Материал содержит информацию о товарах, употребление которых может навредить вашему здоровью.
Я часто вспоминаю Её. Проснусь ночью и хожу по дому, шаркая. Как ужаленный в одно место, ни сесть не могу, ни стоять, вот и брожу по дому как привидение.
— Ляг! — крякнет мне жена, поворачиваясь в мою сторону, а под ней пружины скрипят, под её весом прогибаются. Галина полнота такая, что порой удивляешься, как у неё получается так ловко, не раздавить меня.
— Ты же знаешь, не могу, — отвечаю я.
— Ничего, я сейчас встану и уложу тебя, — скрипучим голосом говорила она.
Моя жена могла кого хочешь поставить на место. Ей ничего это не стоило. Спина широкая мужская и руки длинные. Многие её опасались в деревне. Характер скверный, взрывной.
Выхожу на крыльцо, закуриваю и долго стою, разглядывая звёзды. Редко, накатывают бессонные ночи. Пару раз затянувшись, бросаю окурок в банку с водой. Присаживаюсь на ступеньку и мои колени хрустят в ответ.
Её мягкие руки, которые хватали меня за руку… большие глаза на смуглой коже, широко распахнутые от удивления… Я качаю головой, отгоняя мысли. Тело, дряблое от долгих лет, подводит меня, а память, словно было это вчера, урывками возвращает в те минуты счастья…
Тут хлопают двери и на крыльцо, укутавшись в пуховую шаль, выходит жена.
— Мёрзнешь? Отморозишь свои яйца! Иди спать, Гриша! — говорит она.
— Чего вышла? Не видишь, ушел в себя! — отвечаю я и отворачиваюсь от неё.
Галя присаживается рядышком. Места ей мало, но она умудряется сесть впритык.
— Знаю я, твои эти… хождения в себя… Потом по улице искать приходится, с кем же ты сегодня, из соседей, втихаря бутыли опустошаешь.
— Галя! — пытаюсь повысить голос свой и продолжаю, — прекрати, когда это было? Давно и неправда.
— От старый пень, давно и неправда! На той неделе, кто сбежал? Полдня возился с сараем, а потом бац, и след простыл, тьфу ты… — замолкает она, — я пошла, ты это, не засиживайся, — говорит мне, и легонько постучав по плечу, заходит домой.
Бывает, пью, сбегаю к соседу Петьке. Вдвоём веселее, да и не так тяжело на душе. Он — баловень судьбы, и жена — тихоня, и дети мастера своего дела. А я грущу. Галка моя бывает вреднющей. Боевая баба, если бы не она, загнулся давно. Когда чернуха заглотила и хотела утопить меня в своих бездонных круговоротах, меня Галка вытащила, петлю сняла.
Я рос счастливым. Детство, похожее на летний солнечный день, освещало и грело мне душу. Родители, такие тихие и мирные, обожали меня, баловать не баловали, куда уж там, страну поднимали, но их любовь я чувствовал до сих пор.
Так случилось, что незаметно вырос, повзрослел. Влюбился. Стал строить свою жизнь, мечтал о большой семье. Служил, защищал нашу границу вдоль Амура. Вернулся, начал работать на экскаваторе. Женился. Жили себе, дом обустраивали. Всё было хорошо, пока Галя моя не родила.
Здесь, моя жизнь и изменилась. Дочку выписали. Большеглазый смуглый кабачок смотрел на меня и причмокивал губами, в поисках теплой груди мамы. А Галка лежала в больнице. Что уж там природа устроила в женском организме, мне не понять, но Галине стало худо. С её-то организмом здорового кабана, а вот не справилась. Врачи её оставили в больнице, а мне сунули кулёк, вечно орущий.
Полгода прошло. Галку лечили, отправили в областную больницу. А я пытался вжиться в роль новоиспечённого отца. Спасала только её улыбка. До-о-о-чка. Весь мир готов был подарить, несмотря на вечную усталость. Я бежал домой, после молочной кухни, тащил в пакетах смеси. Заваривал ей душистую воду. Купал, а она смеялась мне в ответ бесшумной улыбкой. Те дни, были самыми трудными, и самыми счастливыми в моей жизни. Я любил. По-настоящему, по-отцовски.
Галка приехала домой бледная, худая. Я ревностно стал относиться к тому, что приходилось делить с ней дочь. А ей было всё равно кому улыбаться. Маленькая, счастливая, рада, что её берут на руки, утопают в объятиях. Жена всё поняла, не ругала. Мало ли, кто как любит. Кто-то чужим готов отдать или оставить чадо своё, а кто-то с родным человеком делиться не готов, одному всё мало.
Меня наказали. За жадность, за слепую любовь мою. Забрали дочь. Быстро и внезапно, когда ей не было года. Я не слышал врачей. Запил. Галка одна всё сделала: вызвала врачей, занялась похоронами. А я не чувствовал, боль в груди заглушала всё вокруг. Тогда-то моя милая и добрая Галина превратилась в скверную Галку. Ожесточилась.
С тех пор прошло много лет. Но бывают дни, когда пустые холодные ночи не дают мне уснуть. Заставляют вспоминать бессонные месяцы, такие счастливые для меня.
Я так и не смог вслух произнести Её имя. Имя дочери. Живу воспоминаниями. Галка привыкла. Нам больше не суждено было иметь детей. Так и живём вдвоём, одинёшеньки.
