Хорошо стаю проредили, ушли волки, да вот только одного мелкого бросили. Слабый да худой, даже грызть его не стали, посчитали, что итак не жилец…
Пятеро детей было в семье Клима и Евдокии, четыре сына и дочь. Для справной крестьянской семьи вроде бы и немного, да только не беременела Дуня после дочки.
Росли дети в любви и радости, родителям помогали во всём. Крепло хозяйство.
Радовались Клим и Евдокия. Старость свою благостной видели с такими помощниками…
Да со временем выросли детки: ушла в чужую семью Прасковья, подался в город Ефим. Фёдор свой дом построил. Рядом с родительским, да только всё равно отдельно.
В большом доме Коровиных остались Лука да Егор, да и те уже девок себе присмотрели. Скоро в дом приведут.
И вот тут, когда уж не думалось и не ждалося, случилась оказия. В сорок с небольшим лет понесла Евдокия…
Сына символично нарекли Матвеем. Имя сие означало «дарованный Господом».
Все в семье Коровиных малому радовались. Рос он в любви, теплом родных душ обогретый. Вот только стала Дуня после родов увядать помаленьку. Что-то в организме её засбоило, занедужило.
Клим к Фролу её водил, знахарю местному, да тот только головой покачал, отвары какие-то дал, и сказал:
– Ты уж прости меня, Климушка, но хворь енту поганую не по силам мне выгнати. Так, поддержать да дни продлить могу, но совсем справиться не дано…
Запечалился Клим, а Дуня его успокаивала:
– Не хмурься да не плачь раньше времени. Сколько Бог даст, столько и поживу. Ты о Матвее думай, его поднять надоти, да Егору свадьбу справить, да Луке дом поставить.
Так оно и случилося: и Луке дом поставили, и Егору свадьбу справили.
Не нравился выбор сына Дуняше, да что поделать. Любовь, она такая. А Парашка — девка видная, да тока чуяла в ней Дуня зависть да злость бродячую.
Пока ходила, та ещё её побаивалась да всё угодить старалася, а как слегла Дуня, стала Парашка в свои руки власть брать.
Егор нравом мягкий был, всё помалкивал. Клим ставил невестку на место, а как слегла жена, махнул рукой да в печаль ушёл, не отходил от своей ненаглядной.
Седьмой годок Матвею пошёл, как мать его ушла в мир иной. К тому времени у Егора с Парашей уже двое своих бегали.
Как Дуню схоронили, стала Парашка на Матвея наезжать, делами закидывать да орать без причины.
Клим запил с горя. Когда трезвый был, орал на Парашку, а той всё нипочём. Два года так прожили. Матвей всё делал, чтоб Парашку лишний раз не злобить, но тяжело ему было и обидно. И не за труд, за несправедливость и напраслину.
А потом и Клим Богу душу отдал. Парашка совсем с цепи сорвалася. Слышали соседи, как орёт она на малого Коровина:
– Голодранец ты паршивый, лодырь да обуза. Родили поскрёбыша на мою голову, а он совсем никчёмный. Тьфу, когда ж ты сдохнешь, оглоед!
Как-то послала Парашка Матвея за хворостом в лес. Тот огромную охапку набрал, а как во двор зашёл, налетела та на него:
– Это ж разве хворост, это ж труха какая-то. Где только таку гадость насобирал. Совсем дурак! Возвертайся и другого набери.
Матвей бросил охапку посреди двора и как был в стареньких портках да рубахе, так и убежал.
Обида душила его, слёзы глаза застили, а он всё бежал и бежал, не разбирая дороги, подальше в лес…
*****
Фрол прикрыл дверь своей неказистой избушки, перекинул через плечо пустой мешок и собрался кой-какой травки пособирать. Она как раз после обеда в силу входит, всё утреннее солнце в себя вбирает.
Под ноги ему бросился щенок.
– Ну нет, малой, тебе ещё рано со мной. Дома сиди, за бабочками гоняйся, – усмехнулся Фрол, глядя на маленького волчонка.
Он подобрал его три недели назад. Охотники облаву на волков затеяли.
Стая девок в лесу пугать начала, раза два прибегали они с криками, побросав корзины. Вот и пошли охотники пугануть зверя да от деревни отвадить.
Хорошо стаю проредили, ушли волки, да вот только одного мелкого бросили. Слабый да худой, даже грызть его не стали, посчитали, что итак не жилец…
Фрол его в дом принёс, выходил, выпоил, выкормил. Мошкой назвал. А чего не мошка, возится, как мошка мелкая, а взлететь не может.
Мерно шагая по лесу к заповедной полянке, услышал Фрол плач детский. Пошарил взглядом по кустам, заметил фигурку скорчившуюся.
Подошёл. Сидит малец — худенький, вихрастенький, коленки руками обхватил да слёзы в рукава пускает.
– Вот поди ж ты. Откуда такой слезливенький в нашем лесу оказался? – спросил он мальца.
– Матвей Коровин я, – ответил тот, привыкший старших почитать да не перечить.
– О, как! А что ж тебя, Матвея Коровина, в лес выгнало да рыдать заставило? – Фрол, покряхтывая, присел на траву рядом с мальчишкой.
А тот, услышав сочувствующий голос, поднял голову, посмотрел на худого жилистого старика с белой копной волос и бородой, и показалось ему, что сидит перед ним странник какой-то.
Мальчишка уткнулся в острые коленки старика, и маленький дождик из слёз превратился в ливень.
Фрол гладил мальца по спине и приговаривал:
– Ну, поплачь, поплачь, коли требуется.
Когда парнишка успокоился, Фрол поднял его и сказал:
– Давай так. Мы сейчас до полянки одной сходим, травку наберём, потом домой ко мне вернёмся, ты мне всё и расскажешь.
Матвей только головой кивнул в ответ и, держась за широкий рукав рубахи Фрола, пошёл с ним к полянке.
*****
Дома Фрол мальчишку накормил, а потом и выслушал. Матвей рассказывал о своей жизни не спеша. Сначала с улыбкой, потом с горечью.
– Эх, ты ж. Вот жеж как… одну сироту пригрел, на тебе, Фрол, второго, ох, беда-лебеда, – приговаривал старик, слушая мальчишку.
– А кто ещё сирота? – спросил любопытный малец.
– Так вот жеж, под ногами вьётся. Мошкой кличут. Волчонок енто, но какой-то неправильный. Не рычит, не скалится, всё лизнуть норовит да играется. Его родители бросили за ненадобностью.
– Как это? – удивился Матвей.
– А вот так. У диких зверей слабые да дурные не приживаются…
– Да какой же он дурной, вон, глаза какие умные, – запротестовал мальчик.
Слово за слово, думка за думкой, а надо ж Фролу что-то с мальцом делать. Его ж поди искать будут.
– Ты вот что, Матвей, побудь-ка у меня, а я до деревни схожу, посмотрю, погляжу. С Егором поговорю.
– Я туда не вернусь, – насупился мальчик.
– Ладно, ладно, будем думать, – похлопал его по плечу старик и стал в дорогу собираться.
*****
Фрол шёл по дороге в деревню и думал о том, что мальчишка ему понравился. Смышлёный, работящий, незлобливый. Даже рассказывая про придирки Параши, ни разу плохим словом не обмолвился.
Как он и думал, Егор уже искал Матвея. У всех братьев побывал, их на ноги поднял, а Парашка в отказ пошла. Говорит, что ничего не делала, что малец сам куда-то сбежал.
Взял он Егора под руку да отвёл от дома.
– Сам ты знаешь Егор, чего уж там. Не любит твоя Парашка Матвея. Да и не ищи ты его, ты вот что, если не против, я его у себя оставлю, своему делу учить буду…
И вам хорошо, и мне помощник не помешает. Старею я, ноги да зрение подводят.
На том и порешили…
*****
Едва Фрол вошёл во двор, сразу понял, что мальчишка не сидел сложа руки.
Забор хлипкий кое-где подправил по мере сил, мусор со двора убрал, ведро да кой-какой инструмент по местам расставил.
Мошка за ним хвостиком вьётся. Мальчишка радостным смехом заливается да палку волчонку бросает. А тот несётся за ней, в пасть хватает, и всё молча, молча.
Едва заметив старика, Матвей остановился. Мошка тукнулся ему в ноги, потом кинулся к Фролу.
Мальчик напряжённо смотрел в лицо Фролу, ожидая новостей.
– Кхм, Матвей, тут такое дело. Я с Егором поговорил, теперь тебе скажу. Если хочешь, оставайся у меня, научу тебя своему ремеслу.
На востроносеньком личике мальчишки расцвела улыбка. Он кинулся к старику, обнял и сказал:
– Я согласен!
Мошка присел рядом с Матвеем, смешно раскидав задние лапы, и тоненько взвыл.
– Да вы сговорилися! – улыбаясь, пошутил Фрол…
*****
Прошло пять лет. Матвей подрос, окреп. В нём ещё проглядывала подростковая угловатость, но уже видно было, что статью малец в отца пошёл.
Высокий, широкоплечий, он смотрел на мир умными глазами, в уголках которых искрилась жизненная хитринка, взятая от Фрола.
Старик не мог нарадоваться на мальца. Тот быстро схватывал науку травничества, да и память у него была добротная.
А уж о старании и говорить нечего. Отвары да настои получались у него даже лучше, чем у Фрола.
Заматерел и Мошка, превратившись из расхлябистого щенка в грозного хищника. Вот только хищник в нём просыпался лишь в минуты настоящей опасности…
Они часто ходили с Матвеем в лес, в луга, за травами да кореньями. Порой резвились, как малые дети, иногда даже засыпали в духмяной траве.
Фрол ругал обоих, напоминая, что лес не всегда светел и ясен, и в нём не только зайцы да ящерки водятся. Те стояли перед стариком, понурив головы и, скосив глаза, хитро переглядывались.
Старый травник смотрел на двух сирот, которых он когда-то принял и обогрел, и в душе радовался за них, но им не показывал. Знал, что чуть расслабь поводья разумности, эти двое такого натворят…
Замечал он и то, что в случае опасности они смогут дать достойный отпор. Что уж говорить, он сам учил мальчишку постоять за себя.
Фрол ведь не сразу травником стал, были в его жизни и годы войны. Там он и рану получил, после которой рука левая плохо слушается.
А науке лекарской научился от Матрёны, которая эту самую руку и лечила…
Так он и остался при ней, помогал во всём да учился помаленьку. Молод ещё был, и собой недурен, да кому нужен калека нищий. А Матрёна пригрела.
Она старше его была, да то не беда. Главное, сердце да душа у неё добрые были, мягкие, тёплые. Деток Бог им не дал, да и недолго счастье длилося…
Почитай, годков десять пожили, и сгинула Матрёна где-то в лесу. Фрол искал её, долго искал, да так и не нашёл, ни Матрёны, ни следов каких. Вот была и нету.
Дальше сам справлялся, книжки покупал, читал, новые рецепты собирал да сам придумывал. На себе и проверял. Пару раз чуть не помер от таких проб, но ничего, оклемался.
Теперь вот Матвею все свои секреты передаёт. И грамоте учит. А тот быстро схватывает, башковитый да усердный.
Мошка тоже радует. С ним да с Матвеем не волк, собака дурная да заполошная, а на чужого так рыкнет, у того все поджилки трясутся. Да любит, гад серый, исподтишка страху нагонять.
К тому, кто не понравится, тихо так подкрадётся сзади, носом холодным тыкнет, человек обернётся, а там морда волчья оскаленная да рычащая. Чувствует какую-то гнилость в человеке…
Но Фрол всем помогает, как Матрёна учила:
«Можешь человеку помочь – помогай. И неважно, что он думками хитрый, языком поганый, душою злой. Душу только Бог вылечить может, и то не всегда. Наше дело с болячками телесными справляться, коль наука та нам известна…»
Так он и Матвея учил, наставлял. Были, конечно, заковыки, куда ж без них в таком-то возрасте.
Как-то к ним Поляниха прибежала, баба скандальная да завистливая.
Матвей помнил, как она Парашке вторила. Пришла как-то на двор к ним да разговорилася. И всё поддакивала Парашке, когда та напраслину на мальчишку наговаривала. А он в сарайчике своём сидел и всё слышал.
Раз поранила Поляниха ногу, та загноилася, раздулася. Фрол тогда Матвея позвал помогать. Парень с неохотой, но пошёл.
Рану они вскрыли, гной вывели, промыли, настой дали, велели примочки каждый день утром и вечером накладывать, да наказали не нагружать ногу пока.
Поляниха тогда, когда на поправку пошла, корзину яиц им принесла да два медяка. А когда уже уходила, что-то под нос себе бурчала, но Матвей расслышал:
«Надо ж, голозадый-то, голозадый, а руки умелые и взгляд аж до мурашек пробирает».
Улыбнулся парень на такие слова Полянихи, обернулся, а дед на крыльце стоит и подмигивает.
Захаживали к травникам и братья Матвея. С болячками сами приходили или кого из своих приводили. Чаще всего Егор. Чувствовал свою вину, вот и старался загладить, как мог. Гостинцы нехитрые приносил.
Как-то раз прибежал Егор за помощью. Старший сын его простудился сильно. Фрол собираться начал и Матвея позвал, а тот набычился, в отказ пошёл.
Вздохнул Фрол, махнул рукой да и пошёл один…
Когда вернулся, слова Матрёны мальчишке сказал. Тот неуклюже повинился, обещал больше так не делать, а ещё добавил:
– Да я б пошёл, только они ж в доме папкином живут. Не хочу я всё это видеть, – захлюпал и убежал.
Понимал старик мальца, как не понять, когда тебе из дома, где было тепло и радостно, пришлось, как тати какой, бежать да прятаться.
*****
Ещё два года минуло. В доме травника всё шло своим чередом: Фрол старился, Матвей взрослел, Мошка солидности набирался.
Как-то зашёл у них разговор о будущем парня.
– Травник из тебя знатный получается, Матвеюшка. Вот только не век же жить тебе со стариком. Походил бы в деревню, к девкам присмотрелся. Может, глянется какая, свадебку сыграем, детки пойдут – приговаривал Фрол.
– Ага, попадётся такая, как Парашка, – парировал ему Матвей.
– А глаза тебе на што, а сердце для чего бьётся? Ты ж не на лицо смотри, ты в душу ейную заглядывай да присматривайся.
Сам не справишься, Мошку бери, тот гниль всяку за версту чует. Если что, предупредит, – хитро улыбаясь, советовал Фрол.
– С Мошкой в деревню? Да там все кобели с ума сойдут, а ентот разбойник ещё и подначивать начнёт. Вой поднимет, меня вместе с ним из деревни метлой погонят, – засмеялся Матвей.
– Эт, да. Нельзя вам в деревню парой ходить. Но ты б сходил, скоро осенины, в церковь надоть. Там весь народ соберётся, вот и поглядишь на девок, да себя покажешь.
А потом вторые наступят, там гулянья будут, вот и ближе познакомишься…
Матвей слушал Фрола и понимал, что ему и самому хочется погулять с деревенской молодёжью. Да вот беда, друзей у него не было.
Так-то все знали парня по лекарскому делу, а близко он ни с кем не сходился…
*****
Четырнадцатого сентября, на первые осенины, пошли они с Фролом в деревню. Мошку на хозяйстве оставили.
Народ в церковь семьями шёл, все нарядные, радостные, что урожай собран, что будет теперь время отдохнуть от тяжёлого крестьянского труда, что свадьбы грядут.
Фрол с Матвеем неспешно двигались по краю дороги к церкви, стоявшей на живописном взгорке.
Старик тихонечко толкал парня в бок, нашёптывая, чтоб по сторонам смотрел, к девкам приглядывался.
Матвей, следуя его совету, поглядывал исподлобья на девчат. Вот одна из них смело улыбнулась ему. Мальчишка покраснел и быстро отвернулся. Раздался весёлый смешок.
У самого входа в храм травники столкнулись с Егором и Парашей.
Раздобрела невестка, раздалася. Матвей не сразу её узнал. Она тоже племяша заметила, зыркнула зло, демонстративно сплюнула. Скривил мордочку и старший сын Парашки, отследив материн взгляд.
Егор, державший за руку маленькую дочку, улыбнулся брату.
Всё настроение пропало у Матвея. Фрол заметил это, молча взял парня за руку и увёл в сторону. Службу они у самого входа простояли, а потом быстро пошли обратно.
Мошка радостно встретил хозяев, да вот только Матвей не стал его ни гладить, ни играть с ним. Молча прошёл в дом. Фрол вздохнул, потрепал Мошку:
– Не тереби его, пусть охолонётся, – попросил он волка.
К вечеру Матвей отошёл от дум, стал Фролу помогать высушенные травы сортировать да в мешочки ссыпать.
Тут они услышали заполошный стук в ворота. Матвей метнулся, открыл, во двор ввалился раскрасневшийся и растрёпанный Егор. На крыльцо вышел старик.
– Фроол, помогиии, – просипел Егор.
– Что случилося-то? – строго спросил Фрол, – говори толком, не сипи!
Егор отдышался и рассказал, как Стёпка его по выходу из церкви метнулся в сторону:
– Говорит, какую-то ящерку красивую увидал, синюю. Параша за ним, да на траве поскользнулася, и со взгорка покатилася, а встать уже не смогла.
Мы её в хату с мужиками донесли, лежит, стонет, нога распухла и дышать тяжело.
– Ладно, жди, сейчас соберёмся, – ответил Фрол и строго глянул уже на Матвея.
Тот, ни слова не говоря, побежал в дом…
Осмотрев Парашу, Фрол отозвал Матвея в сторону.
– Ну, чего увидал, рассказывай?
– Перелом у неё в ноге, и рёбра повреждены, от того и дышать тяжело. Надоть повязку тугую под грудь, да ногу обездвижить.
– Молодец. Ну, давай, работай, лекарь, – скомандовал Фрол.
Мальчишка поначалу растерялся, но потом собрался, посмотрел на Егора и сказал:
– Так, давай воду грей, полотенце, ткань чистую на повязки. И раздень её, Фрол поможет, я сейчас.
Матвей шёл по такому знакомому двору, и слёзы капали у него из глаз. Он подошёл к поленнице дров, выбрал тонкий чурбачок, отколол от него топором длинные щепки. Ещё раз оглядев двор, парень вздохнул и вернулся в дом.
Вдвоём с Фролом они споро наложили повязки, зафиксировали ногу. Параша, продолжая стонать, из-под ресниц поглядывала на лекарей.
И снова Фрол отвёл Матвея в сторону.
– Ей отвару надо попить. Травы я взял. Сваришь и на ночь останешься, – деловито распорядился старик.
Матвей только головой кивнул в ответ и обратился к Егору:
– Чугунок чистый мне дай, да покажи, где вода у вас.
Фрол переговорил с Егором и ушёл…
Приготовив отвар, Матвей поставил рядом с кроватью табурет, присел.
– Я отвар приготовил, его надо пить каждые два часа, чтоб воспаление не пошло. Ногу старайся не двигать, и на бок не ворочайся, – он смотрел на Парашу взглядом лекаря.
Поднеся к губам женщины плошку с отваром, он приподнял её голову и попросил пить мелкими глотками.
Сделав глоток, Параша поперхнулася:
– Горько-то как…
– Горько, кто ж спорит, а лекарства они такие, горькие и невкусные, зато полезные. А ты понемногу, не спеши, потерпи, – уговаривал он женщину.
А та слушала его, как ребёнок, и пила, и охала, но терпела.
Егор стоял в углу комнаты и неотрывно глядел на брата. И видел он в нём не шестднацатилетнего мальчишку, а опытного лекаря.
Лишь удивлялся тому, как слушается его Парашка. Егор прекрасно знал, какой вздорный характер у жены, но он любил её и ничего с этим поделать не мог.
Да и не обижала она его, и за детьми смотрела, и хозяйство в порядке держала…
Всю ночь Матвей просидел у постели больной. Утром сделал ещё отвара, велел Егору ещё в обед и вечером напоить жену, и собрался уходить.
Уже на пороге его остановил тихий голос Параши:
– Прости меня, Матвеюшка. И спасибо тебе!
Парень даже не повернулся, молча вышел. Поклонился двору родительскому, перекрестился и пошёл туда, где был теперь его дом, где его ждали, любили и понимали…
Автор ГАЛИНА ВОЛКОВА