Кто был чей — Кот музыканта или музыкант — Кота, история точно не скажет. Но Коту было известно одно: с самого начала его кошачьей судьбы они были вместе. Кот не помнил, как Дочка притащила его котенком с улицы. «Ути, маленький, иди сюда! Ты потерялся? Дрожишь? А ну, пойдем со мной! Мам, ну давай возьмем его, хотя бы на время, хотя бы пока не найдем постоянных хозяев! Ну, ма-а-ам, ну, пожалуйста!»
Не помнил, как Хозяйка кормила его из пипетки каждые два часа, давала лекарства и делала уколы. Как два раза в день бегала в вет. клинику, споря с уставшими бороться за него ветеринарами: «В смысле, скорее всего, не выживет? Как это — лучше усыпить!? Если хоть какой-то шанс есть, будем его лечить!»
Первое что запомнил Кот — это Колыбельная, которую пел ему его Музыкант.
— Спи, мой воробушек, спи, мой сыночек, спи, мой звоночек родной, — раздавалось негромкое приятное пение под аккомпанемент гитары. И котенок вылезал из-под батареи, где прятался, пытаясь согреться (из-за того, что он был больной, его все время знобило и потряхивало). Он шел к Музыканту на дрожащих подгибающихся лапках, клал на его джинсы непропорционально большую по сравнению с маленьким тощим тельцем голову. Закрывал глаза. От носа до кончика хвоста у него пробегала теплая волна расслабления, он мурчал «ур-р-р» и засыпал, слушая игру гитары и голос. Наверное, Музыкант тоже лечил его, только по-другому, той песней.
Со временем котенок решил, что если Музыкант поет колыбельные, значит, он — мама. Он так и называл его «мау-ма-ма». Даже когда Котенок вырос в огромного, своевольного Кота и вписался в семейную иерархию со статусом «Царь. Просто Царь». У каждого, по кошачьему мнению, в семье была своя роль: к Хозяйке Кот ластился, но, в основном, когда наставало время Кота покормить. Она так в кошачьем сознании и называлась «еда».
— Ну что, Тишка, где здесь еда? — шутили порой, и Кот бежал хозяйку показывать. Иногда, так уж и быть, коль Хозяйка сегодня готовит, может и погладить. Кот даже милостиво шейку подставит, окажет ей такую честь!
Дочку Кот за равную не считал. Укладывал спать, следил, чтобы вовремя учила уроки, иногда с ней играл (должен же кто-то заниматься человеческим котенком), но спуску не давал, если что-то не по его, то можно ее и царапнуть! Воспитывал. И лишь Музыканта любил чистой кошачьей любовью. Музыкант возвращался домой в разное время. В шесть — когда занимался с детками в школе искусств. В восемь, когда играл в переходе метро, где его песням подвывал гул, подземный Ветер. И поздней-поздней ночью, когда выступал в барах или в ночных клубах.
Но Кота было не провести! Кот всегда знал, когда он вернется и ровно за пять минут до того, как порог квартиры пересечет гриф гитары, садился и начинал орать. «Мау-ма!»
Хозяйка смеялась:
— Кто-кто, мол, придет?
— Маа-ма! Маа-ма! — взволнованно сообщал ей Кот. Неужели не понимает! Мама!
Не всегда возвращения Музыканта были такие уж радужные. Иногда, особенно после ночных выступлений он входил в квартиру странно, немного шатаясь словно очень устал, торжественно сжимая пачку купюр. В эти дни выражение его всегда добродушного лица искажалось, как будто бы это был не совсем он. Кот единственный бежал к нему ласкаться, не замечая, что дочка как-то быстро исчезала в своей комнате, а Хозяйка, когда Музыкант хотел ее поцеловать, почему-то отстранялась. Музыкант шел на кухню, где по сто раз рассказывал одну и ту же историю, некрасиво размахивая руками и раскачиваясь. Ему так рукоплескали! Еще чуть-чуть и начнется новая жизнь! Вот смотри, сколько заработал! Теперь заживем! Как люди! Поедем в Таиланд, в Бразилию, в Грецию! Поедем, вместе с Котом! Тебя кто-нибудь возил в Грецию, а? А вот я свезу!
— Я звонила тебе на мобильник. Двадцать раз, — словно совсем не слушая его тихо говорила хозяйка.
— Так он разрядился!
— Я обзванивала больницы, морги. И ты снова выпил, — жена поднимала на Музыканта глаза, полные отчаяния, и сталкиваясь с его мутным ничего не понимающим взглядом, все пыталась отыскать там человека, которого любила, — Ты обещал мне, ты обещал, обещал!
***
Однажды он напился особенно сильно. Так, что ввязался в драку с соседом, опрокинувшим его пепельницу, назвал жену дурой. И жена не разрешила ему поцеловать дочку, когда Музыкант, качаясь, пошел в ее спальню.
— Не лезь к нашему ребенку своей пьяной физиономией, — сказала она, устав выслушивать бред, нет, не мужа, а человека, в которого он превращался, выпив. Музыкант, казалось, ничуть не расстроился, пошел в свою комнату и рассказывал там по двадцатому кругу никому не интересную историю Коту.
Той ночью случилось невиданное: Кот напал на спящую хозяйку: набросился, искусал. Он не понимал, кто прав, кто виноват, и почему с утра дочка сидит, заткнув уши наушниками, чтобы не слушать, как папа жалко оправдывается за то, что говорил и делал вчера, а мама плачет. Кот всегда был на стороне Музыканта.
***
Чтобы снова целовать дочку перед сном, Музыкант продержался несколько лет. Его аккорды стали чище. Голос звонче. Отношения с женой — душевнее. Зима «перед» запомнилась, как самая счастливая в жизни семьи: они вместе лепили смешных снеговиков, катались с горок в парке, ходили на каток, гуляли втроем под фонарями по мирно дремлющему городу, пока Кот важно сторожил Дом. Они напоминали семью с новогодней рекламы, только у них, в отличие от актеров, счастье было настоящим.
Да и Кота словно подменили. Он перестал драть мебель, все реже оставлял неприятные сюрпризы в виде пожранных цветочков или опрокинутой вазы. Куда-то делась его привычка кусать гостей, а в деревне (надо же!) даже не нагадил в тапочки тете Анжеле, которая называла его «у-ти, Котик», и к которой Кот питал взаимную неприязнь.
***
В ночь, когда Музыкант сорвался, Кот впервые не вышел встречать его. Он знал все: и про ту драку в баре, где семеро на одного и про то, как упал, а его продолжали пинать ногами, и про то, как разбили гитару. «Музыкант не вернется больше», — сказал этим Кот, но Коту никто не поверил. Ни мама, ни дочка. Даже когда выяснилось, что он не отвечает не просто потому, что в очередном баре разрядился очередной телефон. Даже когда они дозвонились до той больницы, где он умер в реанимации. А Кот все знал.
***
Что было дальше описывать не могу. Ведь этот рассказ не о боли. Он о Музыканте и его Коте. Летом мама с дочкой наконец-то решились поехать в теплую Грецию. Сами. Мамина подруга уверяла: Греция залечит все душевные раны. Только вот незадача – в гостиницу Котами нельзя! Ну, ничего страшного! Его же можно оставить в кошачьей гостинице!
— Вот увидишь! Все будет хорошо. Там комфортные условия, хозяйка – удивительная женщина. Она много лет занимается с животными, к каждому зверю свой подход. Мне ее рекомендовали ученики. Да и стоит эта гостиница, – мама уверяла, – почти как человеческая.
При выезде за город, мама с дочкой увидели десятки практически одинаковых покосившихся деревянных домов. В каком из них эта «комфортабельная гостиница» гадать не пришлось. Их встретил рассерженный собачий лай, так что даже у них, людей, заложило уши и по телу прошелся неприятный холодок. Навстречу им вышла растрепанная женщина с одутловатым лицом в засаленном халате. — А, это вы привезли котика? У-ти, кто тут такой, — засюсюкала она, засовывая руку к Коту в переноску, — Уверена, котик, мы найдем с тобой общий язык!
Кот не терпел панибратства, ненавидел, когда с ним говорят таким сладеньким, фальшивым тоном. Кот никогда не действовал сразу. Сначала он предупреждающе зашипел. Зыркнул на тетку огромными рыжими глазищами. Не поняла? Через секунду она с криком отдернула руку.
-Ай-ай-ай! Тьфу ты! Укусил! Ну, ничего. Вот увидишь, мы тебя воспитаем! И повела Маму с Дочкой показывать, как сама выразилась, «кошачьи апартаменты».
– Тут ему будет просторно, вольготно. Прямо «царский номер», – щебетала она. «Царский номер» представлял из себя какой-то сарай, где весь линолеум был залеплен собачьим пометом.
— Смотрите, котику здесь понравится, — воскликнула она. Кот вышел из переноски, брезгливо осмотрелся, лег, повернувшись к хозяевам попой, и вздыбил шерсть на загривке, явно выражая этим свою позицию.
— Мам, мне тут не нравится. Мне она не нравится, — угрюмо процедила дочка, отведя маму в сторону, — Мы ведь не оставим здесь нашего Кота?
— Ты с ума сошла? Да у нас самолет через два часа, — а потом добавила как-то виновато, обводя глазами загаженный в прямом смысле этого слова сарай, — Уж две недели как-нибудь перекантуется.
Дочка присела, возле Кота на корточки. Осторожно провела рукой по его вздыбленной шерсти, погладила. Кот зыркнул на нее недовольными рыжими глазищами. Цапнет? За такие «издевательства» имеет право! А Кот вдруг мягко, как умеют только Коты, заурчал.
Они ехали в аэропорт со странным чувством, Дочка все вспоминала ту последнюю кошачью ласку. Мама все оглядывалась, словно была готова вот-вот заставить таксиста ехать назад. Отдых в солнечной Греции совсем не заладился. Не было покоя ни в великолепных раскачивающихся под порывами теплого ветра гамаках, ни в огромном бассейне, ни в водах игривого моря.
Мысли все время возвращались к Коту, оставленному в загаженном сарае, в доме, полном огромных собак, которых Кот ненавидел. Хозяйке звонили каждый день, она с удовольствием давала подробный отчет. Кот расцарапал ей руку по самый локоть. Кот зассал весь пол. У нее еще не было в гостинице настолько безобразных животных. А не предъявить ли вам за этого Кота дополнительный счет? В последний день, когда мама с дочкой, мчались из солнечный Греции, Кот выдавил попой москитную сетку и сбежал. Его искали повсюду: обошли все дома в деревне (может быть, кто подобрал, он же такой красивый, их котик). Два месяца Мама с Дочкой ездили туда почти каждый день.
— Тишка! Тишка! Тишка, где ты! Тишка, прости, — кричали они на два голоса. Периодически находили клочья рыжих волос. Кот был все еще где-то рядом. Соседи видели — вон на той крыше мелькал рыжий хвост. Вон в той чаще тоже видели Кота. Да, как на этой фотографии. Да, такого.
Тишка слышал, но не откликался. Он ушел.
— Наверное, нашел новый дом, — бормотала Мама. И Дочка чувствовала, что она на Кота злится, — Подлизался, поди, к кому-нибудь, а его и забрали, он ведь такой
красивый, ухоженный! Я его лечила, кормила, обрабатывала от блох, нашла лучшую, как мне сказали, гостиницу в городе. А он!
И через год завела себе собачку, маленькую и преданную, достаточно быстро признавшую хозяйку своей Мамой,. Она полюбила маму всем своим маленьким собачьем сердцем, встречала ее, подпрыгивая до потолка, так, как не встречал никто на свете, иногда даже писалась от радости. Если Кот был котом мужа, эта собачка была её собачкой.
***
Недавно дочке приснился сон. Там был ее Папа-Музыкант вместе с Котом. Музыкант пел ту старую колыбельную, кот урчал, положив косматую рыжую голову к нему на колени.
– Ну, ну, не тоскуй, – Музыкант ободряюще улыбнулся, обнял дочку. Сказал: «Нам пора», – и пошел вместе с рыжим Котейкой и гитарой наперевес далеко-далеко, растворяясь в восхительно-рыжим рассвете.
С тех пор Дочка точно знает точно, куда ушел рыжий Кот. Он действительно нашел новый дом. Я верю, Кот урчит на папиных коленях. А мой папа-музыкант играет где-то там для Бога.
