— Ох и лют ты Прохор Михайлович. Разобраться для началу надо, что да как, а так с плеча негоже…
— Я сам Иван, сам знаю, что мне делать. Не будет в моей избе девки гулящей! Вона, там Бог, а тутова порог. Нет у меня больше дочери! Померла! Сгинула!
Прохор Михайлович резко встал из-за стола, где заседало семейное собрание и вышел из дому.
Сидящие за столом молчали.
Тут были два брата Прохора Иван и Степан, их отец Михаил Матвеевич, два сына Прохора, зять, муж старшей дочери, а откуда-то из-за угла тоненько подвывала мать Настасьи, виновницы сего собрания, Марья.
Больше женщин в комнате не было.
Так давным-давно повелось в семье Михеевых, что все важные вопросы касающиеся семьи, решали мужчины.
Женщин особо не спрашивали, а вернее не спрашивали совсем.
Как решили мужики, так оно и было. Спорить было бесполезно.
Если случалась какая-то беда или оказия, собирались мужики на семейный совет.
Обсуждали, искали пути выхода из сложившейся ситуации, жарко спорили между собой, ругались, но всегда приходили к единому мнению и только тогда расходились по своим избам.
Сегодняшнее собрание было исключением.
Длилось оно совсем недолго, а главным оратором на нём был Прохор.
Сегодня дело касалось именно его семьи.
Его восемнадцатилетняя дочь Настасья понесла неизвестно от кого.
Мало того, что девка была совсем молодая, неразумная так всё подогревалось ещё и тем, что была она сосватана, за хорошего парня и совсем скоро должна была быть у неё свадьба.
Семья Михеевых была зажиточная.
Изба, хозяйство всё у них было на зависть многим.
Детей у Прохора и Марьяны было четверо. Два сына, да две дочки.
У сыновей и у старшей дочери уже были свои семьи, а вот Настасью только-только собирались выдать замуж.
Настасья как узнала, что сосватали её, шибко плакала да убивалась.
Марье, до слёз, было жалко младшую дочь, но поделать она ничего не могла.
Слово отца в их семье было законом.
Уже готово было богатое приданное, сговорен день свадьбы, а свадебный наряд был почти пошит.
Настасья долго отнекивалась от его примерки, отлынивала как могла, но настал день когда больше деваться было не куда.
Вот так и выяснилось, что Настасья беременная.
Марья, когда увидела округлившийся живот дочери, чуть не упала без чувств, а Настя держалась гордо. Знала, что рано или поздно всё равно бы всё выяснилось и расправы ей было не избежать.
Марья не могла, как бы не хотела, скрыть грех дочери и рассказала всё мужу.
Ох и люто было в тот день в избе Прохора.
Под гнев Прохора, в первую очередь попала сама Марья, потом нянька, которая жила у них в доме и смотрела за Настей с малых лет, а уж потом и сама Настя.
Отец залетел в её светлицу словно ураган, громя всё на своём пути.
Настя сидела на кровати.
Она ждала от отца чего угодно.
Ждала, что будет кричать, что побьёт, но то, что сделал отец её обескуражило.
Зашёл Прохор, с горящими от ярости глазами, посмотрел пристально на дочь- любимицу, помолчал, а потом сказал как отрезал:
— Уходи! Чтобы духу твоего к утру в моём доме не было!
Больше не слова от отца Настя не услышала.
Приговор был ясен.
Она должна была исчезнуть.
Идти ей было не куда.
Никто из их многочисленных родственников её бы не приютил. Никто не пошёл бы против воли Прохора.
Как-то так повелось, что он в семье второй , после отца, но так как тот был уже стар, то место главы семьи негласно перешло к Прохору.
Так, что как не крути, а помочь Настасье никто не мог.
Умолять, просить Прохора о прощении было бесполезно и Настя это отлично знала, поэтому собрала нехитрые вещи в узелок и под вопли и плач матери, ушла со двора.
Это случилось в аккурат через час после того как Прохор хлопнув дверью ушёл с семейного собрания, которое до этого сам и созвал.
Как и предполагалось, никто разубедить Прохора не смог и все тихо переговариваясь между собой, стали расходиться.
За столом остались лишь отец Прохора, да он сам. После того как посетил светлицу дочери, он вернулся в к остальным.
Марья незаметной тенью выскользнула из комнаты и теперь выла во дворе, провожая дочь в неизвестность.
Прохор хорошо слышал, что происходит во дворе, но на его обветренном лице не дрогнул ни один мускул.
Михаил Матвеевич поглядел на сына:
— Не пожалеешь ли потом Прохор?
— Нет батя, не пожалею!
— Ну-ну , тебе этот камень в душе до конца жизни носить, гляди чтобы он её наизнанку не вывернул.
С этими словами старик тяжело встал из-за стола и пошёл к выходу из комнаты, бормоча под нос:
— Да и нам от этого клейма не скрыться. Настигнет всех, не убежишь!
Старик вышел, а Прохор остался один.
Никто не знал, что творилось в его душе, а он никому об этом бы никогда не сказал…
Настя вышла из родного двора, сопровождаемая причитаниями и плачем матери.
Сама не плакала.
Шла, низко опустив голову.
Куда и сама не знала. Лишь бы подальше от стенаний матери и гнева отца.
Дорога привела её на скрытую от посторонних глаз полянку.
Здесь она тайно встречалась со своим любимым Игнатом, здесь они признавались друг-другу в вечной любви и именно здесь всё и свершилось.
Настя, когда поняла, что беременная, жутко напугалась.
Поняла она это почти сразу, нагляделась на беременных сестру и жён братьев, наслушалась, а как поняла, что и сама понесла сразу же рассказала всё Игнату.
Искала поддержки, а вышло всё совсем иначе.
Игнат напугался ещё пуще неё, стал уговаривать как-нибудь от ребёнка избавиться, умолял ничего не говорить Прохору о нём.
Знал, что тот на расправу лют и если узнает, что Игнат тут замешан, то явно, что ему не поздоровится.
Настя слушала любимого и понимала, что осталась одна.
Никто за неё не заступился, никто не утешит.
Игната с того дня она больше не видала.
Подружки говорили, что уехал куда-то из деревни, на заработки и только Настя знала, что Игнат просто сбежал, боясь гнева Михеевых.
Настя Игната не винила, не было в этом толку и когда мать и нянька пытали кто отец ребёнка, молчала словно рыба.
Не сказала бы она и отцу, да только тот и не спрашивал.
Просто, в один день, «схоронил» живую дочь и дело с концом.
Теперь Настя сидела под тем самым дубом, где началась их с Игнатом любовь и не знала, что ей делать.
Оставалось только одно или в омут, или верёвку на шею.
Вдруг Настя почувствовала, что проваливается как будто в бездну.
В глазах помутнело, все звуки исчезли и Настя потеряла сознание.
Сколько она была в забытье она не знала, но когда очнулась, то и не поняла где находится.
Всё вокруг было странно и незнакомо.
Комната, в которой находилась Настя, была маленькой, но очень уютной и чистенькой.
Лежала она на кровати, под самотканым покрывалом и была одета в просторную ночную рубаху.
Настя была ещё очень слаба.
Она не помнила, кто принёс её сюда? Кто помог ей? Кто не дал ей умереть на той самой поляне?
Вопросов было много, а ответов не одного.
Впрочем со всем этим Настя решила разобраться позже, сейчас её мучала жуткая жажда.
Настя постаралась встать, но не смогла.
Тогда она попыталась позвать кого-нибудь, однако из её горла донёсся лишь хрип. Ни одного членораздельного слова она так и не смогла произнести, как не старалась.
Тогда она просто закрыла глаза, молясь чтобы хоть кто-нибудь зашёл.
Совсем скоро, её молитвы были услышаны и в комнату зашла женщина.
Она наклонилась над Настей и потрогала ей лоб.
Настя не открывая глаз попыталась попросить попить.
Видимо женщина поняла, что пытается сказать Настя, потому-что буквально через минуту чья-то рука заботливо приподняла её голову с подушки и поднесла к её губам ковш с водой.
Настя пила жадно.
Вода обжигала её горло, живительной влагой напитывая её измученное нутро.
Наконец ,вдоволь напившись, Настя вновь откинулась на подушку и открыла глаза.
Настя увидела перед собой того кого совершенно не ожидала увидеть.
У её кровати стояла Ульяна.
Настя знала о этой женщине только то, что живёт она со своим взрослым сыном в домике на самом самом краю деревни и появились они здесь относительно недавно.
Люди Ульяну с сыном сторонились, а они никому и не навязывались.
Жили тихо и скромно.
Егора, сына Ульяны, в деревни видели часто.
Он нанимался в работники кому-нибудь из зажиточных семей, но никогда нигде не оставался подолгу, хотя в работе его хвалили.
Ульяну же и вовсе видно не было.
Разве, что видели её люди в лесу, где она собирала ягоды, грибы, а то и разную траву.
Поговаривали, что она ведьма, но точно никто не знал, да и вблизи её ещё никто толком не видел.
Люди Ульяну с Егором побаивались.
Мало ли, что пришлые и есть пришлые. Кто его знает, что от них ждать.
Только старая бабка Агафья утверждала, что никакая Ульяна не пришлая, а самое, что ни на есть тутошняя, что мол давным-давно исчезла она из деревни и только сейчас появилась.
Только никто не верил бабке Агафье, слишком стара была, думали, что выжила из ума и всерьёз её слов не воспринимали.
Сейчас эта самая Ульяна стояла перед Настей и улыбаясь смотрела на неё.
Было видно, что когда-то она была очень красивая, но видимо жизнь не очень благосклонно отнеслась к ней и изрядно её вымотала, хотя следы былой красоты и сейчас было не стереть с её лица.
— Ну, что девка? Оклемалась, Слава Богу, а то я и не знала, что с тобой делать. Думала помрёшь. Совсем жизни в тебе не было.
Она с укоризной посмотрела на Настю и продолжила.
— Что ж ты так своего малыша то не любишь? Была бы одна, Бог с тобой. Это твой выбор, а он то тут причём? Мать грех свершила, а дитё виновно? Не права ты девонька, ох как не права.
Настя слушала Ульяну и ей хотелось кричать, что никому они с этим ребёнком не нужны. Так зачем жить?
Однако сказать ей пока ничего не удалось и она просто расплакалась.
— Поплачь, поплачь. Слезы они очищают. Я тебе сейчас травку дам волшебную, — Ульяна улыбнулась, — Мигом тебя на ноги поставим, А уж потом и поговорим. А сейчас поплачь, оно тебе хоть и не полезно, но сейчас во благо.
Проболела Настя ещё неделю, А потом стала вставать.
Оказалась, что нашёл её на той самой поляне Егор, он и принёс её в дом матери.
Настя думала, что была в забытье всего ничего, а оказалось, что металась она в бреду почитай две недели.
Всё это время Ульяна от неё не отходила и ей удалось таки поднять Настю на ноги.
Настя рассказала Ульяне о себе всё.
В какой-то момент ей показалась, что Ульяна как будто дёрнулась когда Настя рассказывала о своей семье, но потом она решила, что ей всё показалось.
Ульяна выслушав Настину историю сказала:
— Вот, что Настенька. Ты живи у меня и о плохом не вздумай думать. Людям показываться не стоит. Нечего их языкам давать волю, а то потом не умолкнут. Живём мы сама знаешь где. Никто к нам не ходит, а рассказывать о тебе мы никому не собираемся. Мы с Егором всё равно скоро уезжать хотели, поедешь с нами. Я тебя ни тебя, ни малыша твоего не брошу. Не бойся. Мне мнение людское не важно.
Настя, наверное впервые за долгое время поняла, что нашла наконец семью и пусть они ей не родные, но стали роднее чем кровные.
Прошло несколько месяцев.
Настя жила у Ульяны и на люди старалась не показываться.
Очень хорошо сошлись они с Егором. Он оказался очень хорошим и душевным человеком.
Настя чувствовала как ей легко и просто с ним.
Гулять Настя всё же ходила, но туда где люди её не видели.
Часто с ней ходил Егор.
Обычно они сидели на какой-нибудь дальней полянке и долго говорили.
Как бы не скрывалась Настя от людей, но око людское всевидящее. Вот и увидал их кто-то на той самой поляне.
Тут же об этом узнала мать Насти и поспешила обрадовать мужа новостью о том, что дочь их жива и вполне здорова.
Марьяна думала, что по прошествии столько месяцев, Прохор оттаял, но не тут то было.
Прохор как узнал где дочь, разъярился.
Он думал, что Настасья сгинула, что избавился он от гулящей дочери, а тут вон оно как оказывается.
Взбешённый Прохор и не понял как оказался на дальней поляне.
Он стоял за деревом и видел свою дочь.
Она сидела на сваленном бревне, а рядом с ней стоял Егор. Он держал перед Настей вытянутую ладонь, что лежало на ней Прохор не видел, но Настя сейчас внимательно разглядывала это.
Потом Настя встала и Прохор увидел хорошо заметный живот дочери.
Его кулаки сжались сами собой, а ярость захлестнула душу.
Он было уже подбежал к молодым, но вдруг услышал сзади голос:
— Не смей Прохор!
Прохор окаменел.
Голос прозвучал как будто из далёкого прошлого, где он был ещё молодой.
Он резко обернулся и увидел те самые глаза.
Глаза за которые когда-то готов был отдать душу и которые до сих пор снились ему во сне.
Глаза, которые он однажды подло предал…
Перед Прохором стояла Ульяна.
— Не смей Прохор, — повторила Ульяна, — Слышишь не смей!
— Ульяна?
— Узнал таки? А я думала, что ты уж не вспомнишь меня никогда, а оно гляди как!
Вдруг Прохора пронзила ужасная мысль.
Он снова посмотрел на Настю и Егора, а потом на Ульяну.
Та проследив за его взглядом усмехнувшись сказала:
— Нет Прохор. Егор не твой сын. Какая-то сердобольная мамаша его под кустом погибать оставила, а я нашла. Мне тогда очень был нужен тот о ком бы я могла заботиться. Кто бы заменил мне моего, — Ульяна посмотрела на Прохора и поправилась, — Нашего ребёнка. Я ведь после того как ты меня предал, хотела умереть. Только вот не судьба видать. Дитё потеряла, а сама выжила. Долго думала зачем, а оказывается чтобы когда-нибудь спасти Егора и… твою дочь.
Ульяна замолчала.
Прохор смотрел на женщину и не мог сказать ни слова.
Когда-то очень давно, когда Ульяна была такой как сейчас Настя, он очень любил её.
Их любовь привела к тому, что Ульяна забеременела, но Прохор испугался.
Испугался и предал.
Тогда его скоренько женили на Марьяне, а Ульяна с родителями из деревни уехали.
Прохор долго не мог забыть её, а потом заставил себя не вспоминать Ульяну, но и сейчас он мог сказать точно, что никогда никого не любил так, как любил когда-то Ульяну.
Сейчас он стоял перед той, которую когда-то предал и не мог сказать не слова.
Ульяна снова усмехнулась, глядя на Прохора.
— И ещё Прохор, даже не смей тронуть Настю. Она больше не твоя дочь, ты сам от неё отрёкся. Никогда не смей, слышишь. Я Прохор сейчас не такая как раньше если, что молчать не буду.
С этими словами Ульяна резко повернулась и пошла в сторону Насти и Егора.
Ещё некоторое время Прохор наблюдал за ними.
Видел как подошедшая к молодым Ульяна взяла что-то с ладони сына,а потом размахнувшись выбросила.
Прохор больше не мог наблюдать за ними и развернувшись побрёл обратно в сторону деревни.
Теперь он знал точно, что отец его прав и тот камень уже начал давить его итак не чистую душу.
Совсем скоро Ульяна, Егор и Настя с деревни исчезли.
Никто и не видел, когда они уехали.
Просто опустела враз их изба и их самих больше никто в деревне не видел.
Впрочем скоро выяснялось, что уехали они в соседнюю деревню, что Настя и Егор поженились и у них родился замечательный сын, что живут молодые неплохо и даже то, что во всём им помогает мать Егора, Ульяна.
Беда, которая свела этих троих людей, объединила их навсегда и как не странно принесла им счастье.
А Прохор всё так же жил, для людей хорошо, а для самого себя съедаемый своими грехами.
Он ещё всего лишь один раз побывал на той самой поляне, где в последний раз видел дочь.
Всё это время его съедали сомнения, что тогда в ладони Егора, он разглядел что-то до боли знакомое, то что тогда Ульяна забрала у сына и беспощадно выбросила.
Прохор искал долго, но всё же нашёл, что искал.
Как он и думал, это оказалось простенькое колечко.
Колечко, которое он когда-то подарил Ульяне и которое по всей видимости, Егор хотел подарить Насте.
Прохор держал это самое колечко , которое вернуло его на много лет вперёд и дало ему понять как подло он поступил когда-то с Ульяной, а после со своей дочерью.
Колечко времени.
Колечко, которое теперь хранилось у Прохора как напоминание того, что в любой ситуации нужно прежде всего оставаться человеком.
Всем спасибо за внимание.
