-А ты что же это удумала? Что женюсь я на тебе? Что для тебя я такие хоромы строю? Да на что ты мне нужна-то, на кой ты мне сдалась? Или не поняла ты, что на таких, как ты, не женятся? Погулять, это да, а вот жениться- да где дурака такого найдешь, чтобы девку гулящую в жены законные брать? Не даром матушка моя против была, когда сватал я тебя, сразу видела натуру твою подлую, да только я не разглядел её, любовь в глазах стояла. Ступай, ступай отсель, подобру- поздорову, чтобы и близко тебя тут не видно было! Свадьба у меня скоро, женюсь я, так что забудь сюда путь-дорожку.
-Зачем же ты так, Ванюшка? Толи я тебя чем изобидела, толи где повод дала сомневаться во мне? Почто же ты слова таки жестокие сказываешь, от дома, что для меня ставил, гонишь теперь.
-А то ты не знашь, Алена, за что гоню я тебя? У самой рыльце в пушку, а невинной прикинулась. Мне матушка ить все сказала, что своими глазами видала, как поутру ты от Васёнки брела в рубахе нательной, с космами непокрытыми, как крадучись в дом свой входила. Иди отсель, Алена, не трави душеньку ни мне, ни себе, не бывать нам вместе, не ступать тебе в дом мой хозяйкой.
-Ах матушка тебе сказывала? Так-то, оно конечно так, да только отчего она тебе не сказывала, что напару с ей мы в Васёнкином доме были, что матушка Васёнкина хворала шибко, что…
-Замолчи, Алена, слушать речи твои лживые не могу. Иди, иди отсель, видеть тебя не могу. Все я тебе сказал, возврата не будет.
-Ну, коли не бывать мне в твоем дому хозяйкой, не ступать в его шагу, так и никто в ём жить не станет, всех, всех тот дом от себя разгонит, никто не приживется, будет тот дом страдать да стонать, кряхтеть да ухать ночами, таких , как ты , да матушка твоя пугать станет, а ты, мил мой дружочек, в одиночестве помрешь, никому не нужный. И невесты будут бегать, и ты за имя побегашь, а только все, все от тебя разбегутся. Детушек по всей округе набросашь, а все одно не даст тебе матушка твоя ни с кем жить. Спасибо ей потом скажи, что жизнь мою молодую загубила, да твою судьбу искаверкала. Ну ничего, за все ей придется ответить, не на этом свете, так на том придет к ей расплата, до 7 колена платить весь ваш род станет. за деяния её страшные. Сироту обидеть каждый может, тут и труда много не надобно. Он, тот, что наверху сидит, да господом зовется, он ить все видит, все запоминат, а потом наказыват.
-Иди, Алена, иди, проживешь как нибудь, люд-то, он вона какой, потрепется, да забудет, перемелется все, мука будет. А можа и встренется какой парнишка на пути твоем, что на честь твою поруганную не глянет. Ну не могу я сквозь гордость свою попуститься, не могу тебя принять после ртов людских, что всякое сказывали.
***
Давно это было, в ту пору, когда и небо голубее было, и трава зеленее, и люди добрее. Жила- была девица одна, Аленушкой ее кликали. Шибко добрая, умная, да красивая молодуха была, да жалко, что в бедной семье росла, и приданного толком не было, так, маленько, сколь мать смогла сробить, столь и было, да не то, что у других, сундуки ломилися. Заневестилась Аленка, парнишки заглядываться стали на неё, и богаты, и бедны, да только все одно смотрит в пол Аленушка, никого не выделят, все больше молчит. Люб ей парнишонка- то один, да не его она поля ягодка, Аленка-то наша.
Из зажиточных паренек тот был, Ванюшей его звали. И не сказать, что совсем кулаки, а и не нам, нищете, ровня. Крепкой семья была, хозяйство дюжее, да пасека, да много чего у их было, но и трудилися там все, от мала до велика. От и Ваньша-то тоже, трудолюбивый парнишка был, лицом красив, телом силен. Жили они поодаль маленько, на краю деревни, аккурат на границе с лесом. А ить не только Аленке Ваньша люб был, а и сам Ваньша от Аленушки глаз отвесть не мог.
Любили молодые, да так шибко, что и надышаться на друг друга не могли, вместе и на танцы, и в поле работать, все друг за дружкой.
Свадьбы-то о ту пору по снегам гуляли, как всю работу в полях сробят, на огороде приберут, там уж и о гулянках думать можно. Сговорились Аленка с Ванюшкой, что вот точно поженятся, и взялся Ванюша сруб ставить под дом, мол, Аленушка, аккурат к зиме и закончим дом, войдешь ты в его хозяйкой.
Аленушка радостна ходила, да и Ванюшка то и дело улыбался, да ить не даром, что любовь у их, а только матушка Ваньшина не приняла такую невестку, мол, голь перекатная, на все готовое, не видать ей сыночка моего, все мол сделаю, только бы он от её отвернулся.
А тут беда пришла, откуда не ждали. Померла матушка Аленкина, ни с того, ни с сего, здоровая баба была, пышнотелая, румяная, а вот поди-ж ты, и за ей без времени костлявая пожаловала. Батюшка-то у Алёнки давно почил с миром, вот и жили худо-бедно две бабенки, молода, да стара.
Схоронили женщину, отплакали, сколь положено, да жизнь дальше потекла. Живет Аленушка одна в домишке материном, на судьбу не сетует, да осени с нетерпением ждет, когда-то снег ляжет, чтобы с Ванюшкой любимым свадебку отыграть, да вместе жить. Каждый день бегат девка к дому, что Ваньша строит, помогат ему, стены конопатит, дранку самолично наколачиват, трудится, стало быть, по мере сил своих девичьих.
Ванюшка тоже счастливый ходит, улыбается, словно тот дурачок, тоже об Аленке своей грезит. Только матушка Ваньшина, Матрена Лексеевна, ходит смурнее тучи, взгляд свой тяжелый бросат исподлобья на Аленку ненавистную, так и знай, задумала что недоброе баба коварная, и гадает, как бы так дела свои злымские провернуть, да чтобы люди не поняли, что она тут виною.
***
Долго думала Матрёна Лексеевна, как бы так Аленушку от Ваньши отвадить, да чтобы она сама не виновная была, а тут и случай сам собой подвернулся.
-Ваньша, ты бы проведал сестрицу мою, тётушку твою рОдную Таньшу, люди добрые донесли, что захворала она шибко, надо бы разузнать, что, да как там у её. Ты прямо сегодня и ступай к ей, путь-то не близкий, коли с вечера отправишься в путь, так к обеду на месте будешь. А там, маленько погостишь, да до дому отправишься. Дня этак за 3 и обернешься.
-Да как же так, матушка, на пасеке мед качать пора, на сенокосе работы- непочатый край, дом строить, опять же надобно. Что же я Аленушке скажу, куды-то я подался?
-А ты перед Аленкой своей не тушуйся, коли умна девка, так сразу поймет, что значит родня. Надобно, Ваньша, очень надобно ехать.
Сказал значится Ванюшка Аленке своей, что едет к тетке в гости, проведать старушку, и отправился в путь -дорожку.
Долго Аленушка стояла посередь дороги, смотрела на клубы пыли, что из под копыт конских летели, да слезы горючие рукавом утирала. Не об том плакала сердешная, что с любимым разлуки страшилась, а об том, что тоска лютая душу съедала, словно чуяла Аленка, что не видать ей больше счастья женского, не бывать теперь невестою.
***
Как ладно все сложилось, словно по писанному, и придумывать шибко ничего не пришлось. Потирала Матрена Лексеевна руки, радовалась, что отвадит теперь Ванюшку своего от Аленки ненавистной, девки безприданной.
Только ночь накрыла деревню своим сумраком, так Матрена и постучала к Аленке в дверь.
-Аленушка, дочка, спишь-ли, звездочка моя? Отомкни дверь-то, помощь твоя надобна, никак без тебя не справимся. У соседа твоего, у Васенки, беда в дом пожаловала, матушка его при смерти. Подсоби, детонька, все ить знают, что с травушками ты дружишь, да ладишь. А вдруг, да есть у тебя кака травинушка, чтобы смертушку отогнать от страдалицы?
Отворила Аленушка дверь, собралась скоренько, да со свекровью будущей поспешила на помощь к соседушке.
Почитай , до утра отпаивала болезную отварами, глаз не сомкнула, и Матрёна рядышком была, слова ласковые сказывала, да хвалила все невестушку свою, какая она складная, да ладная, умная, да разумная. Васёнку Аленушка из избы сразу выпроводила, мол, нечего мужику тут под ногами топтаться, а он и не спорил, ушел, куда глаза глядят.
Только с рассветом управилась Аленка, выходила старушку, да на пару с Матреной к себе в избу и отправилась, наказав Васёнке, который уж в дом возвернулся, чтобы весь день поил матушку, да обтирал, а к ночи сызнова она явится, да продолжит лечение.
И вторая ночь трудно Аленке далась. Шептала молитвы сложные, от души, от сердца сказывала их, всю себя в эти молитвы вложила, да отвары новые варила, так хотела болезной помочь, что совсем из сил выбилась, да к себе в избу опять на рассвете ушла, от усталости шатаясь. И Матрена всю ночь рядышком была, и к двери вместе подходили, да только вернулась Матрена снова в избу, мол, ты иди, доченька, отдыхай, а я с Васёнкой побеседую, поспрошаю, все-ли понял он, что делать надобно.
Ушла Аленушка, ничего не подозревая, а наутро Ванюшка домой вернулся.
Побежала Алена к жениху своему, да только и на порог он её не пустил, мол, иди отсель, изменница, мне матушка всю правду про тебя рассказала, как ты тут скучала, да утешение в Васёнкиной хатке искала.
Кадр из к/ф Морозко.
И клялась Аленушка, и божилась, да только и слушать не стал её Ваньша, мол, матушка мне все доложила, всю правду сказала, да и Васенка подтвердил, зачем ты к ему в ночь приходила. Мол, эх ты, Алена, как же так, я-то и пальцем тебя не тронул, все берег, до свадьбы ждал, а ты вона кака оказалась, гулящая. Не нужна мне така невеста, не бывать ноге твоей в моем дому, на другой теперь женюсь.
***
В самом центре деревни стоит большой дом, когда-то бывший красивым. Сейчас же сверкает домина пустыми глазницами, прогнили уже нижние венцы до самых подоконников, просел дом, потерял былую стать да красоту. И кто бы не проходил мимо него в темноте ночной, охает да ухает дом, словно жалуется на судьбу свою несчастливую. Одно только утешение у дома и осталось, когда ватага бесстрашных ребятишек в сумерках усядутся на подоконник, да рассказывают разные истории, чаще всего страшные, да такие, что потом и домой идти боятся. А дом-то, знай себе, поддакивает им, ребятишкам, скрипит, да ухает, словно хочет и сам дополнить байки, да свою историю рассказать. Услышат ребятишки скрип в тишине ночной, да бросятся врассыпную, с визгами да криками, а дом снова только вздохнет горестно, да просядет от расстройства еще на пару сантиметров. Скоро уже и оконца в землю врастут, а жильцы всю жизнь его стороной обходят.
***
Бабушка, а что с Аленушкой-то случилось? Куда девалась она?
-Аленушка-то? Так не справилась она со злобой людской, с несправедливостью да ложью. Не смогла пережить предательство Ваньшино, да в речке и утопла.
Бабка Аксинья, что напротив новостроя жила, сказывала, что аккурат в ту ночь, как сгинуть, ходила Алена возле дома, да плакала горько так, надрывно, а потом в сам дом вошла, да в каждом углу стояла, да руками шарила, да слова непонятные шептала.
Не скоро её сыскали, а как нашли, так сказывают, что словно живую из воды доставали. Васёнка все каялся, да сокрушался, перед Ваньшей винился, что нарочно Аленку оболгал, по указке Матрены Лексеевны.
-И что, поверил Ваньша Васёнке?
-Да куды там! Матрена Лексеевна как заголосила, как запричитала, мол, как же так, люди добрые, да кому вы верите, пьянице беспробудному! Неправда все, врет, все врет, окаянный. Вот и не поверил Ваньша, не простил Аленушку, даже прощаться с ей не пришел. Закопали страдалицу за воротами кладбища, посудачили, да забыли. Да только предсказания Аленкины сбылись. Женился Ваньша по Матрениной указке, да только убегла молодая жена, когда уже на сносях была. Сказывала маменьке с тятькой, что мол как глаза сомкнет, так и чудится ей, что девица с каждого угла руки к ей тянет, да из дому гонит, а сам дом словно вторит девице, за ей повторяет, да гонят, гонят её.
За первой женой и вторая была, за второй третья, да только ни с кем не уживался Ваньша, все от его сбегали. Не такой и золотой он оказался, каким прикидывался, тоже с гонором, да с крутым нравом. Весь в матушку свою. Сказывали, что девицы его к себе в дома приглашали, да только не соглашался Ваньша, что я , мол, примак какой, к бабенке в дом идти жить.
Так и промаялся пол жизни, да к матушке в дом и ушел жить, а свой дом бросил. Многие квартировать хотели, да тоже не прижились, скоренько сбегали, и пожитки бросали.
Так и жили они вдвоем, Матрена да Ваньша, друг дружку поедом ели, покуда смерть за Матрешкой не пришла. Ох, и тяжело уходила она, все винилась, прощения у Алены просила, да Ваньша услыхал, и за голову схватился, мол, что же вы, матушка, натворили, душу безвинную загубили, да меня жизни лишили.
Ушла Матрена, а Ваньша вовсе как бирюк стал, нелюдимый, ни с кем ни здрасьте, ни досвиданья. Так и помер в одиночестве. Детей у его много, внуков ишшо больше, а толку-то, когда к людям по собачьи относиться, там и дети, и внуки отвернутся.
Многие Алену винили, мол, порчу сделала, чтоб никто в дому не прижился, многие напротив её жалели, а только что есть, то есть, порча-ли, а может слово, сгоряча сказанное, или девицы да люди шибко мнительные были, что верили во все сказки, а только и разбирать никто не рискнул тот дом, мол, пусть и дальше стоит, от греха подальше.
Да недолго ему стоять осталось ,скоро совсем завалится, и уйдет еще одна деревенская легенда.
-Бабушка, а зачем же Аленка утопилась-то? Она же знала, что это сплетни. Ну поговорят, да забудут. Что сразу в реку-то прыгать?
-Хорошо тебе судить, когда у тебя и мамка рядом, и папка, и бабушек-тетушек полно, за тебя любая вступится, хоть правда, хоть ложь, и поддержат, и простят. А сироту обидеть может каждый. Некому ей помочь было, некому пожалеть, приголубить, слово ободряющее сказать. Трудно на белом свете жить, когда и поддержать тебя некому, ободрить. Люди- то они во все времена разные были, да судачить любили, а в те года за то, что до брака милуешься шибко осуждали, да наказывали. Вот и не выдержала Аленка, нашла легкий выход. Тяжко против толпы в одиночку идти, а Аленушка уж шибко мягкая да ранимая была. Ох, не к ночи помянута, покойся с миром, дитя безвинное. Прости нас, людей глупых, и что и после смертушки покоя тебе не даем, косточки перемываем.
Конец.
Вот такая история у меня получилась. Не знаю, понравится-ли, а только пишу то, что от души идет. Кстати, у истории этой есть и реальные корни, когда- то в детстве мне дедушка рассказывал похожую историю, так что не совсем это выдумка.
Автор: Язва Алтайская.