— Не понимаю я, как ты так можешь? Домохозяйка! Это же с тоски сдохнуть можно! Я бы не смогла так! Забыть про себя как про женщину и уйти во все эти щи-борщи и детские неожиданности. Во что ты превратилась, а? А ведь была лучшей на своем курсе!
Ольга отставила в сторонку бокал и мягко улыбнулась.
— «Каждый выбирает по себе», Катюша. Помнишь? Я выбрала жить вот так. И меня все устраивает. Пока устраивает.
— А потом что? Устраивать перестанет, и ты станешь богиней юриспруденции? Да кому ты там нужна уже будешь, Оля? Мир на месте не стоит, а ты себя замуровала в четырех стенах и сидишь как принцесса в башне. Жизнь идет мимо! Ты это понимаешь?
Ольга не ответила. Ей было сейчас очень обидно. Почему люди считают, что всегда знают, как лучше для других? Почему считают правильным это свое «знание» непременно донести до окружающих, не заботясь о том, что могут задеть или обидеть? Тем более, когда эти окружающие не чужие люди, а те, кто был рядом так давно, что и не вспомнить уже сколько времени прошло со дня знакомства?
С Катериной Оля росла вместе. Сидели рядом на горшках в садике, потом за одной партой в школе, а позже учились в одном университете. Умницы, отличницы, родительская гордость безо всякого преувеличения. Они настолько хорошо знали друг друга, что им не нужно было пытаться подбирать слова или находить обходные маневры для того, чтобы донести свою точку зрения. Но, почему-то именно сейчас Ольга впервые об этом пожалела. Катя, конечно, умница, слов нет. И карьера, и семья, и прекрасно выглядит. Но, почему-то в последнее время стала очень уж резкой. Ольга не понимала, что происходит с подругой. Никогда раньше она не позволяла себе быть бестактной. Да и злой Катерина никогда не была. Напротив, именно она была рядом, когда мать Ольги попала в больницу. Катя нашла лучших врачей, договорилась о реабилитации, и беда прошла стороной, оставив лишь незначительные последствия. Ольга не знала тогда как и благодарить подругу, но Катя лишь отмахнулась от нее:
— Ой, перестань! Мне это ничего не стоило. Пара звонков и все. Зато тетя Тоня теперь почти в порядке, а ты не нервничаешь.
Ольга знала, что боевая «как конь Македонского», по ее собственному выражению, Катя, на деле была мягкой и ранимой. Знать об этом не дозволялось никому, кроме Ольги и Катиной матери.
— А то бояться перестанут.
— Катя, зачем тебе надо, чтобы тебя боялись?
— Долго объяснять. Если коротко, то пока авторитет наработаешь добротой – сто лет пройдет. А так – оп! И все твои. Люди ведь странные, Оль. Если человек к ним с хорошим, по-доброму, часто считают это за слабость. Пытаются пользоваться добротой, выгадывать что-то для себя. А, когда боятся, то все гораздо проще.
Ольга тогда спорить не стала. Она знала подругу совсем с другой стороны и ей было этого достаточно. Именно она, а никто другой, видела слезы Кати, когда ушел ее отец, променяв жену, с которой прожил без малого тридцать лет в браке, на молоденькую любовницу. Катя тогда билась в истерике, мечась по просторной своей квартире, купленной ей в подарок к свадьбе этим самым отцом.
— Да как он смел! Она ребенка ждет, представляешь?! Ненавижу!
— Кого? Ребенка? Брата своего или сестру? – Ольга укусила себя за язык, но было уже поздно.
Катя остановилась вдруг посреди комнаты, глянула на нее и выдохнула:
— Этот ребенок мне никто! Поняла? Никто! Никогда я его не признаю!
Ольга тогда молча встала, вышла на кухню, и вернулась с целой стопкой тарелок.
— Держи!
— Зачем это?
— Надо! – Ольга взяла первую тарелку из стопки и шарахнула ее об пол. – Давай!
Команда была принята к действию, и скоро весь пол был усыпан осколками, а Катя, разбив последнюю тарелку, рухнула на диван и разревелась.
— Почему? Оль? Почему он так с нами?
— Зачем тебе это понимать? – Ольга села рядом и обняла подругу. — Он уже это сделал. И у тебя два варианта. Первый – накручивать себя дальше, ненавидя его и желая ему всяческих несчастий. Вот только, будешь ли ты счастливой от того, что твои пожелания могут исполниться? Из песни слов не выкинешь, Катя. Он столько лет был тебе хорошим отцом. Ведь был? Ну вот. Это твои с ним отношения. А есть еще его отношения с твоей мамой. И там, насколько я понимаю, не все безоблачно? Так, может быть оставить им их отношения, а сохранить свои?
— Ты что такое говоришь?!
— То и говорю. Это сейчас ты кипятишься и зла на него, а пройдет время и все уляжется. Вот только сказанного или сделанного уже не воротишь. Дай время, Катя. И себе, и ему. Никто не заставляет тебя принимать сложившееся положение немедленно. Но, оно уже есть и никуда не денется. Так, может быть стоит просто взять паузу?
В тот вечер она убрала осколки, извинилась перед соседями Кати, которые прибежали спросить, что происходит, и уехала домой только когда убедилась – ее слова достигли цели. Катя больше не бушует. Она думает.
К чему мог привести этот процесс, Ольга знала, но решила все-таки подождать.
Это в детстве за Катиными раздумьями можно было ожидать чего угодно, вроде спрятанной в соседней группе детского сада одежки заклятого Катиного врага – Сашки. Тот не упускал ни единой возможности обидеть какую-нибудь девочку. Доставалось всем в группе, но Кате, почему-то, больше всех. И однажды она не выдержала. Потому, что невозможно все время терпеть, когда тебе в компот плюют или ломают только что законченную поделку. Мама Саши, которая пришла его забирать из садика, открыв шкафчик не нашла там ровным счетом ничего. Он был совершенно пуст. Учитывая то, что на дворе стояла зима, ее возмущение было понятно. Ольга, одеваясь, чтобы идти домой, поглядывала на подругу, но Катя делала вид, что ничего не случилось. Взявшись за руки, под бдительным взглядом Катиной мамы, которая забирала их в тот день из садика, девочки вышли на улицу и Оля, не выдержав, шепнула:
— А если догадаются?
Катя сердито шикнула на нее, оглянувшись на мать, а потом сказала:
— Ну и что? Главное, чтобы получилось!
В тот вечер из детской, где играли девочки, доносились такие взрывы хохота, что Антонина, придя за дочерью, насторожилась:
— Что это там такое веселье? Случилось что-то?
Нина, мать Кати, только пожала плечами в ответ. Она знала, что дочь все ей расскажет, но нужно было время и тишина.
Пока она не знала, что Катерина не только провернула целую операцию по изъятию Сашкиных шубы и теплых штанов, но и рассовала все это по разным шкафчикам в соседней группе. А главное, все это было сделано не только ею. Почти все девчонки в группе, за исключением «ябед», помогали ей, отвлекая воспитателя и нянечку. И мать Саши, ругаясь на чем свет стоит, разыскивала вещи сына почти час с помощью заведующей. А на все свои претензии получила единственный ответ:
— Воспитывать надо своего ребенка. Мы вас предупреждали. Сколько раз с вами беседовали родители и воспитатели? Сколько раз просили повлиять на Сашу? Вы услышали? Нет. Так, почему теперь жалуетесь? Вещи же не пропали? Все на месте.
— Я на вас в суд подам!
— Да ради Бога! Но, лучше бы вы направили ваше возмущение в другое русло.
Заведующая садиком была пожилой и давно уже наученной горьким опытом общения с такими родителями. Она прекрасно знала, что ни в какой суд эта женщина не пойдет, а ее сын, если не угомонится, будет отлуплен в раздевалке теми, кто это устроил, и растеряет окончательно свой авторитет. Прекрасно понимая, что подобное действие нельзя провернуть в одиночку, заведующая на следующий день пришла в группу, оглядела детей и погрозила пальцем Кате. Та улыбнулась в ответ так широко, что уголки губ суровой Галины Евгеньевны дрогнули и она пожала плечами:
— Что ты с ней делать будешь?! Бандитка!
Сашка от девчонок после этой истории отстал, и Катя «угомонилась» до поры до времени.
В следующий раз так серьезно Катя думала, когда Ольгин давний поклонник, девятиклассник Матвей, неожиданно объявил на всю школу, что бросает ее, хотя никаких отношений между ними не было даже близко. Ольга была на год младше его, ухаживания не принимала, сердито хмурясь каждый раз, когда Матвей ждал ее на крыльце.
— Не ходи за мной, Матвей! Пожалуйста! Зачем тебе это надо, а?
— Ты мне нравишься?
— И что? А ты мне — нет. Понимаешь? Нельзя же заставить кого-то испытывать симпатию?
— Можно! Куда ты денешься?!
Матвей был не слишком далеким парнем. И, когда понял, что Ольга знать его не хочет, просто распустил про нее грязные сплетни. Оля ревела, отказываясь выходить из дома, родители ходили к директору, а Катя думала. В итоге скандал, который разразился в школе, чуть не стоил ей хорошего аттестата.
— Ваша девочка… У меня даже слов нет! – мать Матвея жестикулировала так отчаянно, что Нина отошла в дальний угол кабинета директора. – Мой сын глаз теперь поднять не может! Мне его в другую школу переводить прикажете?
— Да! Именно так! Переводите. В отличие от вашего сына, моя дочь – гордость школы. Идет на медаль и ее потеря для имиджа заведения будет куда как весомее. Хотя, если вопрос будет стоять таким образом… — Нина глянула на директора школы, а потом продолжила уже уверенная в своей правоте. – Я переведу своего ребенка, но на проблемы вашего сына это никак не повлияет.
Скандал закончился не начинаясь. Мать Матвея документы из школы забрала, а Нина долго извинялась перед директором школы, прося прощения за действия дочери.
Катя рассказала матери все, не скрывая. И как писали записки Матвею, уговаривая прийти на свидание. И как осмеяли его потом целой толпой и гнали до дома, не давая обернуться под градом насмешек и сказать хоть что-то в свое оправдание.
— Катя! Так нельзя!
— А говорить про Ольгу, что она была с ним – можно? Мама, я не считаю себя виноватой!
— Я вижу… — Нина покачала головой, не зная, как быть. Уверенность Кати в том, что она все сделала правильно, была так сильна, что Нина поняла – ее ребенок вырос. И решение, которое она приняла, было не спонтанным. – Скажи мне только, как получилось, что он на это поддался? Как не догадался, что это розыгрыш?
— Время, мам. Мы же не делали это все сразу. Олю он обидел в октябре, а сейчас уже май. Вот и весь ответ.
Тем же вечером Нина уговорила мужа пойти прогуляться и серьезно переговорила с ним:
— Ты понимаешь, что происходит? Она же прирожденный лидер. А еще манипулятор страшный. Если за ней идут вот так, значит, она может убедить людей, управлять ими.
— Я тебя правильно понял? Ты думаешь, куда направить эти способности?
— Именно так. Пора выбирать вуз и, кажется, я знаю, что нам нужно.
С выбором родителей Катя согласилась. Не то чтобы ей нравилось командовать, но она тоже понимала – если эта способность в ней есть, то почему ее не использовать?
Крупная торговая сеть, где Катя теперь работала генеральным директором, процветала. И Ольга очень гордилась успехами своей подруги, но вовсе не готова была позволить ей манипулировать и собой тоже.
— Что молчишь? Сказать нечего? – Катерина сделала очередной глоток из бокала и принялась за стейк.
— Есть, Катя. Только, я лучше помолчу, ладно? А вот ты мне расскажи, что с тобой происходит?
— А что со мной? – Катя на мгновение перестала есть и подняла глаза на подругу.
Ольга, сидевшая сейчас перед ней, была мало похожа на ту девушку, с которой они взрослели вместе. Сейчас это была женщина, которая почему-то безмерно раздражала ее своим спокойствием. Как она может? Превратилась в истинную клушу и не считает нужным что-то менять! Разве может женщина опускаться до подобного уровня? Даже сейчас Ольга накрашена едва-едва, а ее джинсы модными были сезона три назад. Гладко убранные в просто «хвост» волосы, не слишком свежий маникюр и эта дурацкая привычка поглядывать на телефон. Звук же включен! Чего дергаться? Катя, конечно, понимала, что трое детей – это не кот начихал и случиться может все что угодно, но нельзя же вот так? Чтобы не позволить себе даже на минуту расслабиться!
— Да, Катюша, что с тобой? Ты вся на нервах.
Катя помолчала, сунув в рот очередной кусок мяса и размышляя о том, как ответить. Сказать все как есть? Стыдно… Но, с кем еще поделиться? Маму волновать не хочется, а больше у нее никого из близких и нет. При наличии родни, подруг и приятельниц, кроме Ольги понять ее не способен был никто, потому, что только она знала, какая Катя на самом деле.
— Вот.
Катя достала из сумки две фотографии и положила их перед подругой. На первой был ее, Катин, муж, Алексей, с какой-то девицей, а на второй – маленькая кареглазая девочка, чем-то напоминающая Катю в детстве.
— Объяснишь? – Ольга отодвинула от себя фото Алексея и взяла в руки фотографию девочки. – У нее глаза такие же как у тебя были, когда ты Сашкины варежки распихивала по шкафчикам.
— Именно. Я, когда ее увидела… у меня все внутри перевернулось.
— Кто это, Катюша?
— Анечка. Девочка из подшефного детского дома. Мы туда подарки отвозили недавно. Все дети вокруг прыгают, кричат «мама», а она в сторонку отошла и смотрит. Ольга… ей всего четыре. А она уже столько натерпелась…
Ольга подняла глаза на подругу, и не выдержав, спросила:
— Чего же ты боишься?
— Всего… — честно выдохнула Катя. – Себя боюсь, что принять не смогу, как собственного ребенка. Одна остаться тоже боюсь, хоть и понимаю, что вот это все мне совершенно не нужно! – Катя брезгливо отодвинула от себя фото мужа.
— Там все серьезно?
— Не знаю. Да и знать не хочу. Ты же знаешь, почему…
— Знаю. И потому не очень понимаю. Ты готова отдать свое вот так? Даже не спросив, а что там? Может и нет ничего.
— Может и нет. Но, я боюсь спрашивать…
Ольга кивнула и пожала плечами:
— Никогда не думала, что скажу тебе такое, то ты, Катя – балда! Чего тебе бояться? Ты, в отличие от меня, твердо стоишь на ногах. Это твои собственные слова. И переживать о материальном благополучии тебе не приходится. Сложно здесь только с твоими страхами не полюбить этого ребенка. Но, если ты так уж боишься, то может быть лучше и не стоит тогда?
— Как это?! – Катя чуть ли не взвилась с места. – И оставить ее там? Одну?
Ольга мягко засмеялась и снова взяла в руки фотографию девочки:
— У нее точно уже есть мама. Это я тебе говорю. А я знаю об этом чуть больше тебя, как ты понимаешь. – Ольга снова глянула на свой телефон. – Если ты думаешь о том, каково ей, больше, чем о себе, то ты точно готова. Ты думаешь, почему я стала домохозяйкой? Только ли потому, что работать не хотела? Нет, Катя. Вовсе не поэтому. Я скучаю по всему тому, что было частью меня до рождения Полинки. Первый ребенок – это всегда сложно. А когда ты к этому еще и не готова – то втройне. Ты же помнишь, какие планы у меня были? И карьера, и все прочее. Я шла к своей цели, расписав себе целый план. И это сработало во всем, кроме одного. Время. Когда мне сказали, что с каждым годом шансы родить все меньше, я решила, что – пусть! Если же няни, бабушка, муж. Без помощи я не останусь. Но, появление дочери все перевернуло с ног на голову. Я не смогла оставить ее. Не смогла оторваться даже на мгновение. Почему? А вот не спрашивай! Не знаю! Я была похожа на шимпанзе.
— Почему? – Катя удивленно подняла брови.
— Потому, что носилась везде с вцепившимся в меня младенцем. И мне это нравилось, Катюша. Нравилось настолько, что я растворилась в этом осознании себя мамой. На меня смотрели странно, но мне было совершенно все равно. Главным стало не это, а то, что Полин нос сопел, уткнувшись мне в грудь, когда она спала в «кенгурушке». Мне было неудобно, тяжело, невыносимо сложно иногда. И еще – очень страшно. Все ли я делаю правильно? Все ли так как надо? И только это меня волновало. Я почти перестала смотреть на себя в зеркало и опомнилась лишь тогда, когда поняла – что-то идет не так. Что-то не так со мной.
— Как ты это поняла?
— Не все и не сразу. Так, звоночки были. То муж поморщится, когда я потянусь его поцеловать, то в поликлинике странно глянут на мой наряд. А потом мама мне сказала все как есть. И я поняла, что за главным нельзя упускать второстепенное. Я собралась. С трудом. Даже не могу тебе объяснить, с каким. Оторвала от себя Полину. На час в неделю. Больше не смогла. И даже этот час давался мне с огромным трудом поначалу. Я звонила маме триста раз за это время. Пока она не пригрозила, что перестанет брать трубку или мне придется искать няню. На это я была совершенно не готова, поэтому послушалась ее. И, о, чудо! С моим ребенком все было в порядке, а я начала понимать, что могу что-то сделать для себя, не чувствуя себя виноватой. Маленькими шажочками я начала меняться и менять свою жизнь. И только у меня начало все получаться, как я узнала, что жду близнецов. И снова все по кругу. Только уже сложнее, потому, что двое, а еще потому, что уже начала понимать, как не надо.
— Получилось?
— Не знаю. Мне кажется, что не совсем. Но, все-таки я уже не так боюсь, а такая жизнь мне стала даже нравиться. Я люблю, когда дети приходят домой после школы и хватают с блюда горячие пирожки, рассказывая мне, как прошел день. Люблю отвозить их на занятия в секции, потому, что время, которое мы проводим вместе в машине — самое дорогое, что происходит со мной за день. Видеть их, чувствовать себя нужной им. Неотъемлемой их частью. Понимаешь?
— Не очень. Но, очень хочу понять.
— Катя, я хотела, чтобы у моих детей был дом. Не просто место, куда можно прийти после школы или занятий, чтобы сделать уроки и поспать, а настоящий дом. С папой, с мамой, с собаками-кошками, с теплом… Там, где тебя ждут, где ты нужен и важен. Где мать с отцом не ругаются, а готовы быть для тебя опорой и поддержкой. А как сделать это, если у тебя куча дел, работа и постоянный цейтнот? Приходится делать этот выбор. Не у всех он есть. У меня был, благодаря тому, что муж с мной был в этом вопросе согласен. И, хотя, я иногда думаю о том, сколько же я потеряла, приобретенное дает мне право полагать, что выбор мой все-таки был верным. Скоро они вырастут, станут самостоятельными и буду уже им не так нужна.
— Тебя это пугает?
— Честно? Немного. Но, с другой стороны, я понимаю, что тогда придет просто другое время. И готовлюсь к этому.
— Как?
— Учусь. Стараюсь не забрасывать совсем уж профессию. Да, я не работаю полноценно, но что-то сделать могу и не в офисе. – Ольга неожиданно рассмеялась. – Да у меня такой практики, как сейчас, не было никогда. Все соседи знают, куда надо бежать, если что-то случилось и нужна помощь юриста. И знаешь, что?
— Что?
— Лучше бы я в офисе сидела. Там хотя бы дела однотипные и по моему профилю. А тут – чего только нет. Но, я даже и рада отчасти. Не дает расслабиться такая «практика».
— Ты мне обо всем этом не рассказывала…
— А когда? Мы же в основном говорим, о чем угодно, только не обо мне, скучной и неинтересной. – Ольга подмигнула подруге и показала ей язык. – Кому интересны домохозяйки?
Катя покраснела и сердито надулась:
— Ладно! Нечего со мной местами меняться! Это я всегда ругаюсь, а ты – добрая. Вот и не выпендривайся!
Ольга рассмеялась так звонко, что официанты удивленно оглянулись.
— Не буду! Так что ты делать думаешь, Катерина? Как жить дальше?
— Не знаю пока. Одно я сегодня поняла точно. Я хочу, чтобы она спала у меня на руках… — Катя бережно убрала фотографию в сумку. – Хочу встречать ее из школы и кормить пирожками. Хочу, чтобы у нее было такое же будущее и такой же дом, как и у твоих детей.
— Лучше, если он будет не такой же, а ваш собственный, Катя. Не нужно подражать кому-то. Не нужно смотреть по сторонам. Потому, что то, что хорошо для одного, может быть вовсе неприемлемо для другого. Ты не сможешь так как я. Почему-то мне так кажется. И не надо! Твой ребенок будет гордиться тобой вне зависимости от того, какая ты, если будет знать, что его любят. А она будет это знать, я уверена.
— А если я не смогу, Оль? Если не смогу стать ей мамой? – Катя вдруг сжалась так, что Ольге стало ее жаль.
— Боишься – не начинай даже это дело! Иди к ней только тогда, когда поймешь, что готова. Потому, что потом поменять что-то будет уже нельзя. Это ведь не игрушка, а ребенок. Но, знаешь что?
— Что?
— Я тебя немного знаю, как ты считаешь?
— Ага…
— Тогда послушай меня. У этой девочки будет самая лучшая мама, которую только можно придумать. Но, только в том случае, если эта женщина перестанет бояться сделать что-то не так. Нельзя быть всегда и во всем идеальной, Катя. Это невозможно! И никому не нужно. Слишком идеальная женщина – это уже не женщина. Боишься – не делай. Делаешь – не бойся.
Холодный вечер опустился на город, заставляя прохожих утыкать носы в воротники и теплые шарфы. Фонари зажигались один за другим, освещая дорогу спешащим по своим делам людям. Кто-то бежал почти бегом, а кто-то еле плелся, то ли растягивая удовольствие от прогулки, то ли не спеша туда, где его не ждали.
Ольга натянула перчатки, выйдя на крыльцо ресторана, отвернула манжету пальто, глядя на часы, и быстро обняла подругу.
— Пора. Близнецов – в бассейн, Полю – на танцы. А еще к маме надо заехать. Ты как?
— В порядке. – Катя чуть улыбнулась. — В голове пасодобль, но уже правильный. Спасибо!
— Обращайтесь.
А спустя три года перед гостиницей в горах выгрузится из большого микроавтобуса такая компания, что хозяйка, которая выйдет встречать новых постояльцев, откроет рот, глядя на сразу двух беременных женщин, кучу ребятишек и немного ошалевших от гомона мужчин.
— Леша, вы вещи отнесите, а мы тут погуляем пока. – Катя ухватила под локоть Ольгу.
— Укачало? – Алексей глянул на жену и кивнул. – Ясно! Дети! За гостиницей есть каток. Кто хочет покататься?
Желающих нашлось немало и Катя удовлетворенно кивнула, глядя, как детвора запрыгала по сугробам, игнорируя расчищенные дорожки.
— Мама, а нам тоже можно? – маленькая девочка, тихо стоявшая возле Кати подняла карие глазищи и ухватила за руку мальчика, который подпрыгивал от нетерпения.
— Пап! – Катя обернулась к высокому мужчине, который выгружал из машины чемоданы. – Присмотришь за ними?
— Идите и ни о чем не волнуйтесь! Анечка, пойдешь с дедом?
Девочка кивнула и побежала догонять остальных.
Глядя им вслед, Ольга спросила:
— Успокоилась?
— По поводу папы? – Катя натянула на уши шапку и кивнула. – Да. Теперь уже, да. Мама мне рассказала, как все было. Оль, почему родители считают детей такими недалекими? Даже если эти дети уже давно выросли? Неужели нельзя было объяснить все по-человечески уже тогда? Что не живете вместе, а просто существуете и вид делаете только ради того, чтобы я не поняла ничего. И не было бы этих истерик, не было бы такого неприятия, а Денис узнал бы свою сестру, то бишь меня, на два года раньше. Разве плохо?
— Хорошо! Только где же, Катя, взять столько ума и фантазии, чтобы продумать все наперед? Мне кажется, что очень мало людей найдется, способных на это.
— Я хочу быть такой!
— А кто не хочет? – Ольга кивнула, ловя снежинки ладонями. – Смотри, как красиво! Просто сказка, да и только!
— Ага! – Катя подставила ладони и улыбнулась. – А хорошо, что мы поехали, правда? Я так долго сомневалась. Анюта болела весь прошедший год с такими редкими перерывами, что я уже бояться начала, чтобы это всегда так будет.
— Ты же знаешь, что нет.
— Знаю. Но, когда она лежит с температурой – у меня все внутри переворачивается.
— Вот! Это и называется – быть мамой. Ничего! Все это пройдет. Она станет старше, окрепнет, а потом и младший подрастет. И так быстро, что ты и не заметишь, как время пролетит.
— Не хочу упускать даже минуты. Я уже думаю, а не податься ли мне тоже в домохозяйки, Оль?
— Тебе? — Ольга смерила подругу взглядом, делая вид, что задумалась, а потом фыркнула. — Нет! Не получится из тебя приличной домохозяйки, даже не старайся! Типаж не тот! И готовить ты не умеешь.
— Научусь! — насупилась Катерина.
— Не поможет. Я же видела сумку с ноутбуком, который ты с собой привезла. Значит, будешь работать, несмотря на то, что в декрет ушла. Так? Вот и не морочь ни себе, ни людям, голову. — Ольга потерла нос варежкой и уже серьезно сказала, — Катя, делай так, как сочтешь нужным. Не оглядывайся ни на кого и ни у кого не проси совета. Хочешь сидеть дома и печь пироги — делай. Хочешь работать — вперед. Решать это только тебе и никто не может тебе сказать как лучше. Это решишь только ты сама. И только так будет правильно. Потому, что это твоя жизнь и она у тебя одна. Так и живи ее так, как считаешь нужным. Так, чтобы хорошо было тебе и тем, кого ты любишь.
Катя вдруг замерла на дорожке, к чему-то прислушиваясь и потянула Ольгу за руку, приложив ладонь к своему животу:
— Толкается!
Тишина обняла их, стоящих посреди зимнего леса, и укрыла пологом, спрятав от всех и вся. И под ладонями Ольги снова тихонько двинулось, затрепетало, а потом толкнуло так сильно, что она невольно засмеялась.