Опять выпал снег. Весна, поманив людей обманчивым теплом, заставив их сбросить тяжелые зимние одежды, вновь скрылась за толстой пеленой тяжелых туч, позволив морозу за одну ночь заковать землю ледяной коркой и усыпить все живое, доверчиво открывшееся яркому солнцу.
На крыше скворечника, уже отвоеванного в честном бою, сидел, нахохлившись, пернатый хозяин, и недовольно посвистывал. Наталья вздохнула, жалеючи его. Ей вообще всех жалко, и растерянных скворцов, и замерзшие ростки тюльпанов, и синиц, бестолково летающих возле пустой кормушки.
Наталья подсыпала семечки в кормушку, сделанную из двухлитровой пластиковой бутылки, раскрошила батон на мерзлую землю под скворечником и убежала в дом топить печку. Огонек от спички быстро занялся, перескочив на березовые лучины, и вскоре уже жадно пожирал сухие поленья. Стало уютнее.
Не сразу Наталья привыкла к новому жилью, точнее, к новому старому жилью. Здесь она когда-то провела все детство. Бабушка воспитывала маленькую Наташку с четырех лет. Родители сгорели от вина. И пока они утопали в мутном самогонном угаре, бабушка, жалея несчастного ребенка, голодного, с коростой соплей под носом, просто забрала Наташу из родительского дома. Вовремя, как чувствовала — на следующий день пьяную избу сожрал очистительный пожар.
После похорон бабушка поехала в район — оформлять опекунство. Не в детдом же девчонку отдавать?
Наталья росла в тишине деревенского палисада, под баюкающий шум зимних метелей и стук падающих «осенних полосатых». Жилось ей хорошо. Потом она уехала в город — поступать в техникум. В общежитии Наталья еще долго скучала по пуховой перине и пряному аромату поздних георгинов.
А потом бабушка заболела и умерла. Надежды и опоры у Натальи не осталось, а сама она жить толком еще не научилась.
Но жить-то надо было! Наталья подошла к этому вопросу осмысленно, без лишней суеты. Ей, молодой, но не очень образованной и совсем некрасивой, не следовало излишне суетиться. Таким, как Наталья, нужен был спокойный и рассудительный муж, защитник и настоящий друг. А любовь — подождет. От любви много проблем и беспокойств. Наталья приступила к поискам: работы, комнаты и… идеального кандидата в мужья.
***
Александр Демидов был шустрым малым. Он звезд с неба не хватал, но держал нос по ветру. Начал свое дело с малюсенького ларька, где сам торговал сигаретами и разной мелочью.
Почти всю выручку складывал в кубышку. Потом, лет через пять, эту кубышку распатронил и купил стройматериал. Нехватку личных средств дополнил кредитными. На месте ларька Саша построил теплый павильон с небольшой площадкой около. Две скамейки, два фонаря, четыре куста барбариса — место отдыха для пожилых покупательниц. В павильоне открыл магазин продуктов: свежайшее мясо, вкуснейшая колбаса, и молоко с местного молокозавода. Все родное — все свое.
Покупатель повалил в небольшой магазинчик, в котором никогда не воняло тухлятиной и никогда не бывало залежалого товара. Пока вокруг подыхали частные магазинчики, не выдержавшие конкуренции с новыми мегамаркетами, магазинчик Демидова процветал. На вывеске магазинчика красовалось завитушками букв имя «Натали». Не очень подходит для торговли сардельками, но Саша не очень-то и парился по этому вопросу: очень уж любил свою Наташку.
Однажды она пришла к нему продавцом устраиваться. Обыкновенная девчонка, каких тысячи. Голенастая, с дурацкими заколочками на голове, шустрая. Глаза, правда, были хороши, чайного цвета. Саша таких никогда не видел. Принял на работу. Новая продавщица бойко вела торговлю, ни разу не обсчитавшись. Александр забирал выручку, привозил товар, и всякий раз пытался взглянуть в ее странные глаза. Наталья не дура — поняла, что нравится. Дальше дело техники, и она шутя охомутала молодого начальника.
Сыграли скромную свадьбу. Это только в кино на свадьбах невесты в золоте-бриллиантах купаются. А у молодого предпринимателя, выходца из бедной советской семьи, каждая копейка на счету. Не до бахвальства и расточительства. Сначала дело, а о богатствах мечтать было рано.
Юная супруга ничего в бизнесе не понимала. Но у нее хватало ума не клянчить деньги на всякие женские фитюльки: видела — Саша готов был последние штаны с себя снять, лишь бы рабочие при зарплате были:
— Нужно платить работнику до захода солнца. Потерпим, Натаха? Зато девки недостач не понаделают, и текучки не будет.
Наталья не спорила. Подождут курорты, золотые цацки и шмотки — сначала — дело! Сама на месте продавца была — понимала: Саша, наверное, единственный из местных деляг, плативший зарплату вовремя и по нормальной ставке. Чтобы помочь мужу, работала тут же, училась на бухгалтерских курсах, осваивала делопроизводство, принимала товар по накладным, каждый месяц вместе с сотрудниками делала ревизию. В общем, втянулась в бизнес с головой. Она ведь жена, половинка единого целого, Сашина надежа и опора.
Время шло. Бизнес Александра расширялся. Он открывал магазинчики по всей области. Росли доходы, росли заботы, потому Саша бывал дома все реже. Наташа понимала — никуда не денешься, работа. С мужем у нее сложились доверительные, очень теплые отношения. Редкие вечера, проведенные вместе, казались настоящим праздником. Разве плохо, зато никакой домашней рутины, и опостылеть друг другу не смогут! Единственное, что напрягало — дети никак не получались.
— Что поделать? Не у каждой семьи они есть, — успокаивал жену Саша, — если тебе тоскливо станет, скажи. Возьмем малыша из детского дома.
Наташа успокоилась. Нет так нет. А если она будет ломать руки от горя, так горю своими слезами не поможет. А вот работа не даст унывать никому.
Иногда, раз в один-два года, семейная пара выбиралась на море. Они ведь живые люди, из мяса и костей — имеют право на отдых. За десять дней, проведенных в ласковом, богатом солнцем и морским воздухом краю, Наталья и Александр набирались сил и энергии. Хватало заряда на год. Вновь окунались в работу, вновь пропадали до ночи. Дни летели с невероятной скоростью, будто последние времена настали. Но разве они замечали эти последние времена?
Если бы не Сашина мать, позвонившая однажды с поздравлениями:
— Ну что, дети, пятнадцать лет отмахали! Хрустальная свадьба! — «Дети» так и не вспомнили, сколько лет они были вместе.
Решили устроить небольшой фуршет. Пригласили Сашкиных родителей, близких друзей. Ну и конечно, Славу, давнего Сашкиного друга (хоть в бизнесе друзей не бывает). Вячеслав поставлял в магазин Александра продукты собственного колбасного завода с хорошей скидкой.
Славка был давно женат. Дети уже взрослые. Правда, жена Славина, Кристина, не чета Наталье, была другого склада — на заводе мужа не появлялась, жила своей жизнью, мало интересуясь работой Славы. «Дай денег» — любимое ее выражение. Слава не особо по этому поводу переживал:
— Ну это же Кристина-а-а-а! — смеялся он, — была бы Маня или Груня, или Аглая… А тут — Кристи-н-а-а-а! У нее, у дуры такой, мама мечтала богатой тещей стать.
— Так ведь стала, — отвечал Славке Александр.
— Не-а, она считает иначе, — Слава лукаво поводил шальными глазами, — я для нее «убогий нищеброд», «кобасник-фу». Не нефтяник, не газовик, прости господи!
Если бы Наталья слышала их разговоры под «рюмку», то, наверное, близко Славку к дому не подпускала. Но она не слышала, потому что никогда не влезала в разговоры мужа.
— Имя делает судьбу человека. Вот я — Слава. Славный. А ты Александр — защитник.
— А Наташка? — Саша вновь пополнял стопки горячительным.
— Наташка, она и есть Наташка. Но если хочешь, пусть будет Натали, это романтично. Но ведь не какая-то там «Натащя», — Славка коверкал букву и цокал, — наоборот, помощница и верная жена. Родная, благословенная. Не то, что моя трясожопка. Я бы давно ее к маме отправил, так дети ведь…
Ох, как Наталья боялась этих лукавых глаз. С первой встречи, с первого дня знакомства. Слава смотрел на жену друга не так, как принято смотреть на жен друзей приличным людям. Внутри антрацитового зрачка вспыхнули странные, пугающие огоньки, и Наташе даже показалось, что глазное яблоко Славы, зеленое в желтую крапинку, вдруг сузилось до величины узкой полоски и тут (слава богу) снова приняло прежние очертания.
Она старалась избегать «друга» семьи. Ну его к ляду!
***
Конечно же, Славка был здесь, рядом с мужем. На торжество явился один — где-то свою Кристинку позабыл. Говорили, что у них дома все наперекосяк пошло. Наталья не интересовалась этим — полно своих забот. Да и Кристинка ей никогда не нравилась, больно гонору много. Не соответствовали ее высокородные запросы уровню владельца колбасного завода. Не получилось из Славы «лорда», увы.
Гости много ели и пили, много веселились, пели, танцевали, не жалея аккуратного газона на даче Демидовых. И Наталья тогда много пила. Даже чересчур много. Первыми сошли с дистанции Сашкины родители: свекровь уволокла своего мужа, пьяненького Виктора Степаныча, на второй этаж. Пока успокаивала, упрашивала поспать, и сама заснула. Наталья укрыла их пледом и тихонько ушла к гостям.
Постепенно растащила всех — кого куда. Места в доме много. Завтра проснутся, напарятся в бане, искупаются в бассейне, Сашиной гордости. «Прямо, как у белых людей — собственный бассейн» Сам хозяин благополучно прикорнул в беседке, в обнимку с гипсовой гномихой, украшением лужайки. Наталья фыркнула: «Ишь ты, не перепутал, гномиху схватил. Хорошо, что гном — тупой и гипсовый, а то была бы тут разборка!»
Ласково растормошив благоверного, отважно и смело обняв его за плечи, проводила до веранды, где уложила на диван. Отдышалась. Управилась. Дача погрузилась в дремоту, нарушаемая лишь чьим-то храпом. Можно и самой располагаться в спальне — устала, да и с вином переборщила. Завтра разболится голова. А ведь нужно всю эту артель накормить завтраком и выпроводить. А в понедельник снова на работу.
— Натали? — ее окликнули.
Слава. Вынырнул из розовой аллеи (Наташа сама эти розы высаживала. Она любила делать все сама — потому что любила свою дачу), уставился на нее абсолютно трезвыми глазами.
— Ты где болтался, Слав? Иди, спи! — шепнула Наталья, — все розы мне помял, наверное!
— Подожди, Наташка! Постой, — он смотрел на нее странно, будто в первый раз увидел, — ты единственная в мире, Наташа. Я сейчас сидел, сидел… А потом смотрю — ты Сашку тащишь на себе. Борова такого молча тащишь… И ни слова — против. И даже не заругалась. И я подумал…
— Слава, ой, давай только без этого «А моя Кристинка — никогда», прошу! Я устала и хочу спать! — Наталья попыталась сделать равнодушный вид и даже зевнула для проформы. Она боялась Славы.
В лукавые, кошачьи, глаза Славки лучше не заглядывать. Они влияли на Наталью, как удав на кролика. Бежать. Как можно дальше. Закрыть дверь спальни на ключ. Разбудить мужа, в конце концов.
Но Слава сделал один шаг. Другой. Потом коснулся ее щеки, губ…
— А я все про тебя знаю, Наташа. Никуда ты от меня не денешься…
Она никуда не побежала. Не закрыла двери на ключ. И мужа не разбудила.
***
Он уехал, когда занимался розовый (мороженое с малиной) рассвет. Наталья пыталась успокоиться, получалось плохо. Но ведь не девочка-студентка она, в конце концов! И свекровь уже проснулась, сейчас будет нудеть: «Где молоко у тебя, Наташа, а яйца где?» Надо привести себя в порядок. Было и было. С кем не бывает. А может, эта ночь с проклятым «другом семьи» необходима Наталье. Как прививка от неизлечимой болезни. «Любовь к другу семьи» называемой.
Если бы она знала… Если бы знала она, во что та ненормальная ночь выльется, несло бы ее от Славки, как мелкую птаху от огненного смерча! А, может, и нет. Огненный смерч затягивает в себя любое живое существо, не то что птаху, лося загубит играючи.
Задержка две недели. Такого с Натальей никогда не было. Даже тест не надо делать, она знала — организм работал, как часики. Вспыхнувшая радость от сознания — там, внутри, под гулким, неспокойным сердцем поселилось существо, пока ничтожно маленькое, беспомощное, хрупкое, как бабочка.
Но со временем бабочка начнет формироваться в маленького, почти кукольного человечка, похожего сначала на всех зародышей в мире: нелепая козявка с огромными глазами с перепончатыми лапками. Потом у существа появится рот, ножки, лапки превратятся в крохотные ручки с прозрачными пальчиками. Но все равно, оно пока мало походит на человеческого детеныша. Лишь сердце в тельце существа — человеческое, что и определит всю его дальнейшую судьбу в этом мире.
Радость горела недолго. Тик-так — в голове. С Сашей никогда, а со Славой? И как быть теперь? Сказать?
«Сашка, случилось чудесное чудо! Наши молитвы услышаны, и я — беременна! Аллилуйя!»
Наталья вдруг вздрогнула от невидимого удара. Так, так… А Сашино лицо от «светлой радости» помрачнеет, посереет. Желваки начнут каменеть и ходить ходуном… И он скажет Наталье:
— Благодарю тебя, моя любимая, ОЧЕНЬ верная жена!
А Сашина мама не забудет при этом рассказать семейную легенду, про то, как давно-давно, в апельсиновом детстве Саша заболел какой-нибудь свинкой и остался бесплодным на всю жизнь.
— Просто мы тебе не говорили! — добавит.
Ну не хотелось им говорить, вот и все! А зачем портить настроение невесте? А? Стерпится, слюбится. А если невеста затоскует, то можно ведь и из детского дома ребеночка купить, да? А если вдруг залетит Наташа — то все же понятно! Предательница! Изменщица!
«Натаща» — вроде так называют горячие турки всех белокурых, не очень крепких на одно место, девиц!
Нет. Не стоит думать обо всем этом. Думать надо о ребенке. С этого дня она несет за него полную ответственность. Потому что любит этого ребенка!
— Саша, я ухожу от тебя, — сказала она через месяц.
Это было нелегко. Муж, ничего не понимая, лишь хлопал глазами.
Наталья не стала юлить. Выдумывать причины. Выискивать исподволь семейные легенды и фатальные диагнозы. Выкручиваться, врать, сочинять истории. Она не могла и не хотела. Не потому, что была патологически честной (ведь хитрила, когда покоряла Сашу: восхищалась им, старалась казаться бойкой и раскрепощенной, но на первом свидании никаких поцелуев не позволяла) а потому что боялась.
Саша не отличался гневливостью. Психом не был. На жену никогда не кричал и руку не поднимал, но… Но она видела, как будущий муж отделал одного выродка, осмелившегося пристать к Наталье, тогда молоденькой продавщице крошечного сигаретного ларька. Саша бил его молча и исступленно, пока нос у бедного приставалы не свернулся набок, а зубы не посыпались на асфальт.
Лучше честно все рассказать и попросить прощения. А про Славу… Лучше молчать. Предательство жены — подло и гнусно. Предательство жены и лучшего друга — подло и гнусно вдвойне! А вдруг он, опаленный ненавистью и болью, выхватит из бронированного шкафа свою «сайгу» и… Нет. Нет. Пусть это будет «неизвестный жиголо» на юге. По срокам все совпадает — Наталья летала в Египет на неделю. Одна. Она перегрелась на солнце, перебрала с пивом в баре, и… Пьяная баба себе не хозяйка…
— Саша, прости. Прости. Прости. Я не могу тебя обманывать, и не буду. Все.
Думать о ребенке. Думать только о ребенке. Только о ребенке.
— А сразу сказать не могла? — спросил Александр чересчур спокойным голосом, — А, я понял — залетела? А так и жила бы со мной. После этого… Кто там у тебя был?
Он вдруг схватил Наталью за волосы и с силой дернул.
— Я спрашиваю, кто у тебя был, тварь? Я! Тебя! Спрашиваю? — От боли у Натальи посыпались искры из глаз. Думать о ребенке.
Он тогда ударил ее наотмашь. Руки у Саши были крепкие, и щека вздулась от удара моментально. Наталья отлетела к противоположной стене. Молчала. Терпела. Но проклятые слезы брызнули из глаз ручьями. «Думать о ребенке».
Нет, Наталья отлично изучила своего мужа. Он не стал ее убивать. Он больше к ней не прикоснулся. Его колотило от отвращения, брезгливости и душевной боли.
— Можешь забыть про алименты, — отрывисто рыкнул он, — и про раздел имущества можешь забыть. Вали со своим выродком на все четыре стороны.
Он не говорил — выплевывал фразы. Скулы водило, рот кривился, будто говорить Саше было очень больно. Наталья поспешила убраться. Сумка с вещами, собранная заранее, ждала ее в беседке, припрятанная. Она не шла — бежала по любимой аллее, засаженной розовыми кустами — «думать о ребенке». Не жалеть о доме, цветах и расколотом браке. Потому что, муж, очнувшись вдруг, накрытый черной пеленой обиды и ненависти, мог броситься вслед, повалить ее на дорожку и бить, топтать ее живот и грудь, убивать, чтобы убить, наконец… «Думать о ребенке».
***
Она вернулась в деревню, в бабушкин дом. Привела в порядок обветшавшее строение. Непонятно, зачем этот дом ей, в этой деревне, в глуши. Ведь были накоплены небольшие, но свои собственные сбережения, позволявшие купить квартиру. Она могла разделить по суду общее имущество, и суд был бы на ее стороне: дача строилась после заключения брака, и никого бы не интересовало, изменяла Наталья мужу или нет.
Просто ей так хотелось. Просто здесь было тихо и спокойно. Печь отлично грела. Дрова Наталье подвез и расколол местный рукастый мужичок, за адекватные деньги, между прочим. Тот же мужичок оказался и сноровистым — навел на богатенькую «дамочку» бригаду бурильщиков: теперь у Натальи была скважина. Воду подвели, сделали теплый туалет, обнесли участок крепким забором, поменяли крышу. К ноябрю домик стал практически образцовым. А главное — никто не догадается искать здесь его хозяйку.
Она слышала, что Славка развелся с Кристиной сразу, как только развелась с мужем Наталья. Наверное, он искал ее, да как? Все пути были отрезаны — Наташа занесла его номер в черный список, чтобы не бередить старые раны. Надеялась, что чувство к нему остынет. Ей казалось, что все прошло. Прошло ведь? Да?
— Не знаю, — отвечала Наталья сама себе, — ничего я пока не понимаю…
С мужем волей-неволей, приходилось общаться. Он ведь не только муж (хоть и бывший), но еще и начальник (кстати, действующий). А она — бухгалтер, на минуточку. И ей положены декретные выплаты. Общение было сухим, безликим. Саша держался хорошо.
— Будете пока числиться на работе. Зарплату обещаю перечислять ежемесячно. Я не изверг, и не тварь, беременных работниц не обижаю. Но в офис приезжать не стоит. В ваших услугах фирма не нуждается.
***
Оборотистого мужичка звали Семеном, а его жену Таней. Нормальные, сердечные люди. Они здорово удивились, когда увидели, как растет живот Натальи. Но — ничего не сказали. Зато Семен вызвался возить ее в женскую консультацию. Татьяна каждое утро приносила баночку козьего молока, вкусом напоминавшего пломбир.
Зима проплыла, заморочив мир неслыханными снегопадами. Все уже устали от нее, и первым мартовским проталинам Наталья радовалась, как дитя. Но в двадцатых числах марта, когда ей следовало собираться в больницу, вдруг ударил жестокий мороз. Душа Наташи отчего-то сжалась в маленький комочек. Нехорошее предчувствие? Ожидание беды?
— Не думай о плохом, Наташа, — Таня протянула ей молоко, — просто ты скоро родишь. Вот и все.
«Думай о ребенке» — приказала себе будущая мать. Он скоро родится. А что дальше? А дальше жизнь продолжится.
***
Мальчик родился, слава богу, здоровым. Наташа вглядывалась в личико малыша, радовалась и удивлялась: надо же, какие чудеса, из маленького зародыша получился настоящий человечек! И тут же, невольно, искала в чертах ребенка черты Славы. Не нашла — носик пипочкой, губки бантиком, капризно изогнутые, молочная голубизна глазок и еле уловимые черточки светлых бровок. Наталья аккуратно поцеловала сына в лобик и успокоилась — какая разница? Она его любит, она так долго ждала его, нечего и рассуждать, чей он. Он — Натальин!
***
Сначала в палату вполз огромный розовый букет, а потом — медсестра.
— Там еще записка, мамочка! — прощебетала она и смылась.
Наталья раскрыла открытку.
«Поздравляю! Люблю тебя и сына! Давай жить вместе! Я жду тебя под окном!»
Сердце Натальи забилось. Славка! Понял все, не забыл! И все это ерунда про «стерпится-слюбится»! Нельзя жить без любви! А между ними тогда вспыхнуло что-то! Они оба это знали! Всегда!
Наталья приблизилась к окну и посмотрела вниз. Среди черных сугробов, истаявших под лучами вновь явившегося людям солнца, топтался… Саша. Он махал рукой Наталье и улыбался.
— Наташка! Покажи сына! На-та-ха! Я не могу без тебя! Без вас! Возвращайся!
Наталья медлила. Потом осторожно вынула из кроватки своего мальчика и легонько приподняла туго спеленутый сверток перед окном. Сашка смотрел на ребенка, смотрел неотрывно, долго, а потом заплакал. Наталья никогда не видела, чтобы муж плакал.
—
Автор: Анна Лебедева