— Петровна! Ты где? Куда запропала? Что ж за наказание, никого не докричишься сегодня!
Маленькая юркая старушка в темном платке лихо, для своего возраста, перемахнула через лужу возле калитки и заторопилась по двору соседки. Старый дворовый пес Боцман поднял было морду, но разглядев, кто пришел, только совершенно по-стариковски вздохнул и свернувшись потуже калачиком, уткнул нос в лапы.
— Петроооовна!
— Аюшки! Что ты кричишь? Тут я! – раздался голос из сараюшки, где Мария Петровна держала коз, снабжая все «население» деревушки, которое упорно оставалось на нажитом месте, молоком и, иногда, сыром.
Населения того осталось всего ничего. Сама Мария Петровна, когда-то работавшая фельдшером, а после закрытия пункта, оставшаяся самым главным «дохтуром» на деревне.
Матрена Степановна — ее соседка и заклятая подруга с детства, которая и кричала сейчас во дворе, явно принеся очередную «новость», которая не терпела. Матрена была ветеринаром и до сих пор вся небогатая живность деревни находилась под ее бдительным присмотром.
Федор Кузьмич – бывший кузнец и «первый парень» на деревне, за которого по молодости шли такие баталии, что только кудри летели по ветру, потерянные в пылу борьбы за «счастье».
И, наконец, Зинаида Ильинична, бывшая учительница, которая на старости лет воспитывала внука, Кирюшку, отданного ей на лето лет пять назад, в двухгодовалом возрасте, да так и «позабытого» здесь непутевой его мамашей, которая, строя собственную «жизнь», напрочь вычеркнула из нее ребенка, чтобы не мешал.
Остальные дома в деревушке давно уже пустовали, только на лето иногда наполняясь гомоном и детским смехом, когда сюда, в Богом забытый уголок исконно русской природы, приезжали модные нынче эко-туристы. Для Кирюшки эти приезды всегда были самым радостным, что случалось за год. Разом появлялись приятели и он становился незаменимым, потому что лучше него никто не знал: где хорошо клюет рыба, где можно купаться, где растут самые сладкие ранние яблоки, а где земляника. В остальное время скучать тоже не приходилось, потому что старики очень любили мальчика и как могли старались развлечь его или дать ему хоть какое-то образование в отсутствие детского садика. Кузьмич учил его мужским нехитрым делам, а женщины, распределив между собой занятия, читали с мальчиком, учили писать и считать, да так хорошо в этом преуспели, что в первом классе Кириллу уже делать было совершенно нечего. Зинаида Ильинична, спохватившись, темпы поубавила, но Кирилл уже понял, как много интересного есть в книжках и теперь всякий раз, когда кто-то ехал в город или район по делам, неизменно натыкался на молча стоящего возле калитки Кирилла, который ждал новых книжек, перечитав уже всю детскую литературу в бабушкиной маленькой библиотечке, которую она бережно хранила дома, забрав из старой школы. И каждый раз единственному представителю молодого поколения вручалась новая книжка, к которой непременно в придачу полагалась шоколадка или пакетик конфет. Все старшие, как могли, старались баловать малыша.
Мария Петровна лично ездила в район с Зинаидой Ильиничной и, включив все свои прошлые связи и дар убеждения, добилась-таки, чтобы Кирюшу не просто записали в школу, но и отправляли за ним автобус, которому теперь приходилось делать лишний крюк. Но, отдавать в интернат маленького Кирилла на «деревенском» совете отказались все на отрез.
— Пока незачем. Станет постарше – думать будем.
Так рассудили старики, а Кирилл только тихонько выдохнул. Не то, чтобы он не хотел уехать учиться в интернат, где было много детей и, говорят, было интересно, но он настолько привык к своим «бабушкам» и «деду», что уже не представлял себе жизни без них. Без теплого молока от Зорьки, которое с утра приносила баба Маша, без вкусных пирожков, которые пекла бабушка Матрена и без крепких, заскорузлых ладоней Кузьмича, которые умели делать удивительные вещи из чего угодно, хотя их обладатель и охал каждый раз, что силы уже не те и сноровка теряется.
— Петровна! Новость знаешь? – Матрена вытерла лицо концом передника и уселась на чурбачок рядом с подругой, которая доила Зорьку.
— Какую? Что ты как заполошная бегом бежала?
— Мать Кирилла объявилась! – выдала Матрена.
Мария Петровна, огладила бок Зорьки ладонью, отставила в сторонку кастрюльку, в которую доила и подставив старенькую миску, в которую сдаивала остатки котам, зная вредный нрав своей козы, которая норовила опрокинуть подойник каждый раз в самом конце дойки, перевела дух и уже спокойно спросила:
— Уже приехала?
— Нет пока! Вечером сегодня обещалась. Письмо задержалось где-то, только сегодня Семен привез. Зине плохо там, ты бы посмотрела ее. Кажется, опять давление подскочило.
Мария Петровна поднялась и, как могла скоро, направилась к выходу из сарая.
— Примкни дверку-то! – через плечо бросила она Матрене и, поставив кастрюльку с молоком на стол на веранде, ухватила всегда готовую «на выход» старенькую свою сумку, в которой было все для оказания первой помощи. – Пошли!
Почти бегом, насколько позволяли больные ноги, они добежали до дома Зинаиды и еще на улице услышали, как плачет в комнате Кирюшка, зовя бабушку:
— Бабань, ну не надо! Как я без тебя? Сейчас баба Маша придет, тебе легче станет!
Зинаиду Ильиничну слышно не было и Мария переполошилась. Уже открывая двери в комнату, она услышала, наконец, слабый голос подруги и переведя дух, вошла в дом уже спокойно, на ходу открывая сумку.
— И что это ты удумала? Не реви, Кирилл! Все хорошо будет с твоей бабаней! Вот я ей сейчас самый большой укол сделаю и забегает как миленькая! Раз большой, значит, хороший, так?
Кирюшка посмотрел на дородную бабу Машу и немного успокоился. Она была из тех, кто слов на ветер не бросает.
Быстро измерив давление и сделав укол Зинаиде, Мария Петровна выпроводила Кирюшку к Матрене под предлогом обеда и только тогда, наконец, спросила:
— Что за новости? Правда, что ли, Настя приезжает?
Зина только кивнула на письмо, которое лежало на столе. Между ними давно уже не было секретов. С тех самых пор, как много лет назад молоденькая Зинаида, которая была на сносях вторым ребенком, прибежала вся избитая к Марии, и та встала в дверях с вилами, наотрез отказавшись отдавать Зину мужу. Николай, совершенно не в себе от выпитого в тот день, все же не стал связываться с Машей, зная ее суровый нрав и понимая, что она пойдет до конца, чтобы защитить и Зину, и ее еще не рожденного ребенка. Он поругался «для порядка» и пошел домой отсыпаться. А Маша отставила вилы, позвала старшего сына, и отправила его за участковым. А позже подняла на уши весь район и добилась того, чтобы Николай уехал из деревни. Зинаида осталась. Благополучно доходила и родила ту самую Настасью, которая потом стала матерью, единственного пока, Зининого внука.
Сама Мария на тот момент уже осталась вдовой, проводив мужа, который в весеннюю распутицу не удержал на скользкой дороге грузовик. Оставшись одна с двумя детьми, погодками, старшему из которых едва исполнилось пять, она до сорокового дня ходила чернее ночи, лишний раз не заговаривая ни с кем, кроме детей. А после сорока дней, сняла черный платок, засучила рукава и, вымыв с каким-то остервенением весь дом от чердака до погреба, стиснула зубы и, взяв еще смену на ферме, вдобавок к своей ставке фельдшера, взялась за работу, понимая, что замуж больше не пойдет, а детей поднять надо. Дети у нее получились очень хорошие. Оба сына «вышли в люди». Один работал инженером на шахте в соседнем районе, другой уехал в город и там, получив образование, заведовал автопредприятием. Мать они любили, уважали и старались как можно чаще приезжать, чтобы помочь. Благодаря этому, дом Маши и сад-огород в деревне были самыми ухоженными. Сама бы она уже с таким хозяйством не справилась.
Маша быстро пробежала глазами письмо и удивленно посмотрела на подругу.
— Ничего не понимаю! Она забрать его хочет?
— Да! Ох, Машенька, как же я без него? Да и надолго ли она его заберет в этот раз? Только устроили парнишку в школу, учится хорошо. Но, даже не этого боюсь! Ты же все прочитала?
Маша кивнула.
— Кто он, этот ее новый муж?! Как он примет Кирилла?
— А вот мы на него и поглядим. Настя же пишет, что вместе приедут. Ты, давай-ка, прекращай панику разводить и, как полегчает, вставай потихоньку. Надо же встретить по-человечески. Времени мало, пойду тесто поставлю пока, а потом придем с Матреной, полы у тебя вымоем.
Зина только слабо кивнула.
Маша, по дороге заглянув к Матрене и отправив домой Кирюшку, зашла во двор и ахнула. Дверца сарая была распахнута настежь, а по двору, забавно мекая, скакали два Зорькиных сына, которых Кузьмич обещал вывезти на базар в эти выходные.
— Зорька, Зорька, Зоренька! – не очень надеясь на ответ, позвала Маша, заходя в сарай. Козы не было. Вторая коза, Звездочка, Зорькина дочка, стояла в своем закутке.
— Ох, горюшко! Куда ж твоя мамка делась?!
Ответом Марии была тишина.
— Ты чего кричишь? – Матрена подошла сзади и тронула за рукав соседку.
— Зорька пропала! Как же я так, а? Не закрыла дверку!
— Да это не ты, а я не до конца, видно примкнула, когда мы к Зине бежали. Маша, не паникуй! Первый раз что ли? Она у тебя коза умная, дорогу домой знает. Придет!
— Так-то оно, так… Да только темнеет теперь рано, если сама не вернется, где ее искать? И как не вовремя все! Настя вечером приезжает, я обещала Зине пирогов напечь.
— Вот и займись делом, а не стой, охая, толку-то от этого?! – заворчала Матрена. – Пойду соленья достану, что осталось с того года, да компота банку. А потом приду, чтобы помочь тебе.
Маша только махнула рукой и пошла к дому, попутно шуганув козлят и загнав их обратно в сарай.
Она уже заканчивала с начинкой для пирожков, когда услышала во дворе перебранку. Вытирая руки о фартук, она вышла на крыльцо и спустя пару минут уже от души хохотала, глядя на тщедушного теперь уже Кузьмича, который пытался отбиться от двух давних своих «ухажёрочек», как он называл Матрену и Зинаиду. Последняя, уже окончательно придя в себя, костерила бывшего «кавалера» на чем свет стоит.
— Это надо таким бестолковым уродиться?! Вот что мне теперь делать прикажешь? У меня ж духовка электрическая, а ты, ирод, мне свет вырубил!
— Ты ж сама просила посмотреть, что у тебя с щитком?! – возмущенно защищался Кузьмич.
— Так, то, когда было? Прошлым летом еще! Дождалась! Главное, вовремя! А все ты, Матрена!
— Я хотела, как лучше!
— Куда уж лучше-то! Приедет Настя, а в доме света нет. Оставит она Кирюшку тогда? Нет! Даже и надеяться нечего! Матрена! Ты мне мстишь, что ли?
— Я?!
— А то кто же?! Никак мне Федора простить не можешь! Сколько лет прошло, а ты все в себе носишь?!
— Окстись, Зинаида! – загремела Матрена. – Ты еще вспомни, что при царе Горохе было!
— И вспомню! Это ж надо, самым дорогим меня наказать решила!
Маша, вытирая слезы, спустилась с крыльца и развела с стороны встрепанных подруг.
— А ты чего приосанился, «жених»?! – шикнула она на гордо задравшего нос Федора. – Иди щиток чини, и чтобы через час свет был! А вы, кумушки, пошли-ка на кухню, пироги ставить! Где Кирюшка-то?
— Я здесь, баба Маша! – отозвался Кирилл, наблюдавший всю перепалку с лавочки, на которую он забрался с ногами, чтобы ничего не пропустить.
— Дуй в полисадник к Кузьмичу, да набери нам там смородинового листа.
— Зачем?
— Надо! – отрезала Маша и повернула к крыльцу. – Ой, чуть не забыла! Зорьку увидишь, бери хворостину и гони ее домой, безобразницу!
— Понял! – Кирилл унесся, чуть не снеся на ходу калитку, а Маша пошла на кухню, где опять начинали бушевать страсти.
— А ну-ка, угомонитесь вы, обе! Или вы уже забыли, как вас обеих Федор на свою Наталью сменял?
Матрена с Зинаидой замерли на секунду, а потом попадали на стулья, хохоча и вытирая слезы.
— Ох, и прохиндей! – Маша, отсмеявшись, начала вымешивать тесто. – Сколько лет прошло, а он каждый раз при любом скандале гоголем ходит, а вы ругаетесь!
— И не говори! – Зина подсыпала муки на стол и взялась за вторую половину теста.
Все еще посмеиваясь, она вспоминала, как много лет назад в деревне кипели нешуточные страсти, достойные шекспировской трагедии или комедии. Это уж как посмотреть.
Федор тогда ушел в армию, оставив свою невесту, Зинаиду, дожидаться его. Та, как верная подруга, писала письма чуть не каждый день, ожидая милого, но за месяц до дембеля узнала, что пишет-то он нежные послания не только ей, а еще и Матрене. Крик стоял на всю деревню такой, что даже куры попрятались.
А Федор, придя через месяц из армии и отгуляв положенные пару месяцев, объявил, что женится. Вся деревня замерла. Кто же избранница? И зазвенели свадебные колокольчики, да только не для Матрены или Зинаиды, а для Натальи, про которую все были, что называется, ни сном, ни духом. Матрена, отревевшись, собрала чемоданчик, выпросила в правлении колхоза направление и укатила учиться в техникум. А вот Зина так легко пережить свое, поруганное на всю деревню, как невесты, достоинство, не смогла и очень быстро выскочила замуж за Николая. Назло Федору, как сама потом говорила. Жизнь семейная у них сразу не задалась. Коля был охоч до зеленого змия, а Зинаида терпеть этого не хотела и не могла.
Федор же прожил свою жизнь с Натальей мирно да ладно. Ее умение держать язык за зубами, а «сор» в избе, сыграло тут немалую роль. Много чего было, да только на деревне об этом не знал никто. Родив Федору сына, Наталья уже после сорока задумала сходить за дочкой, да только не пришлось. Летом, пойдя купаться с сыном на речку, Наталья вытолкнула сына к берегу, когда тот стал тонуть, а на себя сил у нее уже не хватило. Федор запил «горькую», пока его сынишка кочевал по избам бывших «невест», которые взяли на себя заботу о сироте. Они дали Федору «на горе» два месяца, а потом пришли обе разом, ни словом не обмолвившись о прошлом, и изничтожив в доме все запасы, которые нашли, заперли его на две недели, не выпуская никуда, кроме бани. Помогали им все мужики, которые еще имелись на тот момент в деревне, разом встав на сторону женщин, жалея пацаненка, который остался без матери, а теперь мог лишиться и отца. Без них Матрена с Зинаидой вряд ли бы справились. Федор бушевал, как раненый зверь. А через две недели, немного придя в себя, он забрал сына и перебрался в другой дом, который выделило ему правление, как ударнику, понимая, что жить там, где он был счастлив с женой, ему совсем невмоготу. Он так до сих пор и жил в этом доме, оставив сыну тот, что ставил когда-то дед. Игорь, сын Федора и Натальи, в деревне бывал наездами, работая в городе, но отца не забывал и дом старался держать в порядке.
Со временем боль притупилась, Федор работал на износ, стараясь не думать ни о чем, кроме сына и работы. Отправив парня учиться в город, он какое-то время раздумывал, не обзавестись ли «хозяйкой», но потом решил не будить лихо и только изредка подначивал былых своих «зазнобушек», получая от этого мальчишечье какое-то удовольствие.
— Вот охламон! Опять он нас как девчонок! Ну, не починит мне сегодня щиток – получит у меня! – погрозила, белым от муки кулаком, Зинаида.
— Ты бы лучше рассказала, что там у Настены происходит? Да кто этот новый ее ухажер или муж уже?
— Замуж вышла она. Вот и задумала забрать Кирюшку. Думает, что сложится у них все. А я боюсь его отдавать. Да только, что я могу, она же мать ему… – Зинаида вытерла тыльной стороной руки слезы и начала раскатывать очередной пласт теста, как вдруг услышала, что хлопнула входная дверь.
— Кто это там? – Мария вытерла руки о передник и приоткрыла дверь, ведущую в коридорчик. На тумбочке лежал пучок листьев смородины.
— Кирюша! – она крикнула и распахнула входную дверь, да только мальчишки уже и след простыл.
— Куда он делся? Кирилл! – снова крикнула она. Боцман поднял голову и сердито буркнув ушел в конуру.
— Маша, что? – Зина выглянула из кухни.
— Кирилл сбежал. Услышал, что ли? А ты ему говорила, что мать приезжает?
— Нет! Не успела! Маша, искать надо! Мало ли!
— Пошли! Матрена, беги за Федором!
Они до самой ночи искали мальчика, обойдя всю деревню и обшарив каждый кустик рядом с деревней. Кирилл как в воду канул.
К вечеру похолодало и страх сменился паникой. А ну, как замерзнет мальчишка в лесу? Что он ушел в лес уже никто не сомневался. Только вот где искать-то его теперь?
— Вот что! Надо звонить участковому и поднимать людей! Сами мы уже точно не справимся. – Маша обняла плачущую Зинаиду.
— Что случилось? Мама! Я тебя по всей деревне ищу! – раздался за их спинами голос Настасьи.
Все разом обернулись и увидели Настасью, которая стояла рядом с мужем. Невысокий, крепкий мужчина с любопытством рассматривал необычную компанию.
— Настя! – Зинаида кинулась к дочери. – Прости! Не уберегла я Кирюшу!
Настя похолодела:
— Что ты говоришь, мама? Что значит не уберегла?
— Он убежал! Как узнал, что ты приезжаешь, так и убежал! Мы уже все обегали, нигде нет его.
— Так он живой?! – Настя перевела дыхание и обернулась к мужу. – Сережа!
— Я понял! Знакомиться потом будем. Куда он мог уйти?
— Так, в лес! Где мог быть – не нашли, а теперь уже куда и кидаться не знаем! Надо вызывать помощь!
Сергей молча достал из кармана рацию.
— Что это?
— Сережа – дальнобойщик, погоди, мам! – Настя внимательно слушала, что говорил муж.
Через час восемь крепких мужчин ушли по очереди в лес, не дожидаясь тех, кто продолжал подъезжать. А еще через час раздались такие желанные слова:
— Нашли, жив!
Спящего, пригревшегося в руках Сергея, Кирилла решили не будить. Он даже не почувствовал, как Маша обработала ему расцарапанные ноги, которые он ободрал, когда спускался в овраг, где его и нашли. А что случилось, Кирилл рассказал уже на следующий день, заедая молоко от Зорьки вкуснейшими пирожками, которые напекла-таки Мария Петровна, чтобы хоть как-то успокоиться после всего пережитого.
— Я как услышал, что бабушка про них… — Кирилл запнулся, искоса глянув на мать с отчимом, которые сидели рядом, — ну, про маму… сказала, так и понял, что меня заберут! И решил спрятаться! Потом они уехали бы, а я остался. Я убежал на полянку, ну ту, помнишь дед, где мы землянику собирали. Сидел там, а потом услышал, как Зорька кричит. Она в овраг залезла, а веревка там на куст намоталась. Я ее пытался оттуда достать, спустился, веревку почти размотал, а вылезти обратно не смог.
Кирилла так и нашли, в обнимку с козой, которая грела мальчика, улегшись рядом и прижавшись к нему.
— Зорька ваша – героиня просто! – Сергей подлил себе чаю и внимательно посмотрел на Кирилла. – А ты не хочешь уезжать?
— Нет! Мне тут хорошо! Я в школу хожу, вы не думайте, и все со мной занимаются! Вы меня заберете? – Кирилл смотрел не на мать, а на этого мужчину, которого он видел второй раз в жизни и который вчера, когда нашел его, подхватил на руки и, прижав к себе, сказал: «Слава Богу! Живой!». И Кирилл тогда почувствовал, что ему почему-то стало очень тепло от того, как именно сказал это Сергей.
— Не будем мы тебя забирать, раз тебе тут так нравится. А вот приезжать будем. Ты не против?
— Нет…
— Вот и хорошо!
Настасья попыталась было что-то сказать, возразить, но Сергей только глянул на нее, и она сникла, промолчав. Уже потом, по дороге домой он скажет, что нельзя так, надо дать мальчику время привыкнуть, а предательство так просто не прощают даже маленькие дети. Настя будет плакать, но поймет, что имел ввиду муж.
Кирилла они заберут вместе с бабушкой, когда он перейдет в пятый класс, а Зинаида начнет сильно болеть. Все это время Сергей с Настей будут приезжать при первой возможности. Кирилл постепенно привыкнет к матери, а отчим станет для него близким и родным человеком. Он всегда будет помнить то самое: «Слава Богу! Живой!».
Настя будет ухаживать за матерью лучше всякой сиделки и выходит-таки ее в тот раз. Зинаиды Ильиничны не станет, когда Кирилл уже закончит кадетское училище и станет офицером. Она еще успеет увидеть его в форме и порадоваться, каким умным и красивым стал ее мальчик.
Федор Кузьмич уйдет вслед за Зинаидой, напоследок попросив-таки у нее прощения за то, что так обманул ее в молодости.
Осиротевшие Матрена с Машей будут доживать свой век в доме Маши, куда переберется и ее старший сын с семьей. Снова затопочут по половицам детские ножки и Маша будет с радостью вязать носочки уже для правнуков, ухаживая за подругой, которая не растеряет своей бодрости, но постепенно начнет терять память, помня хорошо только то, что было много лет назад. И в последний свой день она скажет Маше:
— Федор-то из армии возвращается, Маша! Любит он ведь меня, сам сказал. Только вот, как же я Зине в глаза посмотрю? Стыдно!
— Ничего, Матренушка, не волнуйся! – Маша погладит по руке свою подружку. — Простит тебя Зина, всегда прощала, ты же знаешь…
