочку свою береги! Знаю я вас, парней! Скорые… Все подавай и сразу. А это ведь не шутки. Ты потом в кусты, а она расхлебывать будет. И даже если родители вас сосватают, то ничего хорошего ждать не приходится. Насильно мил не будешь. Пойдут упреки, разбежитесь… И кому это надо?
— Теть Нин, вы о чем вообще? Мы с Кристинкой только целовались два раза. А вы уже напридумывали себе!
— Тёма! Где поцелуи – там и все остальное! Уж ты мне поверь!
— Верю-верю! Можно, я пойду уже, а? Ждет она меня! Я все понял! Честное слово!
— Да иди уже! – Нина вздыхала, вспоминая свою молодость.
Да уж. Всякое было. И любовь первая в шестнадцать, когда соловьи до утра и материнские пощечины за то, что в постели вместо Нины – подушка, укутанная в одеяло. И ругань с родителями, которые слышать ничего не хотели про «чувства», мечтая, что дочь выучится и судьбу свою устроит лучше, чем они сами. Но Нина их доводы слушать не желала.
— Мама! Ты же сама замуж в восемнадцать выскочила и меня родила!
— Глупая была!
— Это ты меня глупостью называешь?
— Тьфу, ты! Балаболка! Разве мать может свое дитя так назвать? Нинка! Я ж тебе добра желаю!
— А почему с кулаками, мам? – Нина плакала и отталкивала от себя руки матери.
Это сейчас она понимала, как права была ее мама. Как тревожился за нее, единственную свою дочь, отец, не умея объяснить по-хорошему, чего боится. Кричал, топал ногами, а слов нужных найти не мог. Как правы в своем беспокойстве они были…
Первого сына Нина родила в восемнадцать. Свадьбу играли второпях, когда «живот уже на нос лез», как выразилась Нинина свекровь.
Радости этот праздник никому не принес. Мать Нины точила слезы, прячась по углам, чтобы не расстраивать и так измученную токсикозом дочь. Родители Нининого избранника поджимали губы и цедили поздравления сквозь зубы, каждому своему родственнику рассказывая о том, какая ушлая девица попалась их сыну. Окрутила мальчика! И теперь хоть из дому беги, потому, что жить молодым придется первое время с родителями.
К концу этого суматошного дня Нина устала так, что уснула прямо за свадебным столом. Мать разбудила ее, подняла, заставив поклониться гостям напоследок, и увела в спальню.
— Доченька, что же мы наделали… Как не уберегли тебя? Как не научили?
Нина, которая хотела спать так, что плакала уже от усталости, не сдержалась:
— А ты бы хоть раз поговорила со мной откровенно! Без вот этого твоего: «Потом поговорим! Когда подрастешь!». И, может быть, ничего такого со мной не случилось бы, мам! Я ведь ничегошеньки не знала. Девчонки глупости всякие про это самое говорили, а у тебя спрашивать было бесполезно. Ты только глупо хихикала или отправляла меня куда подальше. А теперь что уж… Ох, мам! Иди уже, а? Спать хочу – сил нет. И тазик принеси мне. А то утром опять плохо будет.
— Какой тазик, Нина?! А если муж увидит?! Хороша же ты будешь! Невеста!
— Мам, ну ты как с Луны упала! Чего он тут не видел-то?
Мать снова заплакала, а Нина, сорвала с себя неуместную, навязанную ей родителями, фату, даже не вытащив толком шпильки из залитой лаком прически, скинула туфли на высоченной шпильке, которые выбирала не сама, а приняла в подарок от свекрови, и прямо в свадебном платье рухнула на нарядно убранную кровать. Привядшие лепестки роз, непонятно кем и для чего раскиданные по смешному, цыплячьего цвета, постельному белью, разлетелись в разные стороны, а Нина поджала босые ноги, укрыв их подолом свадебного платья, и тут же уснула.
Семейная жизнь у нее не задалась. С мужем они то ругались, то мирились и никак не могли найти места, где им были бы рады, а проблемы решались бы сами собой. Они жили то у его родителей, то у Нининых, но и там, и там, их провожали суровыми взглядами, намекая на то, что несмотря на статус молодоженов, они ничего из себя пока не представляют.
Это позже уже, когда Нина стала достаточно взрослой, чтобы понимать, что же послужило толчком к краху ее первого брака, она поняла – их просто задушили заботой. Ненужной, неуемной, вездесущей такой заботой, которая в приказном порядке запрещала всякие мысли о самостоятельности, не говоря уже о действиях. Когда родился сын, Нину просто отстранили от ребенка.
— Иди, отдохни! Потом принесу – покормишь! – командовала свекровь.
Робкие попытки возразить пресекались жестким:
— Поучи меня еще! Я двоих подняла и этого воспитаю! Молода еще, чтобы права качать тут!
Собственному сыну, который заикнулся было о том, что нужно устроиться на работу, свекровь Нины выдала индульгенцию, причитая:
— Какая еще работа?! Учиться тебе надо! Разве для того мы с отцом шею гнули, чтобы ты теперь простым работягой стал? Сыночек, ты уже натворил дел! Твои ошибки нам еще долго аукаться будут! Послушай теперь маму, а? Учись! А мы поможем!
— А Нина?
— А что Нина твоя?
— Ей учиться не надо?
— Пусть за ребенком ходит! Какая ей теперь учеба?! Она мать или кукушка?
Нина пыталась заботиться о сыне, но кроватка стояла в комнате родителей мужа, куда вход ей был категорически запрещен. А стоило ей заикнуться о том, что нужно искупать ребенка или выйти на прогулку, как тут же в ответ слышалось:
— Без тебя разберемся! Ишь, умная выискалась! Что ты вообще о младенцах знаешь, девочка?
Вольная студенческая жизнь очень понравилась Ниному мужу. Он окунулся в нее с головой и очень скоро Нина поняла, что их брак трещит по всем швам. Она сидела в комнате, выделенной им родителями, и плакала, ожидая мужа с очередной студенческой вечеринки. Он приходил изрядно навеселе, отмахивался от ее упреков, а через какое-то время впервые поднял на нее руку.
— Не учи меня жить! Сама не живешь и другим не надо?! Пустышка!
Какое-то время Нина терпела такое отношение, боясь обмолвиться хоть кому-то о том, что происходит, а потом все-таки рассказала матери.
— А чего ты ожидала, Ниночка? Вот результат твоей «любви»!
— Мам, не упрекай меня! Все уже случилось. Что делать теперь?
— А почему ты сейчас у меня об этом спрашиваешь? Раньше надо было! А теперь что уж… Терпи! У тебя семья. Ребенок…
Нине хотелось взвыть от бессилия и обиды. Но делать было нечего. Мать была права. Ей оставалось только терпеть.
Но деятельная натура не давала Нине покоя. Почему она должна смириться с тем, что происходит? Почему нужно просто молчать?!
На ее робкие попытки наладить отношения, муж ответил насмешливым:
— Попробуй!
Нина уже знала, что у него кто-то есть. Свекровь, не стесняясь в выражениях, расписывала, как ее сын проводит время вне дома.
— А ты – клушка! Сидишь и ждешь, когда его уведут!
— Он барашек, что ли, чтобы его уводить на веревочке? — Нина уже научилась не плакать. – Если он такой ведомый, то мне стоит подумать, а нужен ли он мне?
— Подумай-подумай! Только знай – ребенка я тебе не отдам! Загубишь маленького! Ты же не умеешь ничего!
— А вы научили?
— Да кто ты такая, чтобы я тебя учила?! Нужно больно!
Нина спорить не стала. Просто постаралась сделать все, чтобы муж хоть немного к ней прислушался. И это ей даже удалось. Он согласился переехать и пожить отдельно от родителей.
Скандал был грандиозный, но тут Нина впервые показала характер.
— Хватит! Пора уже нам на ноги становиться! А то так и будем всю жизнь под юбкой вашей сидеть!
— Вон как ты заговорила! Оперилась, значит? Ну-ну! – свекровь Нины бушевала, забыв о том, что в соседней комнате спит ребенок. – Только попробуй сделать по-своему! Сына больше не увидишь!
— Да кто вы такая, чтобы запрещать мне видеть собственного ребенка?! – Нина вдруг почувствовала, что вот-вот сорвется. – А ну!
Она оттолкнула от себя разъяренную женщину и распахнула дверь родительской спальни. Вытащив из кроватки сына, она как была, прямо в домашних тапочках, прошла в прихожую.
— Не тронь! – впервые за все время вмешался в конфликт свекор Нины. Ухватив жену за руку, он не дал ей коснуться Нины. – Она – мать! А ты из нее не пойми кого сделала! Забыла, как у тебя сына отбирали? Угомонись!
Нина обернулась и что-то словно толкнуло ее изнутри. В глазах свекрови она увидела столько боли, что, не раздумывая, шагнула назад, и сказала:
— Я вам не враг… И делить нам нечего. Мне он сын, а вам – внук. Неужели так плохо, если любить его будем мы обе?
Ее не услышали. Свекровь просто развернулась и ушла в свою комнату, не желая спорить с мужем, а тот покачал головой:
— Нагородили тут! Идите уже! Поживите сами. Попробуйте. А там видно будет!
Семейная жизнь мужу Нины наскучила почти сразу. Всего полгода они прожили в съемной квартире. И эти полгода стали для Нины одной сплошной проблемой. Работать муж не хотел, мотивируя это тем, что учится. Но на лекции не ходил, предпочитая спать до полудня.
Проснувшись, съедал завтрак, приготовленный Ниной, и уходил куда-то до самого вечера. Но ей было уже все равно. Рядом был сын и ей пришлось учиться ухаживать за ребенком, ведь подсказать теперь было просто некому.
Мать Нины болела и нет-нет, да и пеняла дочери на то, что из-за самоуправства та не имеет теперь возможности ухаживать за ней.
— Конечно! Плохо вам было с родителями жить! Сейчас бы и мальчик был под присмотром, и мне не пришлось бы чужого человека в доме терпеть!
— Мама! Она профессиональная медсестра, эта твоя сиделка. А я что? Ни уколы делать не умею, ни капельницы! Чем бы я тебе сейчас помогла?
— Просто была бы рядом!
Нина разрывалась между желанием помочь матери и необходимостью быть рядом с сыном. В итоге все эти метания окончились в больнице. Гуляя с сыном, Нина просто потеряла сознание прямо на детской площадке.
— Нежные какие все стали!
Это было первое, что услышала Нина, когда окончательно пришла в себя в больничной палате.
Рядом с ее кроватью сидела свекровь и выкладывала из сумки банки и судки с какой-то едой.
— Очнулась? Вот и хорошо! Напугала всех!
— Где…
— Все в порядке с ребенком! Мы с дедом забрали пока. Вот выпишут тебя – тогда поговорим. А сейчас – лежи! И ешь, вот! Побольше! А то тощая стала как мощи! Куда это? Уже ветер, вон, носит!
Глядя на эту ворчащую, вечно сердитую женщину, которая осторожно наливала в стакан свежевыжатый гранатовый сок, Нина вдруг поняла, что свекровь просто иначе не может. Что в ней природой заложена эта забота о других. Вот такая, как есть. И пусть забота эта была несколько странная, неуемная, не всегда уместная и разумная, но даруема она была от души. И, возможно, из-за того, что ее не умели принимать правильно, она и была такой навязчивой?
Может быть поэтому, когда свекровь сорвалась и дело дошло до судов, Нина не держала на нее зла. Понимала, что часть вины в том, что случилось, лежит и на ней. Не молчала бы, отстаивала бы свое право быть матерью, может и проще было бы все.
После выписки Нина наотрез отказалась возвращаться к мужу. Он ни разу не появился в больнице. А, когда она, не выдержав, сама позвонила ему, пробормотал что-то невнятное, а в ответ на вопрос Нины, все ли с ним в порядке, просто накричал на нее.
Нина же, отложив в сторонку телефон, задумалась.
Да, ошибок было много, и сейчас все непросто, но ведь жизнь на этом не заканчивается? У нее есть сын и она ему нужна. А если ее муж не понимает, что мальчику нужен отец, что ж… Значит, будет воскресным папой. Тоже вариант.
Когда родители мужа услышали о том, что она задумала, буря была такой, что Нина думала, снесет и ее, и дом, и вообще все на свете. Но теперь она больше не боялась. Понимала, что осталась одна.
Мама кочевала из больницы в больницу, и Нина со своей бедой пошла к отцу. Но тот только руками замахал.
— Не до этого сейчас! Эгоистка ты! Мать совсем плохая, а ты разводиться задумала!
— Папа, это не каприз! Как ты не понимаешь? Они заберут у меня Костика!
Это возымело хоть какой-то эффект. Если на дочери родители Нины поставили крест, то внука все-таки любили. И потому отец в ответ молча кивнул, а вечером позвонил своему однокласснику и, по совместительству, лучшему другу:
— Коля, нужна твоя помощь!
Костика оставили с матерью.
Свекровь Нины бесновалась поначалу, писала во всевозможные инстанции, устраивала голодовки, требуя, чтобы Костика вернули ей. Хотела даже спровоцировать Нину на драку, но та вовремя сообразила к чему дело идет. Ничего не случилось. Костик, когда бабушка позвала его, так вцепился в Нину, что оторвать его от себя она смогла только вернувшись домой.
— Не бойся, мой маленький! Я никому тебя больше не отдам!
Свекровь Нины еще какое-то время пыталась скандалить, а потом как-то резко сдала. И как только она успокоилась, Нина позвонила свекру.
— Я хочу с вами встретиться.
— Зачем?
— Хочу, чтобы у моего ребенка были бабушка и дедушка. Но на моих условиях, а не на ваших.
Ее собеседник усмехнулся.
— И много у тебя условий?
— Нет. Всего лишь одно. Для своего ребенка я должна быть матерью.
Расчет Нины оказался верным. Что бы ни творила свекровь, у свекра разум все-таки преобладал над чувствами. И уже через пару дней Нина встретилась в парке с родителями мужа и не дала свекрови даже рот открыть.
— Напугаете Костика и больше я не разрешу вам встречаться. Получу заключение психолога, что ему это вредно и снова пойду в суд. Так что – тихо! Спокойно! Он ведь тоже скучает…
Свекровь смотрела не на нее, а на внука.
— Костик, сыночек мой, иди ко мне!
— И об этом тоже забудьте! У вас есть внук Константин! Сына вашего зовут совсем иначе! Этот ребенок – мой сын. И вы будете об этом помнить или мы уходим.
Что-то мелькнуло в глазах Нининой свекрови, и она как-то странно, будто даже уважительно, усмехнулась.
— Подросла, девочка. Молодец! Наконец-то в тебе материнский инстинкт проснулся. Я услышала. Можно, мы на карусели пойдем с Костиком?
— Конечно. – Нина села на корточки перед сыном. – Пойдешь с бабулей? Она тебе шарик купит и на каруселях покатает! Здорово, да? Бабушка соскучилась! Вы же так давно не виделись…
Очень медленно и с трудом, но все наладилось. Отец Нины сидел с внуком по выходным, когда это было нужно. А свекровь присматривала за мальчиком в будни, когда Нина убегала на занятия. Поразмыслив, Нина пошла на курсы парикмахеров, и скоро уже вовсю щелкала ножницами и вспоминала азы химии. Этот предмет ей в школе всегда нравился, и какое-то время спустя у Нины появились первые клиентки, которые записывались за месяц, а то за два, на какое-нибудь мудреное окрашивание. Помимо того, что Нина постоянно училась, не прекращая этот процесс даже на время, так как понимала, сколь быстро меняется все в мире моды, она еще обладала и хорошим вкусом. Видела, какая стрижка «пойдет», а от какой лучше отказаться. И потому, недостатка в клиентах у нее не было. Она много работала, понимая, что теперь о сыне заботиться придется только ей. Бывший муж в помощники не годился.
Костик пошел в первый класс, а Нина встретила свою новую любовь.
Ее первый, теперь уже бывший, муж к тому времени уже успел еще раз жениться и развестись, и та, что его воспитала, горько сетовала на безответственность своего отпрыска.
— Жил бы с тобой, Нина, ничего этого не было бы! Ты бы ему и ума дала, и на верный путь наставила!
— Правда? Интересно, когда это вы так думать начали? Я же была никакая…
— Так, то когда было?! Не придирайся к словам! И не язви! Не идет тебе. Знаешь, а я теперь даже рада, что Костик с тобой остался. Ты сможешь его воспитать так как надо!
Новость о том, что Нина сошлась с кем-то, на удивление, обрадовала всю семью.
— Давно пора! Чай, не девочка уже! – бывшая свекровь Нины одобрительно кивнула, когда на первой в жизни Костика школьной линейке, ей сообщили эту новость. – Может, что путное выйдет.
Увы, путного ничего и тут не вышло. То ли в небесной канцелярии кто-то что-то напутал, то ли на роду у Нины было так написано, а только счастья женского и в этот раз у нее не случилось.
Зато случилась дочь. Узнав о беременности, Нина летела домой как на крыльях. Ведь она любит и любима! Вот-вот будет сделка и они все вместе переедут в новую квартиру. Уже и вариант есть. Очень хороший! И у детей будет своя комната, и у нее с мужем. Ну, да! Пока еще не мужем, ведь расписать они так и не успели, но это же всего лишь штамп в паспорте! Теперь, правда, придется чуть поторопиться. Чтобы дочка родилась уже в браке. Может, все это и пережитки прошлого, как говорят некоторые, зато так спокойнее.
Нина буквально летела домой, но там ее полет грубо оборвали.
— Какой ребенок, Нина? Зачем это? Нам вполне достаточно твоего сына. Я вообще детей не люблю.
Нина ушам своим не поверила. Разве не этот человек еще вчера шептал ей, что хочет ребенка, и она будет прекрасной матерью. Так в чем теперь дело?!
А ларчик открывался просто. На следующий день Нина проснулась утром в пустой постели, а коробка из-под любимых туфель, в которую она сложила деньги, снятые со счета накануне по настоянию сожителя, оказалась пустой.
Искать его она не стала. Поревела в подушку, обняла Костика, и записалась в клинику. Но дальше этой записи дело не пошло. Она не смогла сделать следующий шаг и к врачу на прием просто не явилась…
Ее дочь появилась на свет поздней осенью. Нина смотрела в окно на серый, словно выкрашенный уже заранее полинявшими красками, город, и думала о том, что теперь все будет очень непросто, но она к этому готова. У нее двое детей и руки опускать некогда.
Мать Нины ушла незадолго до рождения внучки, так ее и не увидев. Отец как-то очень быстро нашел себе другую женщину, и Нина неожиданно осталась одна в родительской квартире. Помогать ей было некому.
И тут случилось то, что еще несколько лет назад Нина сочла бы невозможным. На помощь ей пришла бывшая свекровь.
— Ольга Павловна, зачем вам это надо? Ведь Вероника не ваша внучка?
— Ох, Нина! Ты как была не очень умной, так и осталась! Да какая разница?! Она сестра Костика! И мне этого вполне достаточно. Да и потом, я всегда мечтала о девочке. А у меня сын, внук… Ты – не в счет. У тебя своя мама была. А Вероника будет мне внучкой.
— У вас еще свои появятся.
— Сильно в этом сомневаюсь. Да и кто мне помешает любить еще одну? Никто! Вот и не морочь мне голову!
Нина приняла предложенную помощь. А куда ей было деваться? Детей нужно было кормить. А без работы, как она могла это сделать?
Уже через пару месяцев после того как ее дочери исполнилось полгода, Нина вышла на работу, а еще через полгода открыла первый свой салон красоты. Помогли отец и Ольга Павловна с мужем. Нина хотела было отказаться от денег, которые они ей одолжили, но ей этого сделать не позволили:
— Это будущее наших внуков. Работай, Нина!
Не без проблем и трудностей, но дело пошло.
Нина пропадала на работе, но знала – дети в порядке. Накормлены, умыты, довольны. И сказку им на ночь тоже рассказали. Этого ей, конечно, было мало. Хотелось прийти домой, забраться под большой пушистый плед вместе с детворой и самой прочитать им новую сказку. Но, увы, позволить этого она себе не могла. Теперь Нина доверяла только себе, а это означало, что и работать ей придется за себя и «за того парня». Бывший муж не помогал нисколько, отделываясь копеечными алиментами, а отец Ники растворился в пространстве, словно его и не было. Нина так никогда и не узнала, настоящими ли были его имя и фамилия. Да и, откровенно говоря, знать этого не хотела. Что было – то прошло! И нечего вспоминать! Дальше жить надо!
Она и жила. Как могла и как умела. Работала, пыталась воспитывать детей и грызла себя за то, что получалось как-то не очень. И мечтала… Мечтала о том, что когда-то они вырастут и она вздохнет спокойно.
Но вот дети выросли, а спокойствия так и не прибавилось. Нина теперь владела уже целой сетью салонов красоты в своем городе и в соседних, но ее это уже не радовало. Начались проблемы со здоровьем. Откуда-то взялась астма, и Нина приняла решение переехать за город. Там и воздух чище, и спокойнее. Она продала свой бизнес, разделила деньги на три части, и купила себе небольшой дом недалеко от города.
Ее дети давно уже разъехались. Сначала учились, а после решили обосноваться в тех городах, где прошли их студенческие годы. Работали, строили личную жизнь и к матери приезжали только в отпуск или по праздникам.
Вот и сейчас Нина ждала их, чтобы отметить свой, пусть и небольшой, но юбилей, а они вдруг почему-то разом отказались приезжать.
Это так задело ее, так обидело, что слезы сами собой хлынули, не давая Нине поднять голову. И поток этот был почему-то таким неиссякаемым, что Валентина заметалась по комнатам в поисках валерьянки. Дверь спальни в конце коридора открылась, и Ольга Павловна, тяжело ступая и с трудом переставляя свои новые ходунки, дошла до гостиной и прикрикнула на Нину:
— Что ты разнюнилась?! Не приедут? И не надо! Сами отпразднуем! Зря ты готовила, что ли? Валентина, бросай валерьянку! Бросай, я тебе говорю! И беги за мужем! У нас сегодня банкет! Через полчасика мы вас ждем. Нина как раз угомонится, в порядок себя приведет. Накрасит левый глаз больше, чем правый и будет в полной гармонии с собой и с миром. Да, Нинель?
— Нет! И почему это я должна один глаз накрасить больше, чем другой?
— Да потому, что ты всегда так делаешь! С чего бы ты сейчас своим привычкам изменила? И вообще! Вот мы с тобой столько лет вместе, а ты от меня ну ничегошеньки не взяла, кроме моей глупости! Разве так надо детей воспитывать?
— А как? Почему это я их плохо воспитала?
— Да потому что! Нельзя ребенка все время в темечко целовать. Оно ведь не вечно мягоньким будет. Закостенеет и оно, и душа. Вот и стоит, наверное, вовремя отпускать от себя, а не пытаться прикрыть от всего мира собой снова и снова, не отрывая от груди до самой пенсии.
— Ой, как вы заговорили! А как же ваш сын?
— А что мой сын? Я ж и говорю, что мудрость с возрастом приходит! Вот, ко мне пришла! Нынче! Путем ошибок трудных. А ты по этой дорожке решила сама прогуляться? Так взяла бы, да и сказала! Я мешать не стану!
Валентина, слушая эту шутливую перебранку, выглянула в окно, и вдруг улыбнулась.
— Обе вы… Воспитатели! Нин, а Нин!
— Что?
— А какую ты хотела новую машину? Красненькую?
— Синенькую. Хотела, но пока и старая сойдет. У Ники свадьба скоро. Деньги нужны будут.
— Боюсь, тогда, что не угодили тебе с цветом. Иди, встречай своих долгожданных!
Нина вскочила было на ноги, но они не держали. Тяжело осев на стул, она махнула Ольге Павловне:
— Ничего! Пройдет сейчас. Не волнуйтесь! Ваше давление мне дороже обойдется!
— Валентина, выдай ей все-таки валерьянки. Двойную порцию! А то все-таки испортит себе праздник.
— Так вы все знали?!
— Конечно, знала! – хитро прищурилась Ольга Павловна. – Мне и Костик звонил, и Вероника. Просили не говорить никому. Хотели сюрприз сделать. Поэтому и сказали Нинке, что поездом не приедут. А она решила, что они и вовсе сюда не собираются. И, вообще, цвет для машины я выбирала. Если метлу со ступой ей нельзя, ведь это только мне по статусу положено, а Нине до него еще расти и расти, так пусть будет хоть поярче колесница-то, что ли! Красивая? Мне отсюда не видать.
— Очень!
Нина всхлипнула, вытирая слезы, и обернулась к двери, ловя такое долгожданное:
— Мама!
Автор: Людмила Лаврова