Вика стащила с руки варежку и по одной пересчитала горстку монет. Бумажные деньги она уже сложила и держала эту сумму в уме. На ладонь приземлялись пушистые снежинки и тут же таяли, оставляя крошечные капельки воды.
Получилось пятьсот тридцать девять рублей. Вика поежилась от холода и вздохнула – на самом деле это еще неплохо, повезло, что та женщина в белом пальто положила две сотенные бумажки. Скоро совсем невозможно будет играть – вот ударят морозы и что тогда? Жить на бабушкину пенсию?
— Девушка, а вы что – скрипачка?
Вика обернулась и увидела улыбающегося парня в коричневой куртке нараспашку и темно-зеленом свитере. У него были темные кудрявые волосы, в которых путались блестящие снежинки. Смотреть на его непокрытую голову было холодно, так что Вика еще глубже накинула свой капюшон.
— Да, — просто ответила она. – А что?
— Подумал, что с этой фразы вполне уместно начать знакомство. Меня Вадик зовут. А вас?
Вика, вообще-то, не была расположена сегодня к знакомствам, нервничала перед завтрашней поездкой в тюрьму. Ей так и не удалось собрать нужную сумму, чтобы купить все, что нужно, и она не была уверена, что получится выпросить деньги у бабушки. Но она все же ответила:
— Вика.
Вадим, видимо, почувствовал ее холодность и намерение как можно быстрее от него избавиться, поэтому стал действовать более решительно.
— Может, выпьем кофе? Я угощаю!
Он указал на кофейню через дорогу, на которую Вика сама поглядывала все время, пока пересчитывала деньги, размышляя: раз уж все равно не получится купить все, так может стоить позволить себе хотя бы маленький стаканчик кофе? Она с завистью смотрела на стайку веселых девчонок, которые выпорхнули из кофейни, сжимая в руках картонные стаканчики.
— Ну, раз уж вы угощаете, — она сделала вид, что сильно сомневается, чтобы этот Вадим не подумал, что она готова бежать за каждым, кто готов угостить ее кофе.
Они сделали заказ и встали у окна, наблюдая, как девушка в красной клетчатой рубашке взбивает сливки, ополаскивает и наполняет рожок кофемашины. Вадим расспрашивал ее про скрипку, футляр с которой она все еще держала в руках, а Вика рассказывала, приятно согреваясь после трех часов на улице. Потом они взяли стаканчики и присели сначала в зале, пока Вика окончательно не согрелась, а потом пошли прогуляться вдоль проспекта, до остановки, с которой Вике нужно ехать домой. Они быстро перешли на «ты» и нашли много общих тем для разговоров.
— Может, встретимся завтра? – предложил Вадим. – Попьем еще кофе, поболтаем?
Вике он понравился, и она хотела согласиться, но…
— Прости, завтра не могу, мне на свидание надо.
Вадим громко вздохнул, и Вика поняла свою оплошность и даже рассмеялась:
— Да не на то свидание! В тюрьму к папе поеду.
Вадим запнулся, глянул на нее неуверенно и переспросил:
— В тюрьму?
— Ну да.
— Странно, я не думал, что у сидевших могут быть дочери скрипачки.
— Ну извини, что нарушили твои представления о жизни, — вспыхнула Вика.
— И за что он сидит? – в голосе Вадима все еще чувствовалось недоверие, но и некоторое любопытство.
— Причинение вреда здоровью средней тяжести, — отчеканила Вика.
Вадим проводил ее до самой остановки и даже дождался с ней автобуса. Только проехав пару остановок, Вика поняла, что он так и не спросил ее номер. Ну и ладно – не больно-то хотелось. Выпитый кофе стал отдавать кислятиной, а растаявший с шапки снег катился по ее щекам.
Когда Вика подходила к подъезду, дорогу ей перегородил мужчина. Высокий, в темном шерстяном пальто, и тоже без шапки.
— Вика! — он бросился к ней обниматься, словно старый дядюшка, и она с трудом смогла отстраниться.
— Ты что, не признала меня? – с укором спросил мужчина. – Это же, твой папка!
Вика вглядывалась в незнакомое лицо, которое ничуть не было похоже на те размытые фотографии, которые она находила в коробке с мамиными вещами. Хотя… Какое-то сходство все же было, но не с теми фотографиями, а с отражением в зеркале, которое Вика видела каждый день.
Она отступила еще на шаг, крепко обхватила скрипку двумя руками.
— Чего тебе надо? – буркнула она.
— Ну как чего? Решил дочь навестить. Мы не виделись-то сколько?
— Тринадцать лет, — подсказала Вика и хотела прибавить, что еще столько бы не виделась, но сдержалась.
— Не сердись на меня, лисенок, — это прозвище Вика помнила, оно всплывало в ее смутных воспоминаниях вместе с мамиными белокурыми локонами и искусственной елкой на трельяже в коридоре. – Я не приходил, потому что так хотела твоя мама. Ты же знаешь ее.
— Мама уже семь лет как в Израиле, — хмуро отозвалась Вика.
— Да знаю я, знаю. Я бы забрал тебя к себе, но у меня маленькая квартира, а тут у вас вон какие хоромы… Они же теперь твои, получаются, да? Этого убийцу можно выписать по суду и продать квартиру, ведь так?
Снег усиливался, и Вика чувствовала, как он залетает в нос и глаза, отчего приходилось жмуриться и вытирать лицо рукой, при этом футляр со скрипкой постоянно выскальзывал, грозясь упасть ей под ноги.
— Он никого не убивал, — хрипло сказала она, вспоминая, как отец заносил кулак и раз за разом наносил удары по лицу дяди Саши.
— Ну да, ну да, я в курсе, что его друг выжил. Повезло, можно сказать. Он как, тебя-то хоть не обижал? Если бы я знал, что он такой, я бы в жизнь тебя здесь не оставил, забрал бы к себе… Так что ты меня прости, дочка. Но, как видишь, я сразу пришел, мне соседка рассказала, а она с бабкой твоей знакома. Слушай, Вик, ну бабка-то уже лежачая совсем, может подыскать ей какое заведение? Как ей вообще опеку над тобой дали?
Вике стало так противно, будто она наступила во что-то мерзкое, захотелось поскорее пойти домой и отмыться от всего этого.
Родители разошлись, когда Вике было три года. Если у всех ее подруг отцы уходили из семьи, то тут наоборот — мама влюбилась и ушла от мужа. Вика все это плохо помнила, знала, что у нее есть другой отец, но папой называла второго маминого мужа.
Когда Вике было десять лет, мать опять влюбилась и эмигрировала с новым мужем в Израиль. Вика «на время» осталась с бабушкой, но это время растянулось на семь лет. Сначала матери нужно было устроиться на новом месте, потом она родила, а потом, когда стала звать Вику к себе, бабушка слегла, и Вика не могла ее бросить. К тому же здесь у нее был папа — теща второго зятя любила и жалела, жить ему было негде, так что жили они втроем — бабушка, Вика и ее приемный отец. Он все хотел официально отцовство установить, но для этого нужно было присутствие матери, а она так и не приехала, хоть и обещала.
— Не твое дело, — крикнула она мужчине, которого вовсе не считала своим отцом. – Что ты вообще обо мне знаешь!
— Да погоди, успокойся, — он шагнул к Вике, примирительно похлопал по плечу, попытался опять обнять, но Вика вырвалась.
— Не трогай меня! – крикнула она, и эти слова эхом отозвались у нее в голове. Она вспомнила, как то же самое говорила дяде Саше, а он наваливался на нее всей своей тяжестью и дышал перегаром.
Отец отступил, подняв руки и всем своим видом показывая, что он сдается.
— Я просто хотел предложить оформить над тобой опеку. Вот и все. Да, меня не было рядом много лет, но я все же твой папа.
— Мой папа сейчас в тюрьме, — ее голос звенел от подступающих слез. – И вообще, мне уже семнадцать, можешь не переживать из-за опеки и всех этих дел. Мы сами справимся с бабушкой.
Она пошла к подъезду, обойдя его по наметенным уже по бокам тропинки сугробам, набрав полные ботинки снега. Она ни разу не оглянулась, хотя и услышала его слова:
— Вика, тебе, может, деньги нужны? Ну, на помаду там, колготки и все дела? Возьми, я тут принес…
Дома она развешала одежду сушиться, ботинки поставила на батарею, аккуратно вытерла футляр скрипки. Деньги сложила в коробку и еще раз все пересчитала и сверила с составленным списком. Пошла в комнату к бабушке.
— Ну как погуляла?
— Хорошо, бабуль, хорошо. Давай я тебе подушки повыше положу. Вот так. Сейчас суп разогрею, кушать будем.
— Мать не звонила? – задала бабушка дежурный вопрос, и Вика покачала головой.
— Вот ведь кукушка, — так же привычно бросила бабушка, и Вика помогла ей сесть.
— Баб, — тихо спросила она. – Одолжи мне тысячу рублей, а? Я потом все отдам, обещаю!
Бабушка обиженно посмотрела на Вику:
— Это же мои похоронные, на что хоронить меня будешь, бедолажная? А хотя, бери, пусть Светка прилетает из своего Израиля и хоронит мать как полагается. Я ж на нее столько сил потратила! Ну хоть ты у меня хорошая девочка. Бери там в серванте. Зачем тебе деньги-то?
Вика опустила глаза и соврала:
— Да на учебники, ба.
Бабушка не могла простить ее отца, которого она приютила, пожелала брошенного ее беспутной дочерью, а он возьми и сотвори такое. А говорить бабушке что хотел с ней сделать дядя Саша она не могла – жалко было, у той и так сердце слабое, столько бед она пережила, на ее долю уже хватит. В полиции они тоже ничего не сказала – папа ей запретил, не хотел, чтобы ее допросами мучили, все равно ничего доказать было нельзя.
Вика взяла ровно тысячу рублей, и на следующий день купила все по заранее составленному списку. Она в первый раз ехала к папе и очень волновалась.
— Ничего, дочка, — говорил он. – Три года быстро пролетят. Чего щеки-то мокрые, опять плакала?
— Нет, папа, это просто снег растаял.
— Ты ж моя Снегурочка, — улыбнулся он.
Вике понравилась эта идея, и она добыла в училище костюм Снегурочки и играла на скрипке в нем. Перед Новым годом люди были мягче и добрее, и она быстро смогла вернуть бабушке долг. Однажды мимо прошел Вадим, и Вика сразу его узнала. Он шел, низко опустив голову, как будто вовсе и не слышал задумчивую мелодию скрипки…
