-Богородицеее Деве помссяяяяяяя
-Ойя, кто тута, Васька, ты што ле?
-Я, мамаша.
-Какая я те мамаша, остолоп ты такой, иди отсель.
-Не уйду.
-Как это?
-Да так это, мне некуда идти.
-Что это те некуда, ково брешешь, байбак. Иди вон, до матери с отцом.
-Не пойду, я сирота пригооолубьте меня.
-Уходи Васька отсель, иди домой.
-Нет уж, странные вы люди, однако.
Приучили меня, приручили значит, а теперь выгоняете, ну уж нет, фиг вам, как говорится, я никуда не уйду. Тем более батя с мамкой сказали что где шаландался полтора года, туда и иди.
-Что это значит шаландалси? Ты с женою законною жил, всё честь по чести.
-Нууу, а я аап чём, мамаша…Я здесь на законных основаниях.
Парень, а вернее молодой мужчина, сел на стул к столу, до этого он стоял на коленях перед образами и усердно бил поклоны, чем напугал дремлющую старуху на кровати в комнате.
-Давайте мама вечерять.
-Уйди Васька, уйди от греха подальше.
-Есть у вас, что поесть, мама, — будто не слыша старухины угрозы спрашивает Василий.
-Есть, да не про твою честь, вот как ухватом чичас. Ооой, ох ты божечки, ажно искры из глаз, оёёёёй.
-Да что с вами, мамаша?
-Да чёрти его знает, прострелило спинУ так, что хоть волком вой, оой Васькаааа, бежи за фершалом.
-Та что вы, мамаша? Я же уже здеся.
-Тьфу ты, язви тебя, точно, ну лечи, ково стоишь то, раззявил пасть. Уй, не могу, Васька, моченьки нет.
-Эх мамаша, мамаша, ну куда же вы без меня? Вам наоборот, на старости лет-то, врач нужен рядом, глядишь ещё и поскрипите, десяток — другой, а как? Без врача никак, а то бы внучаток поглядели, потетёшкали бы бутузиков -то.
-Тебе -то кака радость с того?
-Как так какая? Моих же деток будете нянчить.
-Каких твоих деток Васька, змей, сделай чего.
-А таких,- ловко укладывая старуху на топчан, что стоит у кухонной печи, говорит Василий, — оголите мамаша, прошу прощения, филей.
-Чаво?
-Зад говорю надо мне ваш.
-Ково ты? Ах, ты проходимец, на старуху позарился, ох ты ж, Васька, я на тебя участковому пожалуюсь, Игорю Васильевичу Гусеву, вот.
-Знаете что, мамаша, вот и ставьте сами себе укол.
-Как это, ты што Васька, дурной?
-А вы умная? Я как укол вам ставить должен, через платье? Думаете мне страсть как хочется зад ваш наблюдать, тощий.
-С чего бы это он у меня тошшый был, нормальный зад.
-Знаете что, мамаша. Лежите, я укол ставить буду.
-Лежать -то не могу, Васька.
-Тьфу на вас, мамаша, коряга вы какая-то. Стойте, я попробую от так, смотрите, больно будет и жечь, это так всегда по началу, а потом хорошо, пойдёт как по маслу.
-А что же Васька, потом ишшо делать чаво будем?
-А то, мы на одном разе не остановимся, до конца дело доведём, от так, тихонечко, ложитесь, на кровать сегодня не ползайте, нельзя на мягком вам лежать, радикулит у вас.
-Как энто? Никада не было, ой…
-Ну никогда не было, а теперь есть. Лежите уже, а я на кровати вашей лягу, чтобы если что значит подскочить быстро и помочь.
-Ой, Васька, а ежели бы тя рядом не было?
— Валялись бы на полу, пока кто-нибудь бы не заглянул.
-Та кто ко мне заглянет, Вася?
-Ну дочка ваша, например, Людмила Артёмовна, мужа которая законного бросила и рванула в поисках счастия…
-Ох, Вася, та ты думаешь я рада? Уж я так ругала и срамила её виданное ли дело…Нет, топает ногами, орёт что я счастие её женское рушу, что мол она с энтим художником счастлива.
Вот зачем ты Васька, удумалось тебе тады, приволочь того художника, залётного, красоту ему видите Людкину приспичело запечатлеть, запечатлел?
-Так я — то, мамаша, как лучше хотел, чтобы красота Людмилина была на века запечатлена…Я же откуда знал, что подлый окажется такой этот живописец и что через него пострадаю я, оказавшись лишённым любви и ласки моей драгоценной супружницы…
-Ладноть…не ной. Что совсем идти некуда?
-Нет, матушка, гонят отец с матерью…
-Што с тобой делать, оставайся Васятка, ну её, блудную эту Людку…Будем с тобой жить, чего уж теперь не чужой ты мне, поди кася, зять рОдный.
По случаю лета, дверь и окна были в избе распахнуты, приспичило навестить свою товарку, сплетницу известную — Зойку, застала она такую картину, стонет товарка её, орёт, как потом говорила Зойка всем кому ни попадя, на разные лады, а Васька — змей и душегуб, старуху мучить, юбку задираить и исподнее с её тянеть.
Она ему участковым грозить стала, а он сказал что и с участковым такое сделать могёт и со всей деревней, в первую очередь, грит, старух всех…
-А потом бабоньки, — уже в магазине рассказывала Зойка, — он ей говорить, што для первого разу, мол, хватить, а што жжёть, так это нормально, а потом, грит, как по- маслу пойдёт, а она -то бесстыдница, антиресуется, што мол, ишшо так делать будем?
Ой, што делается, што делается?
Зная брехливую Зойкину натуру и склочный характер можно сказать что никто ей и не поверил, почти никто.
Но некоторые недалёкие, подхватили ту сплетню и понесли, придумывая новые подробности.
Утром, растерев тёще поясницу, укутав её шалью, велел лежать, покормив предварительно, побежал на работу, в свой ФАП, Вася.
Работал фельдшером он там, люди хвалили, на хорошем счету парень был. Вот влюбился в красавицу недоступную, Людмилу, уж и так, и так обхаживал, сдалась Людмила под Васиным напором, а три недели назад, сбежала с художником, которому Василий заказал портрет любимой своей написать.
Вася, как водится решил запить, да по неумению своему хлобыстнул чистого спиртяги, вроде и медик, должен понимать, ходил потом неделю пьяный, ну как ходил, проснётся, водички хлобыстнёт и опять на кушетку валится спать.
Мать его пришла домой звать, а он ни в какую, пойду говорит по месту прописки жить.
Отец пришёл, к мужскому достоинству Васиному взывал, мол и так полтора года в примаках проходил, да Василий ни в какую, твердит, что вернётся Людмила, мол по незнанию она, молодая бестолковая ещё…
Осталось тёщу уболтать , чтобы не выгнала вот и бил поклоны, показывая что боговерующий, да на его счастье у тёщи спину прострелило.
Так и остался Вася жить у тёщи, в примаках, как выразился его отец.
Людская же молва за то время катилась, катилась и превратилась в снежный ком.
Уже столько ерунды наговорили, до председателя сельсовета докатился этот ком в такой чудовищной форме, что тот даже крякнул и решил это дело пресечь, а донесли до председателя, будто Вася с тёщей свадьбу играть собрались и заявление уже несут, на регистрацию, старуха будто беременна, уже и коляску в сельпо заказали, две, красную и синюю…
Председатель ажно кулаками застучал от дикости сей, что была написана в анонимке, странно похожим на чей -то почерк.
Смотрит, а на пороге старуха стоит.
-Тыыы, сама пришла?
-Пришла, а чаво мене, не прийти -то?
-Ну и как тебе шлось? По древне -то?
-А что? Хорошо шлось, благодаря Васеньке, ножки -то бегуть теперь, я, Степаныч, быдто и помолодела, я чё пришла -то…
-Чего? Помолодела? Благодаря Васеньке? Ты что старая? Разврат мне тут устроила? Совсем из ума выжила?
-Ково? Ково мелешь, Степаныч? Какой разврат?
-А такой на-ка вот, почитай…
Старуха берёт анонимку, достаёт из кармана очки на резиночке, нацепляет их на нос и принимается читать, шевеля губами…
Сожительствует бесстыжим образом…забеременела…пляшуть и поють…не дають покоя…А это што такое, Степаныч?
-А я вот у тебя спросить хотел!
-У меня?!
-Ну.
-Ах ты подлюга старая, энто што я тебе тогда в тридцать первом отказала и на сеновал с тобой не пошла, ты знать меня опозорить на старости лет решил, да?
— Зина, Зина…ЗинаидЯковлевна, ну что ты такое, ну?
-Ах ты ж подлюга, участкооовый участкоооовый, милиииииция…
На крики старухи сбежались все кто был в сельсовете.
-Вы поглядите на энтого гада, стока лет злобы копил, с Зойкой своей сговорились и пользуясь тем што он власть, поклёп на меня решили совершить, да ишшо какой, вы почитайте, почитайте люди добрые.
Меня!
Заслуженную трактористку, обвинили на старости лет в разврате, да как только языки у вас не треснули, да чтобы черти на вас катались с утра до полудни, а потом пинками ба гнали вас округ деревни до вечера, да чтобы не было вам передыху, ночью ба жарили вас в сковородках.
Ить поглядите на их, бессовестные какие, ишшо и сунул мне писульку Зойкину, будто я не разберусь чей это поДчерк поганый? Будто курица лапой? Чай за одной партой все четыре года отсидели…
Поток слов старухи остановить было невозможно, секретарша Фая, по стеночке убежала в свою каморку, ведь это она, собственноручно подала председателю эту писульку, подписанную корявыми буквами ОНАНИМКА, Зоя Петровна жена председателя, очень интересовалась, не приходило ли каких писем важных на имя председателя, а Фаина подумала тогда, что тётка Зоя просто ревнует к ней, к молодой и красивой своего мужа…
Ужи разбирательство было, председатель просил Зинаиду Яковлевну простить Зойку, дурную бабу, обещал что разберётся сам с ней, да старуху понесло, ух как понесло…
Обещала в крайсовет обратиться, в газету написать…Карами грозилась разными.
Едва успокоилась старуха.
Велела как опозорила перед всеми Зойка её, так чтобы при всех и просила извинений.
Вечером пришлось Васе каплями тёщу отпаивать, с давлением старуха слегла, помирать собралась.
Дочь старшая из города приехала, посмеялась, успокоила маму, Людку бесстыдницу поругала, Васю похвалила, спасибо сказала что маму не бросает и уехала.
А на второй день людмила заявилась с кавалером своим.
Хотел Вася накостылять тому художнику, да тёща не дала.
А Людмила Василия увидала, кочевряжится начала, мол, как живёт хорошо и цветы ей каждый день художник дарит и малюет всяко разно её во всяческих позициях.
А в конце, когда художник напившись самогона и получив таки от Василия в глаз, улёгся спать под яблоней на улице, расплакалась Людмила и призналась Василию, что глупость она совершила огромнейшую, не любит она того художника, так только, померки(ум, сознание) забились…
Всю ночь пошушукались супруги в сенцах, всю ночь целовались, да миловались, украдкой, а на утро выставили того художника в зашей, и правда, нечего тут, чужих жён соблазнять…
Зажили Василий с Людмилой, лучше, чем было, зАжили. А если кто сомневался, то мог познакомиться с большим Васиным кулаком. Людмила поклялась и побожилась что такого больше не повториться, что всю жизнь теперь с Васею проживут они, в любви и согласии.
И слово своё сдержала.
Ну Василий на всякий случай, разных там художников, близко к дому не не подпускал фотографов там этих…
Как и положено, ровно через восемь месяцев после возвращения, родила Людмила сыночка Василию, Василия второго.
Что значит не правильно написано? Всё правильно, ровно через восемь месяцев, Вася -то лучше знает, он фельдшер, а остальное никого не касается.
А, что рыжим Васятка младший родился, так у зятя троюродного Васиного, прабабка рыжая была, гены видимо…
Что говорите? Художника того, как раз Геной звали? Вы Зойку — сплетницу больше слушайте, она вон придумала что Вася с тёщей, прости господи, жениться вздумали…
А старуха благодаря тому, что зять у неё фельдшер, долго жила, да Васеньку нахваливала, в обиду не давала, внучаток нянчила, прав был Вася, потетёшкалась старуха, с внучатами-то.
Вот такая любовь- любовная, произошла в одном селе…
Мавридика д.