Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Всё как в стихотворении. Ася, прихрамывая, поднялась на ступеньку, открыла стеклянную дверь.
Полутемный зал тут же озарился ярким светом, из–за столика у дверей вышел охранник, до этого смотрящий на экране своего смартфона футбольный матч. За чистенькими, тоже стеклянными, как и дверь, витринами замаячила дожёвывающая бутерброд фармацевт.
— Доброй ночи, — вяло кивнула Ася охраннику, доковыляла до окошка и хрипло сказала:
— Эластичный бинт, обезболивающее и яду.
Лицо женщины–фармацевта, Тамары, судя по бейджику, вытянулось. Она бросила быстрый взгляд на охранника. Тот пожал плечами.
— Что, я не поняла, вам? — уточнила продавец.
— Я же сказала, мне эластичный бинт, обезболивающее, а для неё – яду.
— Для кого, простите?
— Для свекрови. Она просила.
— Прям так и просила?
— А что я тут, по–вашему, делаю? Если бы она попросила килограмм лимонов и куриную тушку, я бы пришла не к вам, а в продуктовый.
Ася огляделась, заметила чуть в стороне стул «для немощных и тех, у кого давление», допрыгала до него на одной ноге, вторую неграциозно выпихивая вперед при каждом прыжке, уселась, бросив сумочку прямо на пол, сняла сапог и явила удивленному миру в лице охранника и Тамары синеватого цвета щиколотку. Гостья поставила больную ногу на пол, замерла. Было даже приятно. Холодный кафельный пол чуть–чуть притуплял боль.
— Женщина, а вы в травмпункт обращаться не пробовали? — Григорий поджал губы. Вот вечно в его смену то алкаши заглянут, то странные дамочки вроде этой.
— Нет, знаете, как–то не сложилось. Дайте мне, пожалуйста, всё, что я назвала, и разойдёмся по–хорошему.
Асе уже было плевать на то, что о ней подумают, кого вызовут, и куда её увезут. Грязное, мокрое пальто, в котором она и звезданулась на ледяной корке, противно липло к спине, нога ныла от пятки до самого бедра, простреливая в щиколотке остренькими ножами, сапоги, между прочим, итальянские, у подружки купленные за баснословные деньги, будь они прокляты, разорвались и теперь болтались на ушибленной ноге некрасивым мешком. Дядя Коля, дальний родственник, бы тут, окинув взглядом и Асю, и сапоги, сказал: «Однозначно под списание!» и Ася не стала бы уточнять, кого конкретно он имеет в виду…
— Том, вызвать? — на всякий случай спросил Григорий.
— Кого? А, полицию что ли? Так она не буйная. Вы же не буйная? — уточнила Тамара, обернувшись к страдалице.
Ася с готовностью сделала стойку, скривила лицо максимально жалостливо и замотала головой.
охранник махнул рукой, мол, сами разбирайтесь.
Тома, надев перчатки, уже шла к покупательнице с мешочком льда и бинтами.
— Надо бы снимок, вдруг перелом! — Тома села рядом и тут заметила, что Аська мелко дрожит, продрогнув, видимо, пока шла сюда. — Давайте в больницу вас отправим!
— Нет, мне в больницу некогда. Снимок я сделала, там всё в порядке. Вот, здесь… Он у меня был… — девушка покопалась в сумочке и вынула скрученный рентгеновский снимок. — А в больницу мне никак нельзя. Ирина Викторовна будет беспокоиться. Вы мне дайте, я сама всё сделаю, заплачу, сколько скажете, и исчезну.
Ася протянула, было, руки к бинтам, но Тамара покачала головой.
— Так, посмотрим. Вас как зовут? — спросила она, подняв картинку к лампе.
— Ася. Да нет там ничего. Растяжение, подвернула просто. Мне уже пора домой, так что…
Посетительница вздохнула, стала запихивать в сапог больную ногу, та не желала укладываться в это прокрустово ложе, сопротивлялась.
— Уууу! Ну за что?! За что сегодня столько всего и сразу?! Надо позвонить Ирусику, а то она будет волноваться! Уже, наверное, волнуется! — Ася вынула из кармана телефон. По экрану распласталось паучье тельце разлома. — И ты, Брут!..
Аська затаила дыхание. Телефон работал, это было самое главное.
— Доброй ночи, Ирина Викторовна, не разбудила? Десятый сон? А форточку прикрыли? Что? Душно? Так батареи надо привернуть! Да, там «бабочки» красные. Нашли? Крутите! Отлично. Что? Я где? Я в аптеке. Яда, сказали, нет. Сейчас посижу тут немного и приду. Да вот как–то захотелось лекарства понюхать… Да… Помню! Про рынок и поликлинику помню. Завтра сходим! Спокойной ночи, Ирина Викторовна!
Ася перевела дух.
— Ну вот, теперь можно бинтоваться. Сапоги жалко… — она всхлипнула то ли от боли, то ли от обиды. — Давайте бинт.
Тамара потянула посетительнице упаковку. Ася ловко поддела её ноготком, сорвала обертку и стала умело пеленать, окутывать свою ногу эластичным бинтом, не очень свободно, но и не очень туго. Потом, выпрямившись на стуле, отвела ножку вперед, полюбовалась своей работой и протянула Томе деньги.
— От боли что–то еще есть? — поинтересовалась она.
Тамара кивнула, показала пачку таблеток.
— Мне лошадиную дозу и попить, — кивнула Ася.
Григорий скептически усмехнулся, подошел к стоящему в углу кулеру, налил в стаканчик воды и принёс к столику с тонометром.
Покупательница бросила в рот таблетку, разжевала её, скривилась от противного, кисло–едкого вкуса и запила лекарство водой.
— Ася, вы уверены, что всё в порядке? Может, вам отдохнуть в травматологии, выспаться? — прошептала Тома. Она никак не могла разгадать эту молодую женщину, понять её.
Ася… На вид лет двадцать, на самом деле двадцать с небольшим. Уже есть свекровь. Возможно, с чудачествами. Раз посылает невестку за ядом. Где муж? Почему девушка не звонит ему? Вообще как–то тут всё странно…
— Не, вы Ирину Викторовну, что ли за душевнобольную приняли? Из–за яда? Боже упаси! Просто она травит в доме крыс. Она ответственная по подъезду, вот, занялась подвалом. А там… В общем, надо травить. Я ей обещала по пути с работы забежать в хозяйственный, а вот, добежала только до вас. Ничего, обойдётся. Всё, пора. Встаю.
Ася оперлась рукой о стол, встала, кое–как упаковала–таки ногу в сапог, кивнула Грише, Томе и поковыляла к выходу.
— До свидания, спасибо! — бросила она через плечо.
— Будьте здоровы! — хором попрощались охранник и Тамара…
Ночь. Улица. Фонарь. Аптека осталась позади. Теперь повернуть за угол, нырнуть в темный двор, дойти до третьей двери и набрать код. В подъезде придется постараться, там лестница, до лифта ровно четырнадцать ступенек, допрыгать, доползти, без скулёжа и нытья. Ирусик, как мысленно называла Ася свекровь, уже и так волнуется, не надо пугать лишний раз!..
Ирина Викторовна встретила невестку в прихожей. Волосы растрёпаны, халат кое–как запахнут и завязан на широкой талии, в глазах тревога, в руках томик Лермонтова.
— Асенька, детка, да что такое? Тебя ограбили? Что с пальто?! — Ирусик всё же испугалась. Аська не учла, что выглядит весьма помято и грязненько.
— Нет, я просто упала. Ерунда. Пальто постираем, сапоги выкинем. Вы таблетки принимали? — деловито похромала Ася проверять Иринину таблетницу.
— Да. То есть, нет, забыла… Опять забыла…
— Что значит опять?! Ирина Викторовна, я вас не узнаю! Строгость и распорядок – это наше всё! — нахмурилась Ася, велела свекрови сесть, налила ей и себе чай и, отломив большой кусок от плитки горького шоколада, кивнула на таблетки. — Давайте, за здоровье!
Ирусик послушно проглотила желтенькую, розовую и белую кругляши, запила крепким, сорта пекое, чаем, прикинула что–то в уме.
— Если застирать сейчас, то пятна отойдут быстро. Если завтра, то придётся замачивать. И вообще, не факт… Может, вайтспирит принести? У меня в подвале есть.
Ася сонно подняла голову, нахмурилась. Сегодня был что–то уж очень длинный и сумбурный день, поэтому под конец соображать стало трудновато.
— А, вы про пальто! — догадалась наконец женщина. — Да гори оно огнём. Чай и спать. Вкусно… — протянула Ася, беря пряник и медленно надкусывая его бело–глазурный бочок.
Они с Ирусиком любили обычные пряники, без мяты, шоколада и прочих изысков. Иногда брали с мёдом, но, как справедливо отмечала свекровь, мёда там, как в ней королевской крови…
— Допили? Отлично. Всё, укладываемся. Пойдемте, я потом всё тут уберу.
— Да как же! — развела руками Ирина Викторовна. — Тараканы же набегут! Крошки, чашки… Нет, я помою, а ты иди, ложись. И вот еще что…
Ирина помялась, стала суетливо переставлять посуду на столе, кашлянула, собралась с духом и наконец продолжила:
— Андрюша приходил…
Ася застыла в дверях, развернулась и строго уставилась на женщину.
— И?..
— И вот… Он так просил, Асютка, так просил… Плакал даже, в ногах валялся. Соскучился, говорит, плохо ему…
— И?! — глаза Аси сузились до щелочек. Ирина смущенно втянула голову в плечи, кашлянула. — Сколько вы ему дали?
— Я? Ну, я…
Ася уже не слушала. Она проковыляла в гостиную, открыла ящик комода, вынула оттуда шкатулку, усыпанную покрытыми лаком ракушками, Сочи 2019, вынула оттуда деньги, всего несколько бумажек невысокого достоинства.
— Ирусик! Да вы отдали ему нашу еду на месяц, а также квартплату! Ирусиииик! — Ася застонала, осела в кресло и, вытянув больную ногу, поняла, что плачет. Слёзы бежали по щекам сами по себе, не спросив разрешения, позволив Аське снова стать маленькой, слабой и очень–очень несчастной. Так можно было в детстве. Но в детстве появлялась мама, она вытирала слёзы, целовала в макушку, решала все проблемы, как–то разруливала, помогала, спасала, успокаивала… Теперь мамы нет. Аська сама себе мама, а еще «мама» для этой старушки, Ирины Викторовны Дуговой, своей бывшей свекрови, иногда забывающейся на полуслове и путающей прошлое с настоящим… И теперь Ася должна подтирать всем слёзы, сопли, заботиться, помогать и спасать. А сил не было…
— Асенька, дорогая… Ты плачешь? — Ира включила в комнате свет и, подойдя к креслу, где комком свернулась невестка, испуганно ахнула. — Я опять сделала всё не так? Но Андрюша… Он же мой сын… Он голодает, Ася! Он очень плохо выглядел, я накормила его, потом дала денег. Ну, а как иначе! Неужели тебе его ни капельки не жалко?! Он попал в такие жернова судьбы, что это просто ужасно! Ужасно!
— Да, Ирусик, это ужасно! Ужасно, что он пропил всё – нашу с ним квартиру, вещи, сбережения, меня, вас… Вот так жернова! И не надо заламывать тут передо мной руки! — Ася вскочила, забыв о больной ноге, сморщилась, всхлипнула еще раз и отвернулась. — Он пропил ребенка, своего ребенка, Ирусик! Вашего внука! Если бы он тогда вовремя отвез меня в больницу, а не гулял с друзьями на даче, то всё могло бы быть по–другому… Для меня, вас и ребенка. Ирина Викторовна! Вы понимаете, что Андрюша – это паразит, он червь, который присосался и теперь уже не отпустит, пока не придавят? Прекратите помогать ему, это лучшее, что можно сделать сейчас!
— Но тогда он пойдет воровать, Ася! Он попадет в плохую компанию, он навредит людям! — Ирина Викторовна растерянно вскидывала брови, её подбородок мелко трясся от страха перед праведным Асиным гневом.
Аська, разведясь с мужем Андреем, Ириным сыном, осталась жить со свекровью. Идти ей всё равно было некуда, Андрей, на кого была куплена квартира молодожёнов, проиграл жилплощадь в карты. А выигравшими оказались люди непростые, горячие, весьма настойчивые, пригласили бугаёв, те и выперли Асю на улицу. Андрей тогда уже дома не появлялся около полугода, разводилась Аська в одностороннем порядке. Из квартиры успела вывезти только личные вещи, пришла с двумя чемоданами на порог Ирины Викторовны, поблагодарила ту за сына и попросила пустить пожить.
Ира, актриса театра, «списанная на берег» десять лет назад, перепугалась, потому как о похождениях сына решительно ничего не помнила. В её голове с недавних пор сохранялись только приятные воспоминания. Но Ася помогла сориентироваться, прямо, без прикрас рассказала, как приходили к ней мужички с обрезами, как Андрей вел себя последнее время, перед тем как исчезнуть, как подала Ася на развод, благо детей не было, не нужно было привлекать суд.
Дети… Ася забеременела через полтора года после свадьбы. Удивительно, но они с мужем даже не думали, что может так быстро получиться. А тут раз – и готово!
Аська сначала ходила растерянная, потом проклинала всё, страдая токсикозом, потом освоилась, стала наслаждаться своим состоянием.
А потом у мужа поехала крыша. Тихо так, вроде и незаметно, а потом глянула Ася на своего супруга, пришедшего домой с работы, а он пьяный, лыка не вяжет, бормочет что–то, всё кого–то по стенам ищет, щупает. Страшно стало в ним в доме находиться.
Ася уговаривала Андрея пойти к врачу, но тот только усмехался и гнал её, размахивая кулаками.
— Андрюша! У нас будет ребенок! У тебя будет ребенок! Приди в себя уже! Пока не поздно, надо что–то делать! — шептала жена, укладывая мычащего залихватские песни супруга на кровать.
Пару раз она вызывала на дом врачей, те ставили капельницы, брали деньги, уверяли, что теперь муж надолго забудет о пьянстве. А всё начиналось сначала буквально через неделю. Жизнь протекала гнетуще, в молчании и злобном поджимании губ. Андрей дулся на плохую Асю, которая не давал ему денег, не пускала гулять и не покупала выпить.
Ирина Викторовна на все рассказы невестки только качала головой, мол, да не может такого быть, Андрюша – мальчик из приличной, артистической семьи, образованный и воспитанный, он никогда не попадал в подобные истории, окончил институт, был на хорошей должности. Нет! Ася что–то путает! У неё гормоны, беременность делает женщину совершенно беспомощной, глупенькой, как новорожденный ягнёнок, не стоит всерьез воспринимать Асины истории!
Да и вообще, что она там про Андрея вчера рассказывала? Что–то говорила, но что, Ирусик вспомнить уже не могла…
Всё закончилось на четвертом месяце. Андрей тогда согласился поехать на дачу к коллеге по работе, взял с собой жену.
— Может, дома лучше посидим? — Аське ехать не хотелось, болела голова, всё опять раздражало.
— Брось! Там отличный дом со всеми удобствами, свежий воздух. Тебе это нужно! — Андрей кивнул на живот супруги.
Приехали. Все там приветливые, ласковые, хлебосольно встречают, смеются, радуются. Ася даже на миг поверила, что это была хорошая идя. Только глаза у всех как–то блестели странно, да румянец со щёк не сходил…
А вечером Андрей выгулял жену вокруг дома, подождал, пока она поест, а потом велел идти спать.
— Но я не хочу, — заупрямилась Ася. — Пойдём, еще пройдемся, действительно, воздух здесь волшебный.
Участок располагался в сосновом лесу. Снег огромными гусеницами лежал на ветках, облеплял стволы, чуть приглушая их рыжевато–коричневое сияние. Тонкий смоляной аромат витал в воздухе, пьяня и заставляя дышать глубоко–глубоко, полной грудью, чтобы и ты сам пропитался этим чудом загородного бытия.
— Я сказал, иди спать! — рыкнул мужчина. Ася испугалась, ушла в комнату.
Было слышно, как внизу играет музыка, стучат ноги в бешеном танце, кто–то кричит и визгливо посмеивается. Потом Ася уснула, а когда в три ночи проснулась, было тихо, Андрей так и не вернулся. Она пошла искать его, вышла в коридор, который с одной стороны был утыкан дверьми комнат, а с другой обрамлен перилами. Если подойти к ним, то видно первый этаж. На диванах вповалку спали люди, те самые коллеги, что недавно смеялись и куролесили. Андрей лежал там же. Ася тихо спустилась, подошла к нему, попыталась разбудить, но он с размаху отбросил её к стене.
Ася вскрикнула, стало больно, заныла спина. Она испугалась, стала просить отвезти её в больницу, искала телефон, но не нашла…
Ребенка она не сохранила. Вот тогда Ася – глупая девчонка, веселая, с розовыми мечтами и наивными улыбками пропала. На её месте появилась другая – жёсткая, даже жестокая, холодная женщина, которая ненавидела своего мужа.
Андрей вел себя виновато и образцово–нежно, преданно смотрел в глаза, хватал за руку, умолял простить его.
Но Ася, какой бы размазней не была, такое простить не могла. Правильно мать ей говорила, что только по дурости можно жить с Андреем.
Прошипев, чтоб убирался, Ася отвернулась к стенке. Палата молчала, только сверлила глазами незваного гостя. Десять сверл уткнулись ему в спину и десять ртов сыпали на его голову проклятия. Все лежащие тут девочки, все пятеро, историю Аси знали от нянечки, тёти Поли, сами вопросов не задавали, только Марина, самая возрастная, смелая женщина, не стесняясь, плюнула вслед Андрею, сказав столько гадостей подряд, одно страшнее другого, что мужчина выскочил из палаты быстрее собственной тени.
Вернувшись домой, Ася собрала вещи мужа, выставила чемодан в коридор и стала ждать. И плевать, что квартира записана на него, что он физически сильнее и может её просто прибить, выломав дверь спальни или ванной. Женщина, потерявшая ребенка, тем более таким образом, была «обезболена», она не чувствовала ни страха, ни тревоги. Её разум сосредоточился на очищении своей жизни от всего лишнего, злого, враждебного самой сущности женского начала.
— Ася! Что это? Мы едем в отпуск? — Андрюша поскребся в дверь комнаты, весело прихрюкнул.
— Нет. Ты уходишь от меня. Всё, что твоё было здесь, я собрала. Мебель, если наглости хватит, заберешь потом.
За дверью воцарилась тишина, потом послышалась тихая брань.
— Змея, гадина, открой! — Андрей дернул ручку, та осталась у него в ладони. Всё–таки зря сэкономил он на фурнитуре…
— Иди отсюда. Я вызвала полицию, скоро приедут. А, вон уже подъезжают! — громко сказала Ася.
Андрей, поверив, улепетнул по черной лестнице. У него с собой было много «нужных» вещей, тех, что интересны и полиции…
Выскочив на улицу, он огляделся. Ни одной машины полиции не было. Ася его обманула. Вернуться? Можно, но вдруг она всё же звонила в службу спасения или еще куда…
Андрей тогда пропал на несколько недель. Иногда приходил к матери, клянчил деньги. Добрая Ирина Викторовна кормила сына, жалела его, вынимала из кошелька купюру, протягивала ему, он слезливо просил ещё. Она расщедривалась, оставаясь без пенсии.
— Ничего, котик… Ничего, я уж как–нибудь…
— Спасибо, мама… Спасибо!
Она уговаривала Андрюшу остаться дома, у неё, выспаться, привести себя в порядок и помириться с Асей. О происшествии с ребенком она забыла.
Андрюша не соглашался.
— Дела, мама… Дела…
«Дела» ворвались в его квартиру через две недели. Асе подбили глаз, сломали пару стульев на кухне, доступно объяснили, когда нужно освободить помещение.
Ася кивнула, подождала, пока мужчины уйдут, стала собираться. С чем пришла, с тем ушла, чужого ничего не захватила…
К матери ехать было далеко, да и там места для Аськи не было. В маленькой квартире жили мать с отцом, Асина тетка с двумя детьми и дед по папиной линии.
Невестка поехала к Ирине Викторовне, молча зашла в прихожую, заставив Ирусика обомлеть от огромного фиолетового кругляша вокруг глаза, попросила ничего пока не спрашивать и ушла мыться. Уже после ванной и чая объяснила, что той квартиры больше не существует.
— Ну, значит, будем жить вместе, дорогая моя! И очень хорошо, что ты приехала, Ася! Я очень рада!
«Ирусиком» Ирина стала недели через три. Асе надоело выговаривать её имя и отчество, звать «мамой» свекровь она не хотела. Остановились на ласковом «Ирусик». Так звал жену Андреев отец, ей это было приятно, а Асе коротко и в то же время ласково. Она как–то сроднилась с Ирой, та оказалась очень интересной собеседницей, вспоминала свою сценическую жизнь, пересказывала закулисные интриги, курьезные случаи и трагические повороты судьбы. Ася, отвлекшись от настоящего, погружалась в мир, столь от неё далёкий, что это было даже приятно. О будущем не думала ни одна, ни вторая. Ну, разве что с разводом Ася не тянула, сделала всё быстро, освободившись как от статуса жены, так и от фамилии благоверного.
Ася как–то вдруг повзрослела, даже на работе заметили, как будто сразу лет десять перепрыгнула. Все заботы по квартире, продуктам и быте легли на неё. Она снимала показания воды и электричества, платила коммуналку, планировала бюджет. У Ирины Викторовны была пенсия, у Аси зарплата, средненькая, «для начинающего специалиста неплохо», как сказал директор.
Им бы хватало, если бы не выяснилось, что Ира, отдавая все деньги Андрюше, накопила огромный долг за квартиру.
— Ирусик, как же так?! — Ася держала в руках извещение.
— Асенька, так вот получилось как–то…
Аська даже улыбнулась. Святая простота! «Так вот получилось…». Как будто Ирина Викторовна, забывшись, съела все запасы варенья в доме, и теперь зимой придется грызть сухари. А скоро, видимо, дело дойдёт именно до сухарей…
И что теперь? Проще всего бросить эту сумасшедшую семейку, уехать, пусть сами разгребают последствия своих поступков.
Но как же Ирусик?!..
Она беззащитна и романтична в своей немощи, она так восторженно и по–детски эмоционально рассказывает о своей жизни, жарит такие вкусные котлеты и так искусно запекает рыбу в духовке… Она, творческая, немного взбалмошная и театрально–наигранная, и всё же имеет тот особенный внутренний стержень, домашний, бытовой, какой присущ тем, кто родился и рос во времена послевоенные, строгие, во многом ограниченные, а поэтому хитрые на выдумку…
Ирусик заправски штопала колготки, даже нисколечко не тёрло потом палец, она умела так вывести пятно, что и забываешь, где оно было, она натирала паркет и мыла окна лучше всяких умных швабр и роботов. Она, настоящий скопи–домок, запасалась туалетной бумагой, так что в особенно ужимистое время, когда выплачивали долг за квартиру, об этой статье расходов не думали.
Постный суп в её исполнении был вполне себе ничего, а поджаренный на сковороде хлеб заменял бутерброд с колбасой и сыром…
Прорвались. Не сразу, но долг выплатили. Ирина Викторовна продала кое–что из хрусталя.
— Да на кой он нужен, если гостей у нас и не бывает, — легко проговорила она и, сложив в коробку вазочки и бокалы, менажницы и конфетницы, отдала это всё приехавшему по объявлению покупателю. Пошла «с семейного молотка» мебель, та, что теснилась в комнате, принадлежащей теперь Асе. Старая, деревянная, лак до блеска, скрипучие дверцы и ключики, непременно ключики для каждого ящичка и отделения, она пришлась по душе одной коллекционерше, та выкупила всё. Даже не пискнула, когда Ася в последний момент повысила цену.
Долг заплатили, вздохнули, Ася улыбалась, потому что теперь будут «лишние» деньги, будет, чем набивать «кубышку» на случай непредвиденных расходов или, как говорила Ирусик, «роскошеств». Новые шторы на кухню, сумка Аське, Ирине Викторовне тапки («В них меня и похоронишь!» — шутила женщина, примеряя забавные тапотульки с помпонами, которые принесла невестка), лампочки в люстру… Да мало ли, что надумают терзаемые уютом женщины.
И тут такой удар. Ирусик опять спустила всё на пожертвование этому Андрею! Сколько раз было говорено, сколько клятв она давала. А стоило сыну появиться на пороге, на тебе, дорогой, бери, пропивай!..
Сам открыть двери Андрей не мог, Ася сменила замки, поэтому оставалась только сердобольная мать…
— Не плачь, ну, не плачь, пожалуйста! Я работать пойду, слышишь?! Я всё верну, я обещаю! Асенька, он же мой сын…
Ирина Викторовна, обхватив голову руками, плюхнулась на стул. Асе даже стало интересно, специально ли свекровь села именно туда, под самый свет люстры, как будто под прожектор, чтобы сыграть трагическую сцену, или так просто совпало…
— Ладно. Пора спать. Мне завтра на работу. Ирусик, у вас какой размер ноги?
— Тридцать семь с половиной, — глухо ответила женщина.
— Тогда я надену ваши сапоги. А вы сидите дома и вообще никому не открывайте. Хотя это теперь не имеет значения. Я не буду хранить деньги дома. Заведем карточки, как все нормальные люди.
— Но, Асенька, я в этом не разбираюсь. Как же я буду ходить в магазин? — пролепетала Ирина.
— Как в музей, — отрезала Аська, встала, осторожно опираясь о подлокотник кресла, вздохнула и попрыгала к себе в комнату. — Спокойной ночи!
— И тебе, дорогая…
Утром Ирусик проснулась совершенно разбитой. Ей полночи снилось, что пришел Андрей и рыскает по квартире в поисках денег, а вторую половину ночи Ирина Викторовна ходила по магазинам, конечно, во сне, и пыталась что–то купить, но не знала, как пользоваться карточкой…
Ася не стала дожидаться, когда проснётся свекровь, позавтракала, забинтовала ногу, потом вспомнила, что пальто испачкано, но, выйдя в прихожую, увидела его, своё пальтишко, чистенькое и глаженое, на вешалке рядом с платком. Ирусик… Она постаралась! Золушка! Руки золотые! Ни одного пятнышка нет, даже цвет ярче стал!
Ася бросилась, было, благодарить, но потом решила позвонить с работы, оделась и ушла.
Ася трудилась в редакции, правила тексты, созванивалась с авторами, вела нудные переговоры о том, как лучше написать – так, как хочет творец произведения, или так, как вообще принято говорить. Потом, наконец придя к консенсусу, отправляла текст дальше, на корректуру, а там уж девочки–отличницы исправляли ошибки и расставляли пропущенные запятые. Платили Аське немного. Ну и издательство у них было маленькое, тиражи ограничены, доходы, соответственно, тоже не ахти какие.
— Фёдор Сергеевич, — Ася заглянула к директору, тот кивнул, мол, заходи.
— Чего хотела? Ты написала бестселлер и теперь пришла уговаривать его издать? — поинтересовался мужчина, сидя за столом и перелистывая чью–то рукопись.
— Нет… — замялась Ася. — Я видела объявление, мы ищем уборщицу. Я хочу эту работу.
Фёдор Сергеевич как–то обмяк, потом закашлялся, показал рукой, чтобы налила воды в стакан. Ася послушно наклонила графин, наполнила стеклянную емкость, подала шефу.
— Ты с дуба рухнула? С твоим образованием, и в уборщицы?!
— Нет, вы не поняли. Я хочу по совместительству. Деньги нужны…
— Да… Дела… Ну ты, Тишкова, совсем того… Ладно, валяй. Иди в кадры, скажи, я разрешил. И вот еще что, тут один балбес прислал нам рукопись. Чёрт ногу сломит, как написано, но я оторваться не могу! Ты прикинь, так картаво изложить, и в то же время так загнуть сюжет… Я вот уже с восьми утра сижу, работа стоит, а я читаю! Сделаешь все свои дела, уберешься, потом заходи ко мне. Я сегодня допоздна, своих отправил в Сочи, теперь отдыхаю. Так вот, зайдешь, я тебе покажу этот опус, покумекаем, что и как сделать. Чую, денежками тут пахнет, и очень неплохими. Всё, иди. Ай, и еще! — окликнул он Асю. — Мусор у меня вынеси, уже кидать некуда!..
Через пять минут Фёдору перезвонили из Кадров, уточнили, в своём ли уме Тишкова, брать ли её на должность уборщицы. Директор дал «добро». Ну, раз хочет девка поработать, так что ж мешать!..
Ирусик тем временем, выпив три чашки чая с лимоном и наконец придя в себя после страшных снов, села думать, как заработать. Сидела, сидела и придумала. В шкафу был целый мешок шерстяной пряжи, а у Ирины были ловкие руки и кое–какие навыки в вязании. Варежки, пинетки для младенцев, салфеточки и шарфики, да не простые, а с переплетениями и вензелями… Небыстрое дело, но надо попробовать! Тем более, что теперь приходилось сидеть дома, так как Аська носила Ирусины сапоги, а ничего другого на зиму у них не было.
Ася стала позже приходить домой, а вернувшись, быстро ела, желала свекрови спокойной ночи и уходила к себе в комнату. Фёдор Сергеевич дал ей рукопись, ту самую, что так косноязычно, но так завораживающе подействовала на него.
— Персональное задание, хоть всё переписывай, а сделай из этого конфетку! — велел он.
Ася старалась, печатала, исправляла. Ирусик тоже старалась, цокала спицами, отсчитывая петли и выискивая в журналах диковинные узоры.
Обе утром вставали с узкими глазками, зевали, но были жутко довольны собой. Еще одна глава зазвенела стройно и ладно, еще одна пара шарфов – для дочки и мамы, в комплекте, лежат сложенные на столике у кровати…
Но товар надо как–то сбывать, А Ирина не дружила с компьютером и интернетом. Она решила попросить помощи, но у кого?.. Асе и так времени ни на что не хватает, с соседями Ирина не общалась, потому как все исконно здешние перевымерли или уехали, а новые были совершенно чужими…
Недалеко от дома Ирины Викторовны был клуб для пенсионеров. Она одно время даже ходила туда, играла в драмкружке, но потом ей надоело, как она говорила, «лепить несусветицу», что подкидывал им режиссёр, и она ушла. Теперь вспомнила, что в клубе есть компьютерщик, хороший паренек, примерно возраста Андрея, очень галантный и обходительный. Он как–то снимал их самодеятельный спектакль. Вот он–то и спасет ситуацию!
Выудив из шкафа самое лучшее своё платье и нащупав в коробке туфли–лодочки нежно–кремового цвета, очень аккуратные и стройнившие ножки, Ирина выпрямилась.
— Ну, макияж будет спокойным, дневным, — бормотала она, хотя любила яркость, скорее грим, чем косметику обычной жизни…
И вот уже великосветская дама, только горностая на плечах не хватает, вышла из подъезда, перепрыгнула через лужу и направилась к клубу.
Виктор, ковыряясь во рту зубочисткой, сидел у себя в каморке и смотрел киношку. Делать было нечего, никаких праздников в клубе не предвиделось, все компьютеры работали в штатном режиме, поэтому можно было спокойно бездельничать.
— Витенька, а я к вам! — Ирусик вплыла в кабинет сисадмина медленно и торжественно, положила на стол коробку печенья, села напротив и улыбнулась.
— Ирина Викторовна? Чем обязан?
Ире польстило, что парень её запомнил.
— Да вот, нужна ваша помощь. Даже не знаю, как это на современном языке, но… В общем, раскрутите меня! — выпалила она и вытаращила глаза на Витьку.
Тот покачнулся на стуле, нахмурился, сглотнул, выплюнул зубочистку и уточнил:
— Куда?
— Ах, вы не поняли… Я, может, слово не то подобрала… Я вяжу… Ну, шарфы, свитера, носки. Мне надо это продавать, но не стоять же на улице с лотком. Помогите разместить товар в интернете, я вас очень прошу! Понимаете, я отдала все деньги сыну, он у меня пьяница, — совершенно спокойно пояснила Ира. — Асенька, моя невестка, хотя они уже развелись, но не об этом сейчас… В общем, Ася ругается, что денег нет, я стала вязать. Помогите!
— Так, а что… Тут надо профиль, фото, клиентов… — ходил взад–вперед по кабинету Виктор. — Фото имеются товара? Вы принесли?
— Нет, я не умею…Вы бы сами зашли. Тут недалеко, вон тот розовый дом. Седьмой этаж, двадцать вторая квартира. Вечером бы пришли, наладили всё, а?
Она подтолкнула к мужчине коробку с печеньем и жалостливо глянула Вите прямо в душу…
К семи он явился. Хороший фотоаппарат, прожектор, тренога. Ира уже ждала. Витя велел приготовиться к фото– и видеосъемке, набросал текст, сказал выучить. Теперь они расположились в гостиной, наладили освещение и писали уже третий клип, в котором Ира трясла шарфиками и носками, когда вернулась Ася.
— Добрый вечер, — кивнул ей Виктор, поправляя очередной раз шторку за Ирусиком.
— Мне стоит знать, что тут происходит? — устало спросила Аська, бросила взгляд на диван, где были разложены пинеточки и шапочки, носочки и шарфики, варежки и снуды – всё красивое, уютное, с воробушками и голубовато–белыми узорами. — Что это? Ирусик, вы опять потратились?! Зачем нам всё это?!
Ася покраснела от злости.
— Наоборот, Ирина Викторовна это всё продаёт. Мы как раз заканчиваем делать видеообзор продукции мастера. Завтра сделаем сайт, раскрутить я помогу, есть у меня пара знакомств. А вы рекламки напечатайте, листовочки, там, глядишь, пойдет дело! И мне, Ирина Викторовна, пожалуйста, шарф. Длинный, на манер французов, чтобы замотаться по самые уши и ходить так на работу.
— Без всяких сомнений, дорогой мой! Без всяких сомнений! — Ирусик расплылась в улыбке. Она устала, тушь уже чуть потекла, тени свернулись в тугие комочки, но разве это беда, когда такой молодой человек в доме! — А давайте ужинать! Я пожарила рыбку, картошечку отварила, пойдёмте!
Молодежь, вздохнув, пошла следом за хозяйкой. Да, сегодня в доме была хозяйкой Ирина. Ася на вторых ролях…
Ели сначала молча, напряженно глядя друг на друга. Ася отвыкла рассматривать мужчин, Витя не привык есть домашние ужины с женщинами.
Потом Виктор, поблагодарив, встал, засобирался, Ирина вышла его проводить. Ася, сделав вид, что слушает новости, осталась на кухне, но подсматривала через щелочку в двери. Витя ей понравился. Но теперь уже было страшно сходиться с кем бы то ни было. Уж лучше сидеть одной.
— Что всё это значит, Ирусик? — наконец спросила Ася, усевшись рядом со свекровью на диване.
— Что? Ах, это… Ну, я должна как–то помогать! И дело нашлось, всё не скучно дома сидеть! — пожала плечами Ирина. Она была очень довольна, что Витя познакомился с её невесткой, теперь главное не спугнуть!..
Виктор стал частенько появляться в Ирином доме, помогал снимать товар, общаться с покупателями, потом стал еще и курьером. Первым заказом, успешно купленным, стала пара шарфов. Ира поняла, что это модно, принялась копировать свои работы. Появилась прибыль.
А Аська всё билась с грязью на работе и косноязычием в отданной шефом рукописи.
— Ну, как там вообще? — вызвал её Федор, усадил напротив себя и нахмурился.
— Там хорошо. Туалеты блестят, кабинеты тоже чистые. Только вот в коридоре ковролин… Это ужасно! — женщину аж передёрнуло.
— Да я не об этом! Ася, что с произведением? — заволновался шеф.
— Я думаю, что сегодня закончу. Хороший, интересный сюжет, понять только трудно… Будто автор и книжек не читал, и говорит коряво, и думает. Посмотреть бы на него! Пригласите?
Фёдор Сергеевич встал, помаячил у окна, помял планку жалюзи, откашлялся.
— Ну вот он я, — повернулся он к Асе.
— Что вы вот, это я знаю. Автора зовите, может, он и не даст править ничего! — устало вздохнула Аська.
— Я автор, поняла? И думаю я хорошо, и говорю, а как сажусь писать, так ступор находит. Не знаю, может, болезнь какая, может, травма детства. Меня мать учебником русского языка по голове била, больно, от души, знания вколачивала… В общем так, если всё плохо, ты прямо скажи, если есть надежда, давай переделывать, публиковать и ждать, что общественность выдаст. Ну?!
Он от волнения сломал карандаш, бросил его в мусорное ведро.
— Напечатаем, исправим, всё будет хорошо, — спокойно ответила Ася, — только карандашик можно было поточить, стало бы два. Неэкономный вы человек, Федор Сергеевич!
— Знаешь, что, Тишкова! Знаешь, что!.. А я тебя увольняю с должности уборщицы. Зарплату увеличу, делай из меня шедевр. Сделаешь, повышение получишь, не сделаешь, всё равно повышение будет, только без особой моей радости. Иди, работай, уборщицу я найду.
Ася бежала домой, что только не выпрыгивала из Ирининых сапог. По дороге завернула в магазин, купила торт, шампанского и виноград, дорогущий, заморский, но дивно красивый – веточка к веточке, ягодка к ягодке, темно–красный, почти чёрный, пахнущий летом и отпуском…
А дома был Витя, он тоже принес торт, ведь Ирусик продала своё десятое творение, получила крупный заказ на семью из девяти человек и теперь хваталась за голову, откуда взять столько пряжи.
— Асенька, ты представляешь?! — встретила она невестку в прихожей. — Это какое–то чудо! Это просто волшебство!
Она еще что–то лепетала, радовалась, потом настала очередь самой Аси делиться успехами. Витя был счастлив за них обеих, сидел, ели торт и улыбался.
Когда Ира ушла на кухню подогревать чайник, Ася, чуть захмелевшая, пододвинулась к Виктору и тихо просила:
— Я надеюсь, это не вы скупаете её вязание? А то, знаете, в фильмах так бывает…
— Нет, — улыбнулся мужчина. — Ася, а сколько вам лет? — вдруг спросил он.
Она задумалась.
— Ну, по паспорту двадцать восемь, по ощущениям… Пожалуй, что на год больше. А что?
— Нет, ничего. Просто я вас никак не разгадаю… Почему вы до сих пор живете со свекровью, если давно развелись с её сыном? Что вас держит?
— Ну а как иначе–то? Ирусик – это Ирусик, её невозможно не любить, и она такая беззащитная… Вот сейчас принесет чайник, потом хватится лимона, потом, вспомнив, что в холодильнике есть варенье, пойдет за ним. Она такая уютная… Ируусик, — протянула Ася. — Она же моя, ну, не мама, но тоже не чужая!.. Мама моя другая, она давно выпустила меня из виду…
И всё было, как сказала Ася – и варенье, и лимон, потом еще по куску торта, потом Виктор, улучив момент, пригласил Асеньку на свидание, она отказалась, потом передумала…
И вечер этот тянулся долго–долго, пока Ирина Викторовна не уснула прямо за столом.
— Извините, с ней такое бывает, — улыбнувшись, прошептала Ася.
— Вам помочь отнести её на кровать? Как ваша нога кстати? — серьезно прошептал в ответ Витя.
— Всё хорошо, спасибо. Ирусик приготовила мне какую–то мазь, помогла за два дня. Вы идите, Витя, спокойной ночи!..
Мужчина кивнул, накинул куртку и ушёл. Ася еще долго смотрела на его черный силуэт во дворе, потом вернулась на кухню, разбудила свекровь и увела её в спальню…
Через два дня кто–то позвонил в квартиру. Аси дома не было. Ирина Викторовна припала к дверному глазку. Какой–то мужчина, обросший, неприятный всё жал и жал на кнопку, прислушивался, потом стал бить ногой в дверь, кричать, называть Иру матерью.
Ирина Викторовна испугалась, вызвала полицию. Те приехали быстро, скрутили незваного гостя, увели. Ира слышала, как он плачет, зовёт её.
— … Вот и не знаю, кто это был… — развела она руками, досказывая всю историю Асе. — Сын у меня есть, Андрей, да тот другой, ты же знаешь моего Андрея, Ася?
Невестка кивнула.
— Андрюша так никогда не ругался, он был хороший, уехал куда–то, не звонит, не пишет… А этот, ох, как орал, даже страшно стало! Ася, кто это мог быть?
— Ошиблись квартирой, — отвернувшись, ответила женщина. — Бывает…
Ирусик старела, многое забывала, страшное и злое особенно. Нет, она не впадала в маразм, во–многом мыслила ясно и чётко, но Андрей выпал из её памяти окончательно через полтора года. Ася не напоминала, пусть уж лучше так, чем рассказывать, какой он, её сын Андрей…
… Из рукописи Федора Сергеевича вышла неплохая книга, Аська постаралась на славу. Теперь книга продаётся во всех известных магазинах, красуется яркой обложкой на первых полках. Саму Асю повысили, теперь она учится управлять не только текстом, но и людьми.
С Виктором они поженились через год после знакомства, жили с Ирусиком до самой её смерти. Ирина Викторовна дождалась внука, потом внучку, понянчила их, попела песенки, как и мечтала, так и не поняв, что это совершенно чужие ей дети. Через Асю, через её любовь, свекровь стала для них родной бабушкой, ласковой, нежной, беспокойной и милой.
Своя семья, своя кровь –это порой нечто большее, чем просто набор одинаковых генов, что–то другое, это жизни, переплетенные вместе, приросшие друг к другу так, что уже и не разделить, как ни старайся…