Даже когда закончился сезон дождей, воды в глазах Флор было столько, что они неделями не просыхали. Женщины давали Флор пить то крепкий гуаро, то настойки цветков липы — ничто не помогало. Девушка плакала и молчала, а стоило ей закрыть веки, под ними факелом в тёмной пещере вспыхивало воспоминание о жёлтой лодке.
В тот проклятый день она с отцом, старым индейцем, перебиралась по верёвочному мосту на другой берег. Вдруг они увидели, как поток швыряет из стороны в сторону судёнышко без вёсел. В лодке было пятеро пассажиров, все разом закричали индейцам.
Флор тут же продела ступни меж верёвок моста и повисла над рекой, вытянув вниз руки. Платье сползло ей на голову, потому она не видела лодки, только тянула пальцы к бешеному потоку, который толкал к морю обломки скал и деревьев. В следующий миг кто-то схватил Флор за запястья. В просвет льняного туннеля она увидела Его макушку. Он поглядел на запутанные в верёвках щиколотки девушки и закричал старому индейцу, чтобы тот держал Флор за ноги. Другой пассажир лодки кинул индейцу несколько связанных между собой жилетов. Старик одной рукой вцепился в дочь, второй обязал вокруг моста оранжевые застёжки. Четверо с лодки перебрались на мост по жилетам. Флор видела в кружок мира, которое оставило ей упавшее на голову платье, как Он, Тот самый, отпустил сначала одно, потом второе её запястье и последним залез на мостик. Поток унёс пустую лодку.
В то мгновение прежний, ясный мир Флор, сменился другим, мутным. Она глядела матовыми глазами, как спасённые ей люди ползли по верёвочному мосту на берег. На твёрдой земле выжимали одежду, радостно говорили о чём-то. Он, Тот самый, подошёл к Флор и взял её за руки, смотрел на лиловые следы от своих же пальцев. Гладил цветные пятна на коже Флор, ласково шептал что-то. Она не понимала.
Старый индеец стоял в стороне с угрюмым видом. Он был зол, что придётся возиться с чужаками — одних в джунглях не бросишь. Свистнул пронзительно, подал знак, чтобы шли за ним по тропинке. Флор шагала за отцом, а за ней шёл Тот самый. Глядел на её затылок, на плечи, на чёрные волосы, на вымученные щиколотки и запястья. Девушка дрожала всем телом, предвкушая костёр, у которого они будут греться. Представляла, как она будет разносить путникам в глиняных чашках тёплую цветочную воду; как женщины постелют им на земле солому, дадут по вышитому одеялу, а там ночь… и всё может случиться. Всё может случиться, когда рядом Тот самый.
— Флор, — строго сказал старый индеец. — Беги на другую сторону воды, предупреди, чтобы встречали своих людей на большой переправе.
— До большой переправы идти до ночи, они устали. Дай им хотя бы обсохнуть… — только и смогла возразить Флор.
— По дороге обсохнут, — пробормотал индеец.
Именно тогда вода начала подходить к глазам индианки.
Флор побежала. Он, Тот самый, поглядел ей вслед и о чём-то спросил старика, удивлённый. А девушка продиралась сквозь кусты и рыдала. Мартышки смеялись над ней с деревьев и бросали ей навстречу лианы.
Когда Флор вернулась в свою деревню, угли костра остыли. На дне котелка ей оставили немного рыбного супа. Флор не притронулась к еде. Она нырнула в свой гамак и забылась. Ночью услышала шорох: это отец, который отвёл путников на переправу, вернулся, доел суп и лёг в гамак рядом.
Боль пришла к Флор только утром. Руки и ноги горели так, что она не могла пошевелиться. Сестры прикладывали к синякам листья, паутинки, вымоченные в настойке аниса тряпки, только Флор всё рыдала. Воды в её глазах было столько, сколько не было в реке Пакуаре в самые жуткие ливни.
Старому индейцу не нравилась грустная дочка — он знал, такой девушку никто не возьмёт замуж. Потому перестал водить её с собой повсюду и лупил стеблями молодого бамбука, когда Флор убегала на реку и подолгу там сидела, вместе с туканами и ленивцами смотрела на воду, по которой уплывало всё: ветки, упавшие гнёзда, жёлтые надувные лодки, её молодость и Он, Тот самый.
